Писательница в бегах

Юлия Крынская

Оказаться на необитаемом острове для двух избалованных европейцев смерти подобно, а судьба ещё и «соседа» им послала. Теперь главное не просто выжить, а остаться людьми. А быть может стать ими… — Это обручальный браслет, — Павел показывает на своей руке точно такой же. — Бред! — я откидываю одеяло и встаю. — Проводи меня в гостиницу. Мне не нравятся такие игры. — Но это не игра, — Павел берёт меня за плечи. — И мы уже в открытом океане. — Кажется начинаю что-то понимать, — поворачиваюсь к Павлу. — Ты ненормальный? Понимаешь, что я подам на тебя в суд? — Судья на корабле только один, — усмехается Павел. — Моя яхта — мои правила.

Пролог

— Мы на необитаемом острове! — Павел прыгает в прозрачную бирюзовою воду и несколькими рывками вытаскивает лодку на сушу. Позволяю ему подхватить себя на руки, и вот мы лежим в пене прибоя, покрывая друг друга поцелуями.

Понежившись вволю на берегу, мы гуляем вдоль кромки воды. Ветер обдувает нас, спасая от полуденной жары. За спиной у Павла рюкзак, на плече ружьё. К рубашке и шортам цвета глины просится вместо бейсболки пробковый шлем. Моя фантазия его требует для завершения образа исследователя джунглей. Может представлять его учёным, а не пиратом? Вдруг поспокойнее тогда будет? Ведь мысль материальна.

— Неужели, здесь совсем никто не живёт? — поражаюсь первозданной природе острова. Пение птиц, деревья в два обхвата. — Это точно остров?

— Остров. Не берусь утверждать, что он необитаем, хотя в Тихом океане такое явление не редкость, — пожимает плечами Павел. — Примерно двести километров до цивилизации, если не врёт навигатор. С ним что-то странное творилось вчера. Хочешь немного углубимся в лес?

— Хочу, — завороженно смотрю на пёстрые, полные жизни заросли.

Шторм усиливается, и волны всё яростнее набегают на берег.

— Странно, ветер разгулялся, штормового предупреждения не было, — Павел обнимает меня за плечи. — Думаю, пару часов прогулки хватит вполне, а потом вернёмся на яхту.

— Как скажешь, — прижимаюсь к нему.

— Неужели? — довольно улыбается он. — Это даже круче, чем услышать от тебя «да»! Небо меня услышало.

Ступаю на тропинку впереди него, но он берёт меня за руку.

— Позволь, я пойду первым, — подмигивает Павел, — здесь тебе не Елисейские поля.

— Почему-то именно сейчас я подумала о Париже, — пропускаю Павла вперёд. — Знаешь, что бы ни произошло, я проведу день рождения именно там, в городе, где даже утренние круассаны пропитаны атмосферой любви. И уже ресторан выбрала. «Палас д’о».

Мечтательно развожу руки в стороны и вдыхаю всей грудью аромат тропиков. Павел оглядывается и окидывает меня скептическим взглядом с ног до головы. Я по-прежнему в одной рубашке и балетках. Хотела надеть шорты Павла, но они мне оказались чересчур велики.

— Париж брошу к твоим ногам, если захочешь. Между прочим, у меня там есть дом. Но сейчас смотри под ноги, чтобы не наступить на какое-нибудь ядовитое пресмыкающееся, они здесь встречаются в изобилии.

— Опаснее человека я зверя не встречала!

Затеваем спор, кого следует больше опасаться и углубляемся в лес. Чувство покоя и первозданной чистоты манит всё дальше и дальше.

Незаметно пролетает три часа. За это время мы нашли пресное озеро, солнечную полянку и скалу. Стая обезьян, вереща и толкаясь, молниеносно сваливает с берега. Но наше внимание больше привлекает живописная скала. На покрытой мхом стене виднеются углубления, уцепившись за которые мы поднимаемся к неглубокой уютной пещере. В прохладе съедаем взятые с собой бутерброды, запивая их зелёным чаем из термоса.

Пускаемся в обратный путь. Я уже немного устала. Павел клянётся, что прекрасно ориентируется и обещает кратчайшим путём привести нас к лодке. налетает сильный ветер и идти всё тяжелее. Небо затягивает косматыми свинцовыми тучами, и на нас обрушивается его величество тропический ливень.

— Нужно где-то укрыться и переждать дождь, — перекрикивает непогоду Павел. — Осторожно!

Семеню следом за ним и едва успеваю остановиться, когда Павел проваливается в яму, ступив на корень трухлявого дерева.

