Третье правило кошек. Скелеты в шкафу

Юлия Боровкова

Белая уличная кошка снова приходит на помощь человеческой семье. Почему люди лгут себе и другим, можно ли жить иначе и что за скелеты скрываются в бабушкином шкафу? — Распутать такой клубок проблем под силу только самым умелым лапам.

Глава 1. Первые догадки

Оказавшись в новом доме, Белая наблюдала. Чтобы разобраться в тонкостях отношений между людьми, требовалось немало времени. В семье Риты ей пришлось сначала подружиться с другими кошками, чтобы те помогали, а не мешали вести их хозяев к цели. «Мое предназначение — помогать другим кошкам выполнять свою роль», — вспомнила Белая давний разговор с Бату и Нишкой. Если она тогда и слукавила, то лишь самую малость, ведь все кошки посылались в этот мир с той же целью — делать лучше его и живущих в нем людей. Здесь же других питомцев не оказалось, значит, надеяться приходилось только на себя. Это одновременно и упрощало, и усложняло задачу — не нужно опасаться, что кто-то сорвет твои планы, но и подспорья ждать не приходится. Впрочем, Белая не торопилась. Поспешишь — кота насмешишь.

В квартире Леши кошка насчитала три комнаты. В самой дальней жила бабушка Татьяна Васильевна, строгая дама, проявившая к Белой неожиданную благосклонность и давшая ей имя Клеопатра, сокращенно Клео. Разгадка этого поступка была проста — Татьяна Васильевна, доцент кафедры востоковедения, посвятила свою жизнь изучению Древнего Египта и невольно переняла многие черты жителей той эпохи. Как известно, древние египтяне поклонялись кошкам. Татьяна Васильевна, конечно, была женщиной современной и очень разумной, поэтому держать дома объект поклонения не стремилась: культ культом, а клочки шерсти по углам — это клочки шерсти по углам. Однако среди толстенных книг в ее шкафу стояла фигурка Бастет¹, а фотоальбом распух от еще черно-белых снимков поездки советской студентки Тани на раскопки города Бубастис, посвященного этой богине.

Бабушкин книжный шкаф являлся, как принято выражаться у архитекторов (и немножко — у археологов) доминантой пространства. Все в комнате вращалось вокруг него. Леша порой думал, что и сам дом строился вокруг этого массивного деревянного изделия. Белая, конечно же, так не считала (она вообще не задумывалась о подобных вещах), но мимо шкафа проходила с осторожностью и даже почтением.

Шкаф населяли книги — тонкие и толстые, важные и потрепанные. Татьяна Васильевна очень дорожила ими. Тяжелые плотные шторы скрывали окно, чтобы редкие издания не выгорели на солнце. Мягкий ковер на полу гасил топот шагов, чтобы полки шкафа не вздрогнули ненароком. Стеклянные дверцы защищали книги и богиню Бастет от Лешиного любопытства — ему разрешалось подходить к шкафу лишь в присутствии бабушки.

Леша побаивался шкафа, как и саму бабушку. Он бы нисколько не удивился, узнав, что та хранит в нем настоящую мумию или отравленный ядом скорпиона кинжал, которым предатели закололи какого-нибудь неудачливого фараона. Бабушка признаваться в подобном не торопилась, так что шкаф продолжал скрывать свои тайны. Зато сама Татьяна Васильевна живо интересовалась Лешиным воспитанием, пребывая в уверенности, что без ее твердой руки человека из этого лоботряса не вырастет. «Лоботряс» старался как можно реже попадаться бабушке на глаза, чтобы избежать новой порции занудных нравоучений. Спасение кошки на время примирило его с постоянным бабушкиным ворчанием — Клео служила громоотводом, словно специально начиная тереться о ноги Татьяны Васильевны всякий раз, как та отчитывала внука. «Дурацкая кличка, — подумал мальчик, — не могла она ее Мусей назвать». Впрочем, бывшая бездомная кошка уже отъелась, отмылась и распушилась, так что даже Леша признавал: это, без сомнения, царственная особа, а не какая-нибудь деревенская Мурка.

Комната Лешиных родителей одновременно служила гостиной — утром диван складывался, а на ночь превращался в большое и слегка скрипучее место для сна. Леша любил смотреть телевизор, забравшись на этот диван с ногами. Здесь же в углу стоял большой стол со швейной машинкой — мама частенько шила после работы. Каждый раз, когда путались нитки или раскрой шел не так, как надо, мама психовала и прогоняла сына с дивана, чтобы «не стоял над душой». «А я и так не стою, я сижу!» — пробовал возражать Леша, но знал, что посмотреть телек этим вечером уже не удастся.

Иногда за мальчика вступался папа:

— Оля, что ты опять ребенка третируешь! Он же тебе не мешает…

— Я, между прочим, этому ребенку третий раз за неделю штаны зашиваю! Лучше бы научил его аккуратнее с вещами обращаться. Вон, кроссовки месяц назад купили — уже выкидывать можно. Мы вроде деньги не печатаем!

Папа уходил, стушевавшись — Белая ни разу не видела, чтобы он выиграл словесную дуэль с женой. Да и бабушка им командовала. Чаще всего Белая слышала от нее реплики про «настоящего мужчину», «вырастила слюнтяя на свою голову» и «вот я в твои годы…»

Последняя фраза нередко адресовалась и самому Леше, причем от всех взрослых по очереди. Он уже знал, что в его годы родители прилежно учились, ходили в музыкальную школу, побеждали в олимпиадах и спортивных соревнованиях, дружили с хорошими ребятами и ездили на раскопки… Ах, нет, раскопки — это про бабушку. Ну, тогда они еще не занимались ерундой. Леша же постоянно, как выражалась бабушка, «чудил». Он даже объяснить не мог, почему именно с ним происходили все эти ситуации, огорчавшие взрослых. Огорчало их буквально все — опрокинутая на пол банка эмали (она просто попалась под ноги, когда Леша достал ее с полки в поисках ножовки, чтобы подровнять ножку шатающейся табуретки), жалобы родителей Кирилла (они не дрались, Киря сам попросил помочь в отработке приемов; кто виноват, что он оказался таким слабаком и неумехой), заляпанные черной сажей стены и потолок на кухне (хотел сделать фейерверк, как в том видео, чтобы потом всех удивить). После каждого происшествия начиналось привычное представление.

— Он меня в гроб загонит! Я тебе говорила, яблочко от яблони… — причитала мама.

— Ну какое яблочко, Оля! Мальчик познает мир. У него еще лобные доли не развиты, все они в этом возрасте не думают о последствиях, — урезонивал ее папа.

— Нет, не все! Ты сам в его возрасте на скрипочке в городском доме творчества играл, вместо того, чтобы пожары устраивать! — не соглашалась мама.

— Что тут у вас происходит? — появлялась бабушка.

— Н-ничего, мы уже все решили, — хором отвечали мама и папа, чтобы избежать бабушкиной лекции о правильном воспитании детей.

Белая предусмотрительно держалась подальше от Лешиных начинаний, однако в его комнате бывать любила. Самая маленькая из трех, детская вмещала в себя огромное количество вещей помимо кровати, стеллажа и письменного стола. Из-за этих вещей Леша периодически скандалил с мамой, которая не желала считать нормальным разбросанную по комнате одежду и фантики в дальнем углу ящика с учебниками (ну старался же, убрал, чтоб глаза не мозолили!) Когда мамино терпение доходило до критической точки, она вышвыривала все на пол, пытаясь собрать в пакет для мусора, Леша героически отстаивал свои ценности и право на неприкосновенность жилища, а Белая могла путаться под ногами и гонять шарики из фольги и фантиков, которые обязательно оказывались на полу. Также в детской можно было сколько угодно валяться на кровати — Леша никогда этого не запрещал, в отличие от взрослых, прогонявших кошку со спальных мест и столов. В знак признания Белая всегда старалась лечь на брошенные мальчиком штаны или футболку, чтобы передать ему свое тепло и немного шерсти на память. Маме с папой подобное тоже почему-то не нравилось, они ругались и долго чистили одежду специальным валиком. Посягнуть на бабушкин пиджак даже самой Белой казалось верхом кощунства, хотя, возможно, в ней говорил инстинкт самосохранения.

Самой интересной для Белой комнатой, конечно же, была кухня. Впрочем, Татьяна Васильевна взяла за правило кормить кошку строго по расписанию, запретив домочадцам угощать Клео в промежутках между кормлениями. Это разочаровывало, однако ради выполнения миссии мириться приходилось и не с таким.

Заканчивались последние дни лета. Греясь на полу кухни в лучах жарящего через стекло солнца, Белая анализировала свои наблюдения. В отношениях между людьми в этой семье ей почти все стало ясно, но что-то не давало покоя. Да, семья не идеальна, как и множество других, но в чем конкретно ее, Белой, роль? Для чего ее привели именно сюда?

Мимолетная тень скользнула на периферии зрения. Белая напряглась. Еще одна — с другой стороны. Мыши? Привычного мышиного запаха не ощущалось. Кошка обошла кухню по периметру, обнюхала плинтуса и углы. Все чисто. В городской квартире на седьмом этаже не может быть никаких мышей.

Вдруг словно сдвинулось что-то в сложном механизме кошачьего мозга и сам собой начал достраиваться невидимый пазл. Белая вспомнила, что такие же тени она замечала и раньше, не придавая им значения. В детской, в комнате родителей и даже в комнате бабушки. Пожалуй, в последней чаще всего. Интересненько. Внутренний голос подсказывал, что эти тени таят в себе что-то важное. Может, ключ к разгадке тайны этой семьи? Белая с сожалением вспомнила Бату — черного Стража, который умел видеть обитателей потустороннего мира. У нее такой способности не имелось, значит, приходилось довольствоваться тем, что есть. Кошка оглядела себя: в наличии был чуткий розовый нос, мягкие бесшумные лапы, пушистый хвост и умение заглядывать в чужие сны. «С этого и начнем», — решила Белая и снова свернулась клубочком в полосе солнечного света.

Примечания

1

Бастет — древнеегипетская богиня радости и веселья, которая изображалась в виде кошки или женщины с кошачьей головой.