Родительский Дом

Юлия Анатольевна Чумак (2024)

Книга для взрослых детей. Поможет вспомнить о самом родном, самом главном доме. Месте где мы выросли, месте в которое кто-то все еще может вернуться, а для кого-то оно осталось лишь в воспоминаниях, но таких теплых и душевных. Порой грустных, порой воодушевляющих, но глубоко сокровенных.

Мой буфет

И в каждой вещи из родительского дома

Частичка нас осталась навсегда…

Сколько себя помню, он всегда был там, на кухне у стены, слева от входа. Массивный, величественный, стоял, широко расставив короткие толстые ножки и выпрямив спину. Вокруг него происходили события, сменялись поколения. Выросли моя старшая сестра и брат, подрастала я, вот уже и детей

сестры измеряют по его откидной дверце, она чуть выше обеденного стола.

— Ну куда ты несешься? Видишь, я тесто завожу! — ворчит мама, вытирая руки о передник и рассматривая шишку. Племянник хмурится, шоркая ушибленный лоб.

— Смотри-ка, дорос! Еще вчера спокойно пробегал под открытой столешницей.

Грозит пальцем.

— Впредь будешь осторожней!

Потом жалеет.

— Ничего, об этот угол и мамка твоя, и дядя бились, все выросли, до свадьбы заживет!

И сокрушается.

— Теперь глаз да глаз, остается только ждать, когда перерастет!

В боковую дверцу вставлен хитрый замочек с шариком, стоит потянуть на себя, шарик прокатывается и высвобождается из металлической планки.

«Щелк!» — Дверца открылась.

«Щелк!» — Закрыто! Настоящая веселая музыка.

«Щелк, щелк!»

Звук протяжный и звонкий, тонко отдается эхом по квартире, незаметно эту дверцу открыть нельзя. За дверцей прячутся лекарства, завернутые в бумагу, бутылочки с микстурами и травы в хлопковых мешочках. Зверобой — от простуды и поднять иммунитет. Пижма — если живот прихватит. Душица — хорошо успокаивает. Тысячелистник розовый — женский. Белый — мужской. Запахи смешались и пропитали дерево, пахнет осенью.

Внизу буфета ездят по полозьям половинки. Нужно взяться за круглую выемку и потянуть — не всегда получается. Но там, между мешками с крупами, можно найти сгущенку или конверт с леденцами, если повезет. Сушеный компот, дольки яблок, сладко-кислые, такие вкусные, что слюна брызжет, — невозможно не стянуть горстку. Сверху, за откидной дверцей, прячутся разномастные пузатые сахарницы, горшочки с вареньем, медом и приправами. Кто и когда их приобретал, от каких они сервизов, почему собрались здесь? В какое это было время? Загадки, над которыми можно долго размышлять. Еще выше — выдвижные полочки, рядами на них уложены вилки, ложки, ножи. Это слева, а справа всякая всячина. Здесь, если скучно, можно порыться. Чего тут только нет! Настоящие сокровища. Куски бечевки, разноцветные стеклышки — через них все становится другим. Крышечки и пробки, свечи. На самом верху, за стеклами, прячется большой столовый сервиз, дотянуться до него в мои восемь лет можно, только если встать на табуретку. Огромные блюда с синей, голубой и золотой каемкой, тарелки, салатницы и толстобрюхая супница с небольшими ручками, расставленными в боки. Зачем ее слепили, если суп живет в кастрюле? Она как бабушка в накрахмаленном воротничке. Уже почти не двигается с места, но хранит память о том времени, когда никто никуда не спешил, а ей супнице, оказывались почет и уважение. Ее торжественно ставили в середину большого стола и доверяли хранить тепло с любовью приготовленной пищи.

…Буфету нигде не нашлось места, когда родительский дом безвозвратно разбирался по частям и рушился. Как же часто это случается, отчего-то быт, гордость, спешка, другие взрослые потребности вытесняют любовь, оказываются важнее тех истинных, всеобъемлющих, основополагающих вещей, о которых нельзя забывать.

Буфет не жаловался, не стонал и не плакал, молча и с достоинством держался, когда его, опустошенного, грузили в машину и отправляли в гараж. Он не входил вплотную к стене, и поэтому пришлось слегка подпилить ему ноги, он выдержал и это. Силуэт в темноте лишь принял надменное очертание. В последний раз прокрутился шарик, скрипнула дверца — и сердце старого друга затихло навсегда…