Опускаюсь на колени и испуганно заглядываю во внутрь. Павел сидит на дне ямы, включив фонарь.

— Похоже, ты была права, — кричит он, поджав под себя ногу. — Я, словно неразумный слон, провалился в западню, явно сделанную руками человека. Самое неприятное, что я повредил ногу.

— Сломал или просто потянул?

Стучу зубами от холода и испуга. Уже не понимаю, отчего больше. Ливень нещадно хлещет меня по спине и затылку.

Павел силится встать, но вскрикивает от боли.

— Чтоб я знал, распорол — точно, — он осматриваться в поисках выхода из ловушки.

Ветер порывисто гнёт верхушки деревьев, скрип и треск теряется в нарастающем гуле со всех сторон. Так реветь может только разбушевавшийся океан.

Павлу наконец удаётся встать. Он щадит больную ногу. Вытягивает руку вверх. До края ямы далеко, а зацепиться не за что. Кому, интересно, понадобилось рыть этот котлован? Павел направляет луч фонаря в мою сторону, и мы встречаемся взглядами.

— Твои глаза блестят, как в лихорадке, — кричит Павел. — Не бойся. сейчас что-нибудь придумаю.

— Если мы свяжем наши рубашки рукавами, получится трос, — оглядываюсь по сторонам, — только не вижу, куда его можно привязать. Придётся самой удерживать.

— Гениально, — похоже, Павла удивляет моя смекалка.

Что же за женщины у него были до меня?

— Не уверен, что выдержит, но попробовать можно.

Поднимаюсь с колен и снимаю рубашку. Рядом торчат ветви мёртвого куста. Висну на одной. Она пружинит, поднимая меня в воздух, но внизу ломается, и я с визгом шлёпаюсь в грязь. За рукав привязываю к ветке рубашку. Опускаю вниз. Павел быстро скидывает рубашку с себя и скрепляет рукава.

Вытаскиваю связанную одежду. Лён — ткань крепкая, должна выдержать даже такого кабана. Всё равно других вариантов нет. Намотав рукав в один оборот на запястье, ложусь на живот и опускаю свободный конец Павлу. Он ещё раз исследует поверхность стены. Она скользкая даже на вид. Шансов выбраться по ней и с целыми ногами не много.

— Лилиан, — Павел стоит уже по щиколотку в воде, — это не вариант! Ты соскользнёшь ко мне.

— Мы даже не попробовали, — злость и азарт управляют мной. — Посиди до утра. Там, глядишь, и выплывешь. Дождь не утихает.

— Лилиан!

— Павел!

— Ты должна за что-нибудь держаться.

— Я же не обезьяна, — приподнимаюсь на локтях и оглядываюсь по сторонам.

С другой стороны ямы, невдалеке от её края, растёт высокое нетолстое дерево.

— Дай мне ремень, — требую я и перебираюсь на другую сторону ямы.

— Что ты ещё придумала?

— Ремень дай!

— Лови!

Обхватываю ногами ствол дерева. Помучавшись, умудряюсь связать ноги в районе щиколоток. Лучшие йоги мира позавидовали бы такой гибкости. Откинувшись на спину, перебрасываю злосчастный рубашечный трос через себя. Стараюсь не думать о том, что лежу в противной жиже — тропа разбухла и превратилась в глиняное тесто. Руки чуть-чуть не доходят до края, но длины рубашек должно хватить.

— И не говори мне нет, — перекрикиваю непогоду, — я выдержу.

— Что ты там сотворила? — кричит Павел.

— Да лезь ты уже!

Дождь хлещет в лицо, не давая открыть рот. Даже говорю с трудом.

— Держись, мать! Я сделал прикладом ружья несколько ступенек, но девяносто кг — это тебе не шутка!

Тело моё вдруг натягивается, как на средневековой плахе, и я ещё крепче вцепляюсь в рубашку. Ледяная вода сейчас как благо. Первые две попытки Павла идут прахом. Кусаю губы до крови. Ноги затекли, практически их не чувствую. Кажется, что руки вытянулись как плети и никогда уже не станут прежними. Лишь бы меня не разорвало, остальное переживу. Вот только вода, льёт и льёт с неба. Рывок, и Павел падает рядом со мной.

— Детка, что же ты… как я…?

Он встаёт на колени, с ужасом глядит на моё распростёртое тело. Бросается распутывать мне ноги. Хватает в охапку, и мы валимся под дерево.

— Лилиан, — бормочет он, пытаясь хоть чуточку согреть меня. — Я болван, прости меня.

