Сжигая мосты

Юлия Александровна Гатальская, 2015

Что-то происходит в чете Власовых. Марк полностью погружен в работу, Вероника занята домом и воспитанием трёхлетней дочери Кати. Секс уже не такой горячий, да и сами отношения между молодыми супругами заметно охладели, но все продолжают делать вид, что всё в порядке, изображая счастливую семью. До тех пор, пока однажды вечером Вероника, возвращаясь с Катей из магазина с новогодними покупками, не увидела своего мужа сквозь стекло дорогого ресторана в обществе шикарной платиновой блондинки…

Глава 5

POV Вероника

Я смутно помню, как наскоро собрала самые необходимые вещи для себя и Кати, ведомая лишь одним сильным желанием поскорее вырваться из этого дома, ставшего в одночасье таким ненавистным для меня. Дочь совсем не радовалась перспективе поехать в гости к дедушке, не попрощавшись с отцом. Пришлось соврать ей, что папа занят на работе ещё больше прежнего, и что он скоро приедет нас навестить. На самом деле мне не хотелось даже разговаривать с Власовым, не говоря уже о том, чтобы видеться. Мне больше всего на свете сейчас хотелось забыть его имя, его голос, его лицо. При воспоминании об ослепляющем взгляде Марка у меня невольно защемило в груди, отчего я машинально сжалась, обхватив себя руками, чтобы хоть как-то облегчить невыносимую боль.

Побросав сумки в багажник своего мини вена, я усадила дочь в автомобильное кресло и села за руль. От нервного напряжения и бессонной ночи руки тряслись так сильно, что я не с первого раза смогла попасть ключом в отверстие зажигания. Наконец мотор зажужжал, и этот звук как-то успокаивающе на меня подействовал. Я сильнее сжала руль пальцами, пытаясь унять дрожь, и какое-то время просто сидела и вслушивалась в шум равномерно работающего двигателя. После сегодняшней ночи мне казалось, что мое сердце стало работать беззвучно, почти неслышно, словно та боль, которая разъедала его изнутри, не давала ему биться в полную силу. Я знала, что оно всё ещё продолжает гнать кровь по венам только потому, что у меня было ради кого оставаться живой, именно поэтому я все ещё ощущала его слабые толчки. Я была уверена, что если бы не Катя, моё сердце остановилось бы в ту же секунду, когда Марк признался в своём предательстве.

Я вспомнила, как впервые узнала о своей беременности и безграничная нежность к ещё даже не сформировавшемуся ребёнку заполнила моё сердце. Оно как будто разделилось пополам в тот миг. Одна его половина принадлежала Марку, вторая же была для Кати. И вот теперь одна часть этого сердца умерла, и оно уже не может так слажено работать, как двигатель моего нового автомобиля. Я была уверена в том, что, в отличии от металлического мотора, мне вряд ли когда-нибудь удастся восстановить двигатель моего организма, изношенного до состояния утилизации всего за одну ночь.

Взглянув в зеркало заднего вида, я увидела Катюшку, которая тоже была погружена в какие-то свои детские размышления. Она молча смотрела в окно, и её грустный взгляд говорил о том, что мысли её были отнюдь не веселыми. Мне стало ещё больнее оттого, что хоть и не по своей вине, но всё же именно я причиняю страдания своему ребёнку. Ещё вчера она в отличном настроении украшала дом и наряжала елку в ожидании своего папы, а сегодня я ни с того ни с сего резко срываюсь и увожу её в Сосновый Бор от отца, от привычной для неё жизни. Сейчас она ещё даже не догадывается о том, что случилось и что ещё случится, но уже интуитивно предчувствует неладное. Моё заплаканное лицо, растерянный взгляд и красные от бессонницы глаза скорее только подтверждали догадки дочери, хоть я и пыталась делать вид, что всё в порядке, натянуто улыбаясь через силу. Дети всегда хорошо ощущают настроение матери, как бы искусно она не пыталась его маскировать.

— Малыш, всё будет хорошо, мы только поживём немного у дедушки, — попыталась я взбодрить дочь, хотя голос мой звучал фальшиво.

