Крест Иоанна Кронштадтского

Юлия Алейникова, 2016

С особняком на углу Малой Никитской и Вспольного переулка москвичи давно связывают мрачные легенды. Ничего удивительного, что здесь являются привидения и оживают тени прошлого, ведь в этом тихом уголке старой Москвы жил сам Лаврентий Берия, всесильный и безжалостный палач, державший в трепете всю страну. Но легенды легендами, а журналистка Маша Семизерова действительно пропадает у дома Берии. Не исключено, что она попала в чужую эпоху по ошибке, и теперь остается только отыскать спасительный крест святого Иоанна Кронштадтского, который помогает всем, кто запутался в собственной судьбе и в блужданиях во времени…

Глава 4

Маша шагала по горячей летней мостовой, звонко стуча каблучками, чтобы не было так страшно. Она не любила ночные прогулки, не любила этот город и немного боялась его. Такой огромный, такой чужой, шумный, с широкими проспектами, запутанной, похожей на паутину гигантского паука подземкой, с немыслимыми расстояниями, вечными пробками. Иногда Машке до слез хотелось все бросить и вернуться домой. Но этот шаг стал бы признанием собственного поражения, слабости, несостоятельности. Недопустимо. Немыслимо. Невозможно.

Нет, после ее отъезда из дома два года назад, обставленного с такой помпой, о возвращении обратно и речи быть не могло. Хотя бы из-за родителей. Упрекать ее, конечно, они не будут, но жалость и перешептывания за спиной еще отвратительнее. А еще неизбежное «доченька, я же предупреждала».

Маша свернула в Гранатный переулок и, легко перескочив лужу, вспорхнула на тротуар. После дождя дышалось легко, пахло свежей зеленью и липовым цветом, воздух был приятный, влажный, а не сухой, пропаренный зноем, как в Сахаре. В Петербурге такая жара была редкостью, а в Москве — пожалуйста. Еще только начало июня, а Маша уже до смерти соскучилась по осени. Сегодняшний дождик показался ей просто манной небесной после трех недель удушающей жары. Маша вздохнула поглубже и почувствовала, что даже плечи ее расслабились, а сжатые крепко в карманах юбки кулачки разжались. И что она, дуреха, так дрожит? Все-таки центр Москвы, а не окраина какая-нибудь безвестная типа Бирюлева. Там она, кстати, до сих пор еще не бывала, только слышала о нем. Да и невелика потеря.

Вот и Вспольный переулок, короткая перебежка до Малой Никитской, а там уже и Большая Садовая, и, если повезет, она сядет в троллейбус и проедет пару остановок до дома. А может, и такси попадется. Такси, конечно, надо было вызвать заранее, еще от Лариски, но у той вечно такой тарарам, никогда с мыслями собраться не удается, и так она в гостях засиделась. Лариске хорошо, отоспится завтра, а вот ей, бедняжке, с утра на работу. Лариса была актрисой, причем вполне успешной, хотя до звезды ей было еще далеко, жила на Спиридоновке, до Машиного дома рукой подать, полчаса быстрым бегом, и вечно она у подруги засиживалась.

Как же на улице-то пусто! И вроде не поздно еще, только без пятнадцати два. И фонари светят как-то подслеповато, и мало их, и ни одной живой души вокруг. Тревога, недавно покинувшая Машку, снова отозвалась будоражащей, пощипывающей дрожью. Да что с ней сегодня? Что, она раньше по ночам не гуляла? Запросто, и в Москве тоже, и от той же Лариски не раз возвращалась. Может, это просто нервы? Машка оглянулась. Гранатный переулок, название какое красивое, был по-прежнему пуст, новые жилые дома за оградой мирно спали, потушив глаза-окна.

Маша свернула во Вспольный и тут же услыхала шаги. Тихие, словно издалека. Вспольный переулок, застроенный невысокими, старыми домами, такой уютный при свете дня, ночью выглядел глухо и неприветливо, угрюмый, настороженный, и ни одного жилого дома рядом. Шаги крались у Машки за спиной, подбираясь все ближе, шелестящие и оттого еще более пугающие. Но Машка, мужественно расправив плечи, панике решила не поддаваться, а просто прибавила шагу, стремясь поскорее добраться до Большой Садовой. Шаги стали быстрее, громче. Маша пошла еще быстрее, почти побежала, даже в боку закололо и икроножные мышцы свело от усилий. Бежать было бы легче, но бежать отчего-то казалось стыдным, точнее, неудобным. Дико в этом признаться, но Маша своим бегом боялась оскорбить идущего следом человека. А вдруг он никакой не маньяк, а просто случайный прохожий? А еще она боялась показаться смешной.

За углом на Малой Никитской послышался шум подъехавшей машины, потом — голоса, женские, переливчатые, и немного развязный смех. Похоже, что развеселая компания высыпала из машины на тротуар, и Машка, ободренная этими звуками, поспешила прочь из переулка. Кто бы ее ни преследовал, она его больше не боится.

Выскочив из-за угла, Машка почти затормозила от растерянности. Улица оказалась темной, от асфальта парило, густая дымка стелилась над тротуаром, словно туман над болотом, высоко не поднимаясь. Слабый желтый свет лился из подъезда голубого особняка, стоявшего на углу Малой Никитской и Вспольного переулка, едва достигая края тротуара. Никакой машины не было. Спешившие за ней шаги смолкли, словно увязнув в этом странном парящем мареве. Машке отчего-то стало не по себе, она поспешила в желтое пятно света и едва успела затормозить перед невысоким лысым мужчиной. Откуда он взялся? Из тумана, наверное, а вон и машина черная, потому и не заметила ее сразу. Мужчина поддерживал под локотки сразу двух подвыпивших девиц, точнее, они на нем висли. Сперва Машка их не заметила, ей показалось, что на улице уже никого нет, наверное, со страху. Девицы были ярко размалеванными, в каких-то нелепых нарядах, одна даже с драной кошкой на плечах. Возле мужчины тут же появился охранник, угрюмый такой тип, одетый в несуразно широкие брюки. Вообще компания выглядела странновато, и Машка собралась ее поскорее обойти, но встретилась взглядом с лысым и почувствовала какую-то предательскую слабость в коленках, голова закружилась. И запах — сладкий, тошнотворный, духи, что ли, такие? Смех девиц вдруг показался каким-то очень далеким, а вот темные пронзительные глаза за стеклами круглых немодных очков, наоборот, очень близкими и даже огромными, а потом все закружилось, помутнело… И эти шаги…