Глава 1
Молодые выпускницы Школы Магии и Волшебства еще на первом курсе учатся прихорашиваться, носить красивые платья и легкие туфельки. А лучше бы учились маскировать свою внешность и отбривать наглых деревенских парней, возомнивших себя пупами земли!
Когда я прибыла в Дальние Овражки, многие парни положили на меня глаз, очень уж я отличалась от местных девок: невысокая, рыжая, черноглазая и одевалась иначе, не пряча фигуру за широкими сарафанами и многочисленными юбками.
Всех опередил сын старосты Михар. Здоровенный дуб пользовался своим положением и тискал, кого хотел, прикрываясь авторитетом папаши. Вот только к ведьме зря полез. В первый раз незадачливый ухажер шустро убегал от маленьких молний, бьющих в зад, и долго скрывался от насмешек.
Второй раз он действовал тише — подловил меня у реки, за сбором осоки. Представляете, как я испугалась, когда из кустов выдвинулся бормочущий что-то краснолицый здоровяк? В панике я призвала на помощь кого угодно, и парня