Склоняю голову Павлу на плечо и закрываю глаза. Сейчас, когда он рядом, мою душу посреди стихии окутывает покой. Теперь всё будет хорошо. Сейчас мы доберёмся до берега и вернёмся на яхту.

— Павел, как твоя нога? Ты можешь идти? — неохотно выбираюсь из тёплых объятий.

— А ты, оказывается, можешь быть заботливой, если захочешь, — улыбается он, — Давай попробуем.

— Только верни мне рубашку.

— Голенькой тебе идёт! — Павел не без труда развязывает узел, и мы натягиваем на себя мокрую одежду.

Соорудив посох для Павла, идём на шум океана. Он безошибочно выводит нас на берег. В ужасе хватаюсь за голову. Волны с огромной высоты обрушиваются на песок, но самое страшное — ни лодки, ни красавицы яхты не видно на горизонте.

— Павел, может, это другой берег? — с надеждой кричу я.

Шторм грохочет, беснуется океан, сверкают молнии — небо нас проклинает.

— Нет, — Павел качает головой, вглядываясь в даль, — похоже, мы с тобой останемся на этом берегу надолго.

— Не-ет, — со стоном падаю на песок, и так долго сдерживаемые слёзы вырываются наружу.

Павел встаёт на одно колено возле меня:

— Некогда плакать, малышка, нам нужно где-то укрыться.

Размазываю тушь кулаками по лицу и с трудом поднимаюсь.

— Пойдём туда, — Павел кивает в сторону скалы, омываемой ливневыми потоками.

— Не дойду, — всхлипываю я.

— Тут меньше километра, добредём потихоньку.

Мы идём вдоль леса, опасаясь близко подходить к разбушевавшемуся океану. Павел хромает, а я валюсь с ног от просто безумно устала. Высокие своды пещеры в скале, обросшие мхом, кажутся сейчас пятизвёздочной гостиницей. Обходим её в поисках других обитателей — «дом» свободен.

— Выпей. — Надо согреться, — Павел протягивает мне флягу, — но костра сейчас не развести.

Я делаю большой глоток и обжигаю нёбо. Павел стягивает с меня рубаху и, плеснув коньяка себе на руку, растирает мне грудь и спину.

— Неужели яхта пошла ко дну? — тепло, растекаясь по телу, возвращает мне дар речи. — Нужно завтра обследовать остров, вдруг волны выбросили её на берег.

— Шансы невелики, — вздыхает Павел. — Склоняюсь к мысли, что её сорвало с якоря и унесло в океан.

— А мы спаслись бы от такого шторма, если бы остались на борту? — съёживаюсь от ужаса, представив, как нас швыряет по волнам.

— Пути Господни неисповедимы, детка, — Павел забинтовывает себе ногу. — Мы живы, и это главное. Возможно, испытание послано нам свыше. Что рассуждать о том, что могло бы быть, нужно думать, что теперь делать.

Ложусь около Павла и кладу голову ему на колени.

— И что делать?

— Постель и костёр.

— Как всё просто.

— Да, если не усложнять, то можно справиться с любой ситуацией.

Немного передохнув, мы берёмся за дело. Обдираем мох со стен и стаскиваем его к дальней стене пещеры. Получается довольно сносно. Мягко, сухо и тепло. «Что ещё надо?» — уговариваю сама себя.

Смотрю на свои руки и чуть не плачу. Если уж они пришли в такое состояние, то что говорить о лице. Павел с улыбкой наблюдает за мной.

— Ну что ты улыбаешься? — даже не пытаюсь скрыть горечь в голосе. — И прекрати на меня пялиться. Выгляжу ужасно.

— Нет, всё нормально. Немного тушь размазалась, не более того, — Павел обнимает меня. — Всё будет хорошо, Лилиан. Нас обязательно хватятся, и будут искать. Когда-нибудь этот проклятый дождь закончится, выглянет солнце, и всё будет выглядеть не так мрачно.

Крепко прижимаюсь к Павлу. Первобытная нежность к этому сильному, доброму, ставшему в один миг таким близким, человеку окутывает моё сердце. Когда в последний раз я испытывала подобное чувство? Может, и никогда. Судьба, оторвала меня от всего остального мира, оставив на земле один на один с актёром, да ещё и брюнетом. Вот что значит поговорка: «Хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах».

— Спасибо, что ты есть, — бормочу, покрывая поцелуями тело Павла.

— Чтобы покорить твоё сердце, стоило потерпеть крушение, — шепчет он и распутывает колтуны в моих волосах. — Мне хорошо с тобой, моя маленькая, напуганная, но совершенно не сломленная девочка. Ты спасла меня сегодня, и я просто обязан теперь стать достойным твоего поступка.

Молчу, растворяясь в звуках бархатного голоса Павла.

— Лилиан, — тихо зовёт он меня.

— Да?

— Дождь немного утих. Ты не побоишься здесь остаться одна, мне нужно раздобыть дров. Мы должны просушить их до темноты. Неизвестно, кто здесь ночует.

— Я пойду с тобой.

— Не бойся, я оставлю тебе ружьё.

— Я и не боюсь, просто не хочу отпускать тебя одного. Ружьё может пригодиться и за стенами пещеры. Ты будешь рубить дрова, а я прикрывать тебя.

— Даже не подумал об этом, — Павел передёргивает затвор ружья. — Ладно, пойдём вдвоём. Правда, топора у меня нет, но зато есть острый нож.

Мы выходим под дождь, и я снова стучу зубами от холода. Несколько грамм русской водки не согрели, лишь прогнали страхи. Я не одна, чувство плеча окрыляет. Согреваюсь мыслями, что нас ждёт тёплая сухая пещера. Павел присматривается к ближайшему дереву и останавливается:

— Держи ружьё, при такой непогоде вряд ли кто-нибудь на нас нападёт. Но всё-таки посматривай по сторонам.

Павел примеряется и обрубает нижние толстые сучья. Работа спорится. Не могу долго стоять в стороне — холодно, и мрачные мысли снова одолевают. Берусь обламывать ветки поменьше. Труд не только сделал из обезьяны человека, но и научил согреваться. За несколько ходок мы приносим в пещеру топлива на всю ночь, остаётся дать ему немного просохнуть.

— Аппетит разгулялся от работы, — жалуется Павел, когда мы усаживаемся в пещере на новое ложе. — А у меня с собой только вода. Проклятый дождь! Так бы подстрелили кого-нибудь на ужин.

— Вода — это уже хорошо! — ищу хорошее в нашем существовании. — Без воды человек быстрее погибает.

Подтягиваю к себе сумку и, порывшись, извлекаю пачку крекеров и шоколадку.

— Держи, всё что есть, — протягиваю лакомство Павлу.

— Лилиан, дружище! — он крепко обнимает меня и неловко утыкается губами в щёку.

Делим скудную снедь на двоих.

— Никогда не ел ничего вкуснее, — рассасывая ломтик шоколада, Павел делится впечатлением от нашего первого ужина на острове. — Клянусь завтра воздать тебе по заслугам вкуснейшим шашлыком за то, что спасла меня сегодня от голодной смерти.

— Съешь ещё, я что-то больше не хочу, — с улыбкой протягиваю ему часть своей порции. — Не поверишь, но у меня ещё и пара пакетиков кофе есть, но это на утро.

— Ты фея, я понял, — смеётся Павел, принимая крекеры из моих рук, как бесценный дар. — Точно больше не хочешь? Откуда у тебя это всё.

— Да ешь ты уже, — толкаю его плечом. — Печенье для местных детишек в сумке всегда таскаю. А кофе на судне взяла, когда плыла на острова. Если бы знала, где он мне пригодится…

— Тут же взяла бы билет на обратный рейс? — усмехается Павел.

— Не знаю, — глаза слипаются от усталости, — пока, не знаю. Время покажет.

— За то, чтобы ты никогда не пожалела об этом! — Павел приподнимает флягу и отпивает пару глотков.

Когда начинает смеркаться, разводим костёр. У Павла нашлась в рюкзаке бензиновая зажигалка, иначе нам пришлось бы сидеть в кромешной тьме. Добавляем сухого мха к собранному хворосту, и вскоре сидим у огонька. Сучья весело потрескивают в костре и сыплют яркими искрами.

— У меня ощущение, что мы остались одни на всём земном шаре. Нет больше цивилизации, других людей, остались только ты и я, — кладу голову Павлу на колени. Вблизи огня меня совсем разморило и потянуло в сон.

— В твоих словах есть доля истины, моя дорогая. — Павел снимает с себя высохшую рубашку и укрывает меня. — Неизвестно, сколько мы здесь пробудем. Но мы вместе, и это уже хорошо. Живности кругом предостаточно — не пропадём. Патронов не так много, но на первое время хватит.

— А вдруг нас не найдут?

— Ну, тогда я построю большой дом, ты родишь мне детей, и будем жить, как наши далёкие предки, — шепчет Павел, склоняясь надо мной. — Спи, моя хорошая, и ни о чём не думай.

–Теперь я вряд ли усну: такую перспективу нарисовал…

Но вскоре мне уже кажется, что мы снова на яхте, Павел приглашает танцевать, и мы кружим, кружим, кружим…