— Но как же украшения и ёлка, — Катя смотрела на меня обиженным взглядом, не понимая, почему я приняла решение уехать именно сейчас. — Папа ведь так и не увидел, как мы красиво всё сделали?

Я молчала, выруливая из гаража и одновременно обдумывая, что ей ответить. Скрывать от неё правду долго не получится, но и рассказать всё прямо сейчас я была не готова, я боялась её реакции, боялась за её детскую психику.

— Детка, папа обязательно оценит наши труды, не волнуйся. Просто он очень занят на работе и не сможет провести с нами праздники, поэтому я решила поехать к дедушке. Знаешь, дедушка Миша скорее всего ещё не покупал ёлку, мы попросим его выбрать для нас самую большую и украсим её как ты захочешь, хорошо?

Мой отвлекающий маневр с ёлкой подействовал как нельзя лучше, улыбка тут же поселилась на лице моей дочери и она радостно захлопала в ладоши.

— Самую большую? Ура!!! А можно мне с ним в лес пойти за ёлкой?

— Детка, в лесу срубать елку нельзя, их выращивают в специальных питомниках на такие случаи, но, я уверена, дедушка возьмёт тебя с собой в пункт продажи, — постаралась я улыбнуться ей в ответ.

Какую-то часть пути мы ехали молча. Катя с любопытством глазела на вид большого, кипящего бурной жизнью города, который вскоре сменился спокойным лесным пейзажем. Обилие белого цвета за окном вперемешку с коричневым, монотонный рёв двигателя и плавное движение по дороге сделали своё дело и вскоре дочь задремала, а я смогла больше не притворяться, изображая беспечность. Выехав на основную трассу, я надавила на газ, заставляя мотор шуметь ещё громче, как будто это могло помочь мне избавиться от боли и пустоты в груди. Может быть, впервые в жизни мне захотелось почувствовать скорость, ощутить прилив адреналина, увидеть боковым зрением, как деревья за окном сливаются в широкую коричневую-зелёную полосу…

Я так погрузилась в новые для себя ощущения, что опомнилась только тогда, когда ненароком бросила взгляд на спидометр и увидела, что его стрелка приближалась к ста шестидесяти километрам в час. Нога автоматически потянулась к тормозу, а кровь хлынула к лицу от осознания того, какой опасности я только что подвергла жизнь своей дочери, поддавшись порыву и разогнав автомобиль на припорошенной снегом трассе. Я никогда раньше не нарушала правил, я была воспитана на уважении к закону, ведь мой отец Михаил Александрович Новиков — начальник отдела МВД по городу Сосновый Бор Ленинградской области. Да и скорости я скорее боялась, хоть инстинкт самосохранения у меня не сильно развит, с моим-то «везением» вечно попадать в неприятности. Непонятно, что вдруг на меня нашло? Хотя такому необычному поведению я могла найти оправдание: я подсознательно стремилась забыть прошлую жизнь, а для этого мне нужно было и самой измениться, поменять свои привычки, своё поведение, свои черты характера, свои взгляды на жизнь, стать другой, чтобы ничего не напоминало мне о нём. Это своего рода защитная реакция организма, облегчающая ему привыкание к новым условиям. Если же говорить словами Дарвина, я эволюционировала, медленно, не спеша, но уже начинала приспосабливаться к новой жизни и первым шагом, судя по всему, стала зарождающаяся любовь к скорости и небольшое пренебрежение правилами дорожного движения.

