Знак бесконечности

Юлия Владимировна Бородина

В маленьком американском городке Пенсакола появился серийный убийца. Молодая девушка, Оливия Блэквуд, чьи родители и младшая сестра стали жертвами психопата, решает сама найти и наказать убийцу. Вот только она не предполагает, каким кошмаром это может обернуться. Превратится ли она из охотника в жертву? Сумеет ли она сделать правильный выбор, когда на кону будет стоять жизнь дорогого ей человека? Страсти губят таких, как она… страсти покоряются ей…

Глава 11

После прокуренной, тяжелой атмосферы дешевого бара, ночная свежесть казалась особенно приятной. Оливия достала из пачки сигарету и глубоко затянулась, стараясь не обращать внимания на укоризненный взгляд детектива. Он, как и Джей считал, что она слишком много курит. Правда, постоянное нытье брата ее совершенно не трогало, а вот Кэйд… его замечания почему-то ужасно злили.

— Интересно, почему Стокли солгал? — спросила она.

— Люди лгут. — Заметил Кэйд, пожав плечами. — Первое, чему учат в полицейской академии — сомневаться во всем. Особенно в показаниях свидетелей.

— Ты прекрасно знаешь, что я не это имела в виду. Его положение и так достаточно шаткое. Зачем все усложнять? Он ведь должен был понимать, что мы проверим показания.

— Стокли мелкий жулик. Недалекий, глупый и жадный до денег. У таких ребят обычно не хватает воображения.

— Идеальный исполнитель. — Кивнула Оливия и огляделась в поисках урны.

Она заметила, как от стоянки к ним направился мужчина в строгом сером костюме. Его походка и манера слегка откидывать назад, словно под тяжестью массы густых волос, голову, показались ей очень знакомыми. Когда мужчина подошел ближе, на лице Оливии появилась чуть смущенная улыбка.

— Вот уж неожиданная встреча, мисс Блэквуд. — сказал он глубоким, хорошо поставленным голосом. — А вы изменились. Я едва вас узнал.

— Профессор Хендрис. Рада вас видеть. — Тихо пробормотала девушка.

Мужчина посмотрел на Оливию проницательными, голубыми глазами, ненадолго задержал взгляд на ее декольте и как-то сурово покачал головой.

— Так-так! Молодая леди! И что же вы здесь делаете в столь поздний час? Одна? Девушке вашего возраста и положения не годиться посещать подобные заведения!

Восклицание профессора вызвало у Оливии приступ смеха и одновременно стойкое желание убраться куда-нибудь подальше. Бесцеремонность этого человека злила ее, но она не могла пренебречь правилами элементарной вежливости. Присутствие Кэйда лишь усугубляло ситуацию. Сейчас она чувствовала себя маленькой девочкой, застигнутой врасплох строгой мамой у осколков ее любимой вазы.

— Как вы могли заметить, профессор, я не одна. Это детектив Кэйд Блум из отдела насильственных преступлений — Оливия посмотрела на Кэйда. — Профессор Хендрис был моим преподавателем криминалистики в колледже.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Детектив? Надеюсь, вы не собираетесь арестовать эту юную леди? — спросил Хендрис со смешком в голосе.

— Вообще-то собираюсь. — Серьезно, без тени улыбки ответил Кэйд. И добавил совсем другим тоном, — но не сегодня.

Они рассмеялись. Профессор снова покачал головой, бормоча себе под нос что-то вроде: «Хорошо», «Очень хорошо». Потом он повернулся к Оливии.

— Мисс Блэквуд. А вы не думаете вернуться к учебе?

— Едва ли это хорошая идея. — Криво улыбнулась девушка. — Не уверена, что я могу стать вторым Перри Мейсеном.

— Вы недооцениваете свои способности, дорогое дитя. — Хендрис посмотрел на Кэйда. — Оливия была самой лучшей студенткой на всем курсе. Право, будет, очень жаль, если она не доведет это дело до конца. Может быть вы, молодой человек, сможете на нее повлиять?

Губы Кэйда тронула легкая усмешка, когда он представил Оливию в лекционном зале, старательно записывающую в толстую тетрадь, слова преподавателя. Он словно наяву видел, как она сидит за партой в коротенькой, клетчатой юбочке и простой белой рубахе, водит ручкой по бумаге, закусив от напряжения кончик языка. Ее роскошные огненные волосы заплетены в косички…

И, почему-то именно эта простая картинка показалась вдруг до неприличия соблазнительной. Он моментально разозлился на себя и тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения.

