Экстрасенсорика: ЯсноЧувствование. Как видят мир ЯсноЧувствующие и ЯсноЗнающие

Юлия Ванина

Что есть там, за гранью привычной действительности? Вы давно были в той реальности, которую не пощупать и не увидеть глазами даже со зрением 100%? А знаете, как выглядит Параллельный мир? А как начать его видеть? Не знаете? Через Дар от Высшей Силы, который дан всем или почти всем… А как определить Избранных? Вам ответит книга в книге – там закодирована информация о вас. Интересно, вы ее сможете расшифровать? Если да, то добро пожаловать в клуб ЭкстраОщущений!

***

Она летела долго. Сначала это был какой-то узкий проем. Он очень сильно царапал тело при падении. Некоторые железные штыри раздирали кожу до мяса. Но не могли удержать её. Она падала и падала вниз.

Она вначале пыталась рассмотреть, что там внизу. Но там было ощущение полной пустоты — вот что такое темнота. Вообще ничего не видно.

В начале боль ещё чувствовалась, но потом это совершенно перестало её беспокоить. Даже уже было интересно, чем это закончится. Казалось, это была просто небольшая ямка. Алиса в стране чудес упала в какую-то интересную ситуацию и вышла из норы кролика.

А почему она падает в бездну, где нет конца и края, где его не видно? Она даже успела забыться коротким тревожным сном. Её разбудил очередной штырь, который впился в висок.

Но из-за того, что падение было на невероятной скорости, она от него отлетела и… просто тонкая струйка побежала к губам. Почувствовала вкус соленой крови. Это её кровь! Это вкус её жизни…

Так почему же она так долго его не ощущала? Почему она забыла жить? И почему только сейчас она его попробовала?

Она даже закрыла глаза. Почувствовала ветер… Только куда он несся — вверх или вниз, вместе с ней? Потом поняла, что всё-таки воздух шел снизу-вверх из глубины, куда она подала.

Интересно, если там есть движение, значит там есть дно?.. И насколько глубоко нужно упасть, чтобы ощутить опору? И снова начать, встать на ноги и пойти — смотреть и карабкаться наверх?! Позволить себе туда посмотреть!!.

После этих мыслей время как будто замедлилось. Было ощущение того, что оно останавливается. Вроде бы и падение стало не такое острое… отверстие шире.

И уже ничего не кололо, даже не придавало дискомфорт. И она ощутила, что падает в какую-то емкость. Куда помещается кто или что?

В ней однозначно очень узкое горлышко, но в него затягивает. Буквально засасывает. Даже если коснёшься одним пальцем, ты уже там.

Возникло почти животное чувство, что уже скоро дно. Но было абсолютно темно. В начале была ещё какая-то тревога, что можно упасть на что-то, на кого-то, повредить себя и умереть.

Но а не есть ли то ощущение, что всё равно — смертью, в том числе? А если рассматривать то, что гибель тела — это только начало? Но чего?

А если она сейчас умерла и летит не в рай, а куда-то в другое место? То почему это происходит именно так? Продолжают болеть и зудеть раны. Она продолжает чувствовать вкус соли от собственных слёз. Почему?

Ответ на вопрос не пришёл, потому что она-таки упала. Эта встряска дала то желанное состояние дна, ощущение под собой места. Это… не земля.

Что-то непонятное, какое-то мягкое и в тоже время твердое. Она попыталась встать, но слишком много ран. От ветра её раны, конечно, засохли. Даже некоторые стали затягиваться, но всё равно чувствовалось, что что-то их потихоньку разъедает.

Особенно то, что уже стало затягиваться. Что? И тут ей ударил в нос этот запах — затхлый, буквально гниль склепа с заживо замурованными! Ему не 100 лет. Там вообще нет времени.

Там постоянно оставляют смертоносный след… трупы. Запах разлагающихся тел. Неужели и её ждёт эта же участь — разложиться на мелкие микробы, зловонить и превращать из этого ветер вверх.

Лететь смрадом туда, откуда пришли формой. А может так пахнут Души, которые вылетают из тел? А может быть так тела и воняют, потому что там Души уже нет? А может быть и пахнут, потому что очень хотят выйти, открыться.

Она всё-таки поднялась. Это было нелегко, но какое-то 6-7-10 чувство, которое в ней осталось, заставило её приподняться.

Она встала. И заставила себя идти. Потому что не идти было невозможно, ведь под ногами ощущались вот эти живые трупы. Почему живые? Потому что «оно» шевелилось под ногами. Но уже звука не издавало.

Когда она почувствовала более-менее твёрдую поверхность, она остановилась. Дышит она или не дышит? Потому что на земле так называют отдышаться.

А как назвать это состояние, если ты, наверно, не дышишь? Поэтому и запах не чувствуешь. Как будто это было её место, тёмная, затхлая ёмкость. Относительно стабильное, но не одного угла… Ни одного!

Вытягивая руки, не наткнешься ни на что твёрдое. Нету… твёрдого… под руками… и над… тоже нет. Звуков нет. Всё в такой тишине, как говорят, гробовой. Интересно, гробовая тишина — она оказывается такая. Удивительно.

Она помнила всякие истории про Садко, который вынул сердце и указывал путь в кромешном мраке. Но это было возможно и реально проделать только один раз. Но было ли в ней сердце? Живое… физическое, которое билось на земле, конечно, было, когда она жила…

А сейчас?.. Что она чувствует в груди? Что оно чувствует там? В этой абсолютной тишине появилось привычное ощущение, пусть и слабое, внутренней заботы. Оно стало согревать.

Оказывается, здесь холодно. А ей стало теплее. И она поняла, что все ответы внутри. Внутри! И она поверила, что ей помогают вопросы.

Начала их задавать. Истошно, даже дико. Громко кричала на всё пространство: что вопрос, что ответ. И эхо не было. Что там говорить за другие голоса.

Либо пространство разочаровалось, либо ждёт. Разочаровалось в чём? И ждёт чего? Но каждый вопрос и, находящийся где-то в глубине неё, ответ, не от крика просыпался — а от самого себя.

И так стало горячо внутри, так горячо, что захотелось согреть то, что причинило боль. Согреть собой. Открыть поры и вынуть этот жар, это тепло и согреть.

И поры действительно открылись. Она даже сама не ожидала. Они расширились неимоверно. И ей предстала картина собственного светоточения. Она начала светиться и осветила пространство вокруг себя.

Только теперь она обнаружила тех, кто от этого света начал приподниматься. Вначале у них были очень мутные, бледно-серые глаза, без зрачков. Но чем ближе они становились, тем больше стали похожи на людей.

Приближенные к её светлому теплу, щедро сочившийся из каждой поры ее тела, из глаз, даже из волос, становились не то, что похожи на людей, они ими становились. Те, которые твердо и плотно стояли на ногах, брались за неё невидимыми нитями. И только они поднимались наверх.

И не было там наверху того узкого горлышка. Они собой освещали совсем другое пространство. Были и те, кто не верили в этот свет. Утверждали, что это иллюзия, их предсмертный бред и глупость самозванки, которая привлекает, потому что выгодно ей.

Но она оставалась стоять. Потому что всё большее и большее количество людей становились ими. И начинали светиться и подниматься. Невозможно было сказать, что они выходили с этого пространства.

Она уже даже не могла вспомнить, где она до этого была, и как она оказалась сейчас здесь. Может быть она тут и была? Всегда. И всю свою жизнь летела сюда.

Пространство никогда вокруг неё не расчищалось, потому что подходили, подползали, ковыляли к ней те, которые хотели точно также стать облегченными. Лёгкими, как пушинка, как белый светлый пух.

Светлое пространство становилось шире. И те, которые вверху, протягивали уже свои нити другим. Не поверившие ей, доверились им. Мало, кто помнил и знал, что Первой была она, что она объединяла в центр… Что она и есть центр.

Она только один раз усомнилась в этом, когда почувствовала холодную руку знакомого лица. И поняла, что всем помогает просто её свет, а горячо дорогому существу она помочь не может. Она не может облегчить того, кто был важнее всех.

Её свет стал меркнуть. Она стала чувствовать боль внутри, а снаружи ее разбудил от этой летаргии оглушительный резкий крик — сначала в одном месте, потом чаще и чаще, со всех сторон.

Люди боялись остаться в темноте… опять. Они стали так жалобно кричать: «Света, дайте света! Ещё!». Эти мольбы, вопли, стоны стали так часто, что она услышала зов того, ради чего всё.

Всё, что в ней распалось на мелкие части, с невероятной силой стало соединяться вновь благодаря тому выводу, который прогремел внутри нее — у каждого есть выбор: стать или не быть; хотеть или не верить; мечтать или лежать лицом вниз.

Но если эта холодная рука коснулась, значит она хотела верить?! Значит есть другой способ!.. Помочь другим…

И она прокричала этот вопрос. Из темноты слышались разные слова — это ответы, от поверивших. Но реакция была не той, которую она ждала: «И я! И я хочу узнать… И мне… Дай мне!».

Она повернулась к этим бережно хранимым чертам другого лица. Оно уже обрело лик человека, но до сих пор оставалось маской. Было ещё холодным, без единой дрогнувшей морщинки — гладкое отсутствие складок…

Ее стенание, с вопросами самой себе, она повернула к доверившимся. Она почти рычала вопросами и уже не себе. А другому… Тот сопротивлялся. Умоляюще смотрел отсутствующими зрачками вглубь неё.

Она настойчиво, почти командно задавала один и тот же вопрос… один и тот же вопрос: «Кто ты… Кто ты?.. Кто ты???».

И изможденная, наконец, она услышала ответ одновременно с рыданиями, которые и сделали восковой мимику, заперев всё самое больное в бездне собственных мучений.

Было не вполне понятно: это было рыдание или ответ? Кто тот… И она услышала в темноте, где-то там звук света, чужого, почти взрыв.

Те, кто отвечали на вопрос, взрывались. Но не они, а их оболочка. Мгновенно взлетали вверх, туда, к облегченным. Но если те, первые, светились нежно-желтым цветом, как цыплята. То эти, взрывные, розовые с голубым. У них чувствовалась другая энергетика, не раздвоенная, а двойная.

И тут она услышала хлопок, который почти оглушил её. И тот ответил на вопрос: кто ты. Ответил! И рука потеплела. В начале она держала руку того, кому помогла, но затем освободилась.

Глазами ответила на вопрос «почему» — «потому что я нужна здесь, я нужна им; а ты давай свой свет, чтобы здесь становилось всё меньше и меньше тех, кто заблудился, кто упал, кто тяжел».

И тогда она поняла, что здесь была, как чистый воздух, нужна! А всю боль передержала, перетерпела, пережила, пролетела для того, чтобы задавать вопросы и отвечать на них самой.

Нет, это не глупое смирение! Это не покорность, не подчинение, не кротость… Нет. Это очевидность. Это признательность.

Благодарность тому, что кто-то принял её выбор. Она уверена, что были еще другие миры, но у них другие задачи. А у неё — эта.

Когда-нибудь, она, наверно, будет в другом пространстве. И уже другие будут облегчать, освещать ее примером Героя…