За этими размышлениями я не заметила, как Лебяжье давно уже остался позади, а указательный знак сообщил мне, что я въехала в черту города, являвшегося до недавнего времени одним из 33 городов России, официально закрытых для посещения без специального пропуска — Сосновый Бор. Причиной закрытия — наличие в нём НИТИ им. А. П. Александрова, воинских частей и существование погранзоны вокруг города. Радовало, что ограничение на въезд отменили и достаточно предъявить паспорт РФ, чтобы попасть в него. Сердце снова защемило, когда я проехала мимо среднеобразовательной школы №9, воспоминания шквалом нахлынули на меня, заставляя предательские слёзы навернуться на глаза. Вот я вхожу в кабинет биологии и анатомии после того, как меня перевели в противоположный класс, вентилятор у доски развивает мои и без того непослушные волосы, вот я ищу глазами свободное место и вижу его, парня моей мечты, богоподобного Марка-Чёрт-Бы-Тебя-Побрал-Власова! Я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, не хватало ещё, чтобы мой отец встретил свою дочь с зарёванным лицом, да и Катя уже начала просыпаться. Неужели я хоть и мысленно, но выругалась, причём не просто выругалась, а сделала это в его сторону? Похоже, моя собственная эволюция продвигается быстрее, чем можно было предположить. Раз уж я нашла в себе силы обругать Марка, видимо, моё сознание окончательно поверило в случившееся и убедилось, что половина сердца, принадлежавшая когда-то ему, растоптана окончательно и бесповоротно. Процесс запущен и теперь его уже не остановить. Сама я пока не понимала, радоваться мне таким скорым переменам или нет, одно было ясно — время покажет.

Мой отец жил на окраине города, в частном доме на проезде Энергетиков, он всегда ненавидел многоэтажные блочные дома, в которых люди, по его мнению, живут как муравьи, с одной лишь разницей, что каждый сам по себе и порой даже не знает имен соседа снизу или сверху. Подъезжая к дому Новиковых, в котором я выросла, я постаралась нацепить на своё измученное лицо выражение спокойствия. Я решила рассказать отцу правду, скрывать поступок Власова не было никакого смысла, всё равно рано или поздно это всплывёт наружу, да и с какой стати мне его выгораживать, сохраняя его репутацию идеального мужа и отца?

Припарковав мини вен рядом с домом, я взяла Катюшку на руки и направилась к дому, из входной двери которого уже выбегал его хозяин.

— Привет, папа! — поздоровалась я, выдавив нелепую улыбку. — Поможешь с сумками? Они в багажнике.

— Привет, дорогая! Привет, малышка! — обратился он к внучке, и та абсолютно искренне улыбнулась ему. — Идите в дом, я сейчас всё принесу.

Я благодарно кивнула отцу и зашагала по дорожке, крепко держа на руках всё ещё сонную дочь. В доме пахло какой-то едой. Судя по тому, что мой отец совершенно не умел готовить, это был скорее всего какой-нибудь полуфабрикат, разогретый в микроволновой печи или духовке. Мы разделись и прошли на кухню, чтобы помыть руки. В микроволновке действительно крутилась замороженная пицца.

— Мама, я хочу кушать, — проговорила Катя, желудок которой среагировал на аппетитный запах полуфабриката.

— Сейчас, детка, посмотрим, что тут есть у дедушки в холодильнике, — ответила я, не намереваясь кормить ребёнка подозрительной едой.

В холодильнике нашлось пяток яиц, молоко, пара помидоров и я решила быстренько приготовить омлет. Пока я взбивала яйца и нарезала помидоры, отец перетаскал все наши вещи наверх. В доме имелось всего две спальни, значит, нам с Катей придётся пока пожить в моей старой комнате вдвоём.

Я достала готовую пиццу из печи и выложила омлет на тарелку. Катя тут же взялась за вилку, не забывая предварительно подуть на горячие кусочки омлета. Мне же кусок совсем не лез в горло.

— Вижу, моё угощение вам не по душе? — стеснительно улыбаясь, спросил только что вошедший хозяин дома.

— Пап, ты же знаешь моё отношение к полуфабрикатам. Извини, нам приятно, что ты старался, но придётся тебе самому её прикончить.

— Ну ладно, — пожал плечами мужчина и сел за стол напротив Катюшки, предварительно достав из шкафа вилку и нож. — Вы на все праздники приехали? Марк когда подъедет? Вы обычно у них останавливались, дом-то у доктора Власова куда больше моего, а тут и меня вдруг осчастливили.

Я нервно сглотнула, услышав имя мужа, и устремила свой взгляд в стакан с водой, который вертела в руках, лишь бы не смотреть в глаза отцу.

— На все праздники, пап, а может и дольше. Я тебе позже всё расскажу, ладно, — я многозначительно стрельнула взглядом на сосредоточенного на поглощении пищи ребёнка.

