Канон

Юлия Архирий

Странствуя во многих альтернативных реальностях, живя на пересечении абсолютно разных миров, невозможно остаться отстранённой, не сделать попытку запечатлеть пережитое…В то же время, в нас всегда остаётся нечто неизменное — то, что собирает, сплавляет в единый уникальный узор разрозненные кусочки жизни.Как неизменна концепция готического собора, так, при всех метаморфозах, неизменна идея человека — крестоносца, крестьянина, святого, монахини, королевы — и человечности.

«По золоту полей инициалов…»

По золоту полей инициалов

Гуляют сизо-синие драконы.

Лев пышногривый, жёлтый, мягкой лапой

Касается плетенья трав и веток —

Готических орнаментов витья —

Где спелых, алых ягод земляники

И белых звёзд цветов её не счесть.

В овале медальона, столь же синем,

Как небо ночи, всадники навстречу

Друг другу скачут, обнажив мечи.

Их лошади так тонки, грациозны,

Что, кажется, танцуют странный танец,

Причудливый и нервный, меж плетей

Аканфа и неведомых плодов.

И Царь Давид, Архангелом храним,

Лежит с сунамитянкой златокудрой…

О, Мастер из Имолы! Свет листов

Руном ложится агнцевым на сердце.

Пергамент дышит терпкостью, насквозь

Пропитан ароматами столетий.

Бродя по малахиту маргиналий

Ломбардского миссала, со страницы

Вот-вот сойдут охотники с борзыми,

И Ангел в тишине прошелестит

Прохладными крылами подле уха,

Оставив мироносицам гирлянды

Розеток и епископа Феррары

С тиарой белой в медальоне герб.

О, Мастер из Имолы, что ты ведал,

Когда тончайшим золотом сусальным

Ты, не дыша, едва касался складок

Святых одежд Младенца и Марии?..

Из полутьмы скрипториев, при слабом

Мерцанье умирающих светилен,

Рождались часословы, градуалы,

В сафьяновых тиснёных переплётах

С обрезом золотым — навстречу дню —

Пусть зимнему, короткому, но всё же

Спешащему на смену долгой ночи.

Тогда, в сиянье золота литого,

Сквозь хаос виноградных лоз и гроздий,

Вдруг прорастали буквы, отворяя

Бездонных книг заветные врата —

С печатями на титульных листах,

Пометами, рисунками владельцев,

Узорами безвестных монограмм,

Экслибрисами крышек переплётов,

Маркиза Монферра, семьи Компенов,

Виконта Сен-Валье и де Фревилей,

Брюссельского каноника ван Хамме,

Князей фон Хохберг-Плесс… Вдруг меж листов —

Скупая полувыцветшая запись:

«Год тысяча триста сорок седьмой…»