— Не уверен, что мои слова что-либо изменят. — Сказал он сухо. — Тем более, и я в этом совершенно уверен, женщине не место в полиции. Они слишком эмоциональны, и все принимают близко к сердцу.

Кэйд знал, что его слова наверняка разозлят Оливию. Он уже успел заметить, как болезненно она реагирует на любые замечания такого рода. Видимо, в детстве, родители слишком много времени уделяли ей, слишком опекали, а старший брат пользовался, незаслуженной по ее мнению, свободой. Однако сейчас она промолчала.

— Не могу с вами согласиться, молодой человек. — Многозначительно покачал головой профессор Хендрис. — Мне в жизни доводилось встречать женщин, которые были куда хладнокровнее иных мужчин. Если вы не спешите, могу я предложить вам что-нибудь выпить?

— Извините нас, профессор. — Быстро сказала Оливия, которую ужасно испугала перспектива провести со своим бывшим преподавателем лишний час, а то и больше. — Уже довольно поздно и дома будут волноваться.

— Жаль. Но я надеюсь, юная леди, что вы как-нибудь заглянете ко мне на кафедру. Вместе с вашим другом, разумеется. Может мне все-таки удастся уговорить вас вернуться к учебе.

— Всего хорошего, профессор. Была рада повидаться! — сквозь зубы процедила Оливия.

Она чувствовала, что не в состоянии больше поддерживать разговор. День выдался тяжелым, напряженным и сейчас она могла думать только о горячей, ароматной ванне и прохладных шелковых простынях на постели.

— Я смотрю, ты его терпеть не можешь. — Заметил Кэйд, когда они отошли на достаточно большое расстояние. — Интересно узнать, почему?

— Сложно сказать. — Она непроизвольно дернула плечом. — Профессор Хендрис весьма своеобразный человек. У меня от него мурашки. Порой он так смотрит, словно хочет меня раздеть, но не решается. Противно!

— Так он любитель малолеток? — поддел ее Кэйд. — Хочешь, попрошу ребят из отдела его проверить?

— Сейчас-то что, а вот если бы ты предложил мне это год назад, когда я сдавала экзамены… — мечтательно протянула Оливия.

— Кстати, я не спрашивал, да и не мое это дело, но все же, почему ты бросила учебу?

На лицо девушки набежала тень.

— Я поступила в университет только потому, что так хотел отец. Он считал, что человеку без образования в жизни придется сложно. Учеба всегда давалась мне легко, и вполне возможно, что я бы сумела сделать неплохую карьеру, но, видимо не судьба. — Грустно улыбнулась Оливия. — После смерти родителей на меня столько всего свалилось, что учеба как-то сразу отошла далеко на задний план. К тому же, кому-то надо управлять компанией. — Буднично закончила она.

— Извини. Я не должен был спрашивать. — Кэйду стало неловко, оттого, что он снова заставил ее вспомнить о произошедшей трагедии. Поэтому он поспешил сменить тему. — Я, признаться, удивлен, что ты решила предложить Тане Гилберт работу.

Оливия улыбнулась.

— А что тут такого? — с вызовом спросила она. — Таня свидетель в нашем расследовании и я хочу, чтобы она была рядом, на тот случай, если понадобятся ее показания. К тому же, хорошего работника найти трудно. Отец всегда говорил, что лучше нанять человека без опыта и рекомендаций, но честного и работящего, чем образованного мошенника. Таня вполне милая девушка. Ей нужна работа и я уверена, что она будет куда более старательна, из страха потерять место и в благодарность за оказанное доверие.

Кэйд промолчал. Он догадался, что Оливия предложила Тане Гилберт работу только потому, что ей была нужна эта работа. Никаких других причин не было. А все то, что она говорила, про благодарность и честность просто ширма, которая скрывала правду.

Оказавшись в тишине своей квартиры Оливия, наконец, смогла сбросить с себя маску невозмутимого спокойствия. Она была несказанно рада, что переехала сюда, пусть даже на некоторое время. Бригада рабочих, которая взялась за переделку ее спальни в особняке Блэквудов, уже приступила к работе, однако Оливия надеялась, что торопиться они не будут. Пока не закончится расследование ей лучше жить здесь. К тому же ей не хотелось волновать Аннет.