— Э-э, ну хорошо, — растерялся отец, явно не ожидая такого ответа.

Повисло неловкое молчание, которое как нельзя кстати нарушила Катя:

— Деда, а когда ты поедешь за ёлкой?

Мужчина закашлялся, поперхнувшись куском пиццы, виновато поднимая на внучку взгляд.

— Вообще-то я не планировал украшать дом хвойными деревьями… — он осекся, наблюдая, как широкая улыбка медленно, но верно сползает с лица моей маленькой дочери. — Но если ты хочешь…

— Хочу! Хочу! — перебила его Катя. — Пойдём сейчас?

— Детка, дедушка уехал с работы, чтобы нас встретить, и ему сейчас пора снова возвращаться в отделение, да и ты устала с дороги, так что сегодня не получится, — как можно спокойно, но в то же время настойчиво ответила я.

— Но я хочу сейчас! — запротестовала дочь.

— Катюша, — ласково остановил её дедушка, — завтра суббота и я не поеду на рыбалку, а мы с тобой прямо с утра отправимся за ёлкой, как тебе?

— Ну ладно, — согласилась Катя. — Только можно я буду выбирать ёлку?

— Конечно можно!

Следующие несколько часов мы с дочерью провели, убирая комнату от приличного слоя пыли, распаковывая вещи и складывая их в мой старенький шкаф. Я никогда не любила обилие одежды, а теперь даже радовалась, что взяла с собой так мало, больше бы в это деревянное чудовище на кривых ножках не вместилось. Игрушки Катюшки, расставленные по комнате, придавали ей привычную атмосферу и уют.

Закончив, я решила, что необходимо навестить супермаркет и запастись продуктами. Катя только обрадовалась перспективе выйти на улицу. В магазине она хватала с полок всё подряд и бросала в свою маленькую тележку. Я разрешила ей такую вольность только с тем условием, что позже она всё положит на место. Ещё с тех самых времен, когда мы с Марком были студентами, и нам приходилось экономить на всём, потому что Власов не хотел вешать на своего отца обеспечение своей семьи, и я была с ним в этом согласна, я привыкла покупать продукты только согласно заранее составленному списку. Иначе дома оказывались горы печенья, конфет, кукурузных хлопьев, плавленого сыра и прочей ерунды, которые потом месяцами лежали в шкафу или холодильнике, пока не летели в мусорное ведро по истечению срока годности. Не говоря уже о каких-нибудь ненужных вещах типа запасной скатерти или нового чайника, заполонявших нашу и без того на тот момент мизерную квартирку.

Купив всё необходимое, мы вернулись в дом моего отца. Катя уселась в гостиной смотреть мультики, а я отправилась на кухню, чтобы заняться готовкой. Пока я чистила и нарезала овощи для рагу, я думала о предстоящем разговоре с отцом. Нужно будет как-то помягче ему рассказать, иначе Власов рискует получить пулю в лоб из табельного оружия Виктора Александровича. При мысли о муже, боль снова дала о себе знать. Не то, чтобы она утихла или ушла, нет, она прочно засела в груди и непрерывно зудела там всё это время, словно противный сосед, сверлящий стену в раннее утро воскресенья. Но при даже мысленном произношении его имени она резко усиливалась, переходя из разряда ноющих в колющие и режущие. Власов до сих пор не звонил, значит, ещё не знает, что мы уехали, это к лучшему, я не выдержу разговора с ним.

В семь вернулся мой отец как раз к моменту готовности ужина и мы все вместе поели. Позже я искупала дочь и уложила её спать, положив рядом её любимого белого медвежонка и оставив включенным ночник по её просьбе. Спустившись вниз, я застала отца за просмотром вечернего выпуска новостей, но он тут же оторвался от телевизора, как только заметил моё присутствие в гостиной.

— Ну, я себе места не находил весь день, что у вас стряслось? — серьёзно спросил он.

Я поёжилась и обняла себя руками, пытаясь согреться. Не разжимая рук, я прошла в центр комнаты и села в кресло рядом с диваном. Папа продолжал наблюдать за мной с настороженным видом.

— Мы с Марком разводимся, — выпалила я, не глядя в глаза отцу, как будто в этом была моя вина.

Мужчина какое-то время не мог поверить услышанному, но потом всё же выдавил из себя короткий вопрос:

— Почему?

— У него появилась другая…

— Что? Какого… Я знал, я так и знал, что этот папенькин сынок еще не нагулялся! А ведь руки твоей просил, как положено!..

— Тише, папа, Катю разбудишь…

— Как тут можно тише? Зачем я только разрешил тебе выйти за него в восемнадцать-то лет? «Люблю, жить без неё не могу!» — передразнил он слова Марка, сказанные почти шесть лет назад.

— Папа, это может случиться с каждым… Вспомни маму…

Отец застыл, переваривая мои слова.

— Именно поэтому я был против вашего брака в столь раннем возрасте. Сам я уже давно понял, что ничего хорошего не выйдет, если жениться сразу после школы! Нет, ну каков подонок!

— Папа, — осекла я его.

— Что ты теперь думаешь делать?

— Поживу пока у тебя, если позволишь. Закончится бракоразводный процесс, буду думать, что делать… Найду какую-нибудь работу в Сосновом Бору…

— Так, нужно твою старую комнату отдать Катюшке, а сама переезжай в мою спальню…

— Нет, папа, я не хочу выселять тебя из твоего собственного дома!

— Вероника, я всё равно постоянно засыпаю перед теликом на диване и моя кровать пылится там без хозяина, так что можешь смело там устраиваться, как тебе пожелается. Я и в гостиной поживу, мне тут нравится.

— Но как же твои вещи?

— На работу я хожу в форме, а все мои основные вещи — это рыбацкие принадлежности, резиновые сапоги и снасти — находятся в кладовой, а пара футболок влезет и вон в тот старый комод, — он указал в угол комнаты.

— Спасибо, папа, — я неуклюже обняла его.

— Всегда рад быть полезным, мышонок, — отец смутился не меньше меня. — Иди спать, ты устала, завтра всё подробно обсудим.

Я поднялась в комнату отца и прямо в одежде свалилась на кровать. Мысли кружились в моей голове. Где-то в глубине души я была удивлена, что Марк за целый день не позвонил. Да, я сама его выгнала, но неужели он так легко расстался с прошлой жизнью, со мной, с дочерью. Казалось, меня это не должно волновать, но я волновалась за Катю. Как он мог вот так забыть о её существовании, даже не удосужившись узнать, куда мы уехали. Или он думает, что мы продолжаем жить в его доме и пользоваться его кредиткой, что не мешает ему со спокойной совестью проводить время с этой блондинкой? Я вдруг поняла, что начинаю чувствовать к Марку злость. Пустая половина сердца нуждалась в заполнении и начинкой разбитому сердцу хорошо может послужить неприязнь, злость и обида, ведь для любви там больше нет места, она испарилась, оставив после себя лишь горький привкус боли и разочарования. Я злилась на Марка не из-за того, что он предал меня, это можно было ожидать, и в глубине души я всегда считала себя не ровней ему. Такие красавцы всегда пользуются успехом у девушек, что нельзя было сказать обо мне. Я все семь лет, пока мы были вместе, не могла поверить своему счастью, и вот теперь оно и вправду разрушено. Я злилась на Марка из-за его пренебрежения дочерью, она — самое дорогое, что есть у меня на этом свете, и мне больно, когда кто-то её обижает, особенно, если этот кто-то — её отец, которого она обожает. Боль в груди пульсировала, не давая мне уснуть, а злость и обида на Марка за дочь всё росла. Я не могла сказать, что ненавижу его, нет, невозможно в одночасье возненавидеть того, кого ты боготворила на протяжении стольких лет, но злиться на него я была вполне способна.

Нет, я не буду звонить ему, пусть это останется на его совести. Если ему не нужна дочь, что ж, так и быть, обойдёмся без его участия. Я буду уделять ей столько внимания и дарить ей столько любви, что она быстро забудет о существовании Марка. Я сделаю всё, лишь бы она была счастлива. Завтра же подам на развод. С таким волевым решением я провалилась в беспокойный сон.