Экономка была не в восторге от ее переезда и уже начала подозревать неладное. Правда, пожилая итальянка, воспитанная в полной уверенности, что для женщины главное дом и семья, вполне определенно видела только одну причину переезда ее воспитанницы из, отчего дома. Аннет считала, что у Оливии появился мужчина, и хотя, в глубине души, она не одобряла ее поведения, однако попыток переубедить девушку больше не предпринимала.

Порядок в квартире царил идеальный. Зайдя в спальню, Оливия первым делом увидела на прикроватной тумбочке большой букет из темно-синих ирисов и нарциссов в вазе из яркого, разноцветного стекла. На фоне светлой стены, он казался большой чернильной кляксой. Раньше ее бы очень порадовало такое буйство красок, но сейчас цветы показались неуместными. На кровати чья-то внимательная рука оставила новую шелковую ночную рубашку и халат приятного, фисташкового цвета, обильно отделанные тонкими кружевами. Одежда в шкафу была аккуратно развешана. Оливия улыбнулась. Аннет позаботилась обо всем. Полочки в ванной оказались до отказа забиты косметикой и парфюмерией, в кабинете у компьютера лежали папки с деловыми бумагами, а в большом холодильнике на кухне, девушка нашла стройные ряды контейнеров, подписанные аккуратным почерком экономки.

Только одна комната осталась неубранной. Когда-то она служила спальней для прислуги, но после смерти родителей, Оливия распорядилась переделать ее для иных нужд. Подруга Оливии Найтри Колдсвилл, журналистка из «Бэллинджер Паблишек», часто жаловалась ей на отсутствие рабочего места. Найтри жила с сестрой, ее мужем и двумя племянниками в маленькой квартирке в Синик-Хилс. Эта квартира пустовала, поэтому Оливия и предложила ей работать здесь. Спальню превратили в кабинет, а чтобы уборщица случайно не выбросила какую-нибудь нужную бумажку, которыми он был завален, на дверь врезали замок.

Отдавая Аннет ключи, Оливия совсем забыла, что ключ от маленького кабинета висит на ее личной связке. С тех пор, как Найтри пару месяцев назад уехала в Атланту, работать над очередной статьей, в надежде получить пост заместителя главного редактора, комната стояла пустой. Обычно Оливия не позволяла себе заходить сюда в отсутствие подруги, из уважения к ее личной жизни, но сейчас почувствовала непреодолимое любопытство.

Ключ легко повернулся в замочной скважине. Из открытой двери потянуло тяжелым запахом пыли, старых бумаг и типографской краски. Приятно и в то же время немного странно. Этот запах напомнил Оливии веселые студенческие годы. Так пахло и в библиотеке студенческого кампуса, и в огромном читальном зале, и в хранилище на кафедре, где можно было отыскать старые газетные подшивки. Оливия зажгла свет, и несколько раз громко чихнув, прошла к большому письменному столу. Бардак здесь царил отменный. Похоже, Найтри вообще не утруждала себя уборкой. Разноцветные папки с материалами для статей в беспорядке громоздились на столе, стульях и шкафу. Кипы газетных вырезок лежали на столе, покрытые толстым слоем пыли. На широком подоконнике источала миазмы переполненная пепельница, щерясь во все стороны окурками с бледно-зеленым фильтром. Найтри любила сигареты с ментолом.

Первым делом Оливия распахнула узкое, небольшое окно, впустив в помещение немного свежего воздуха, и вытряхнула пепельницу. Дышать стразу стало легче. Просматривая различные бумажки, которыми был усеян стол, Оливия случайно наткнулась на статью в разделе криминальной хроники одного из номеров «Индепендент ньюс» двухгодичной давности. Ничего особенного в самой статье не было, а вот снимок, сделанный репортерами на месте преступления, показался странно знакомым. Девушка даже не поленилась принести из кабинета увеличительное стекло.

Объектив запечатлел лежащее на асфальте тело молодой девушки, лет двадцати пяти, с глубокими резаными ранами на лице, шее и груди. Видимо, незадолго до убийства пошел дождь, и голова несчастной покоилась в луже воды. Но самое главное, на что стоило обратить внимание, это отражение яркой, неновой вывески тату-мастерской, хорошо видное в витрине магазина, возле которого убили девушку. Оливия нервно поежилась. В переплетении неоновых лампочек совершенно определенно просматривался символ, преследовавший ее со дня убийства родителей — двойная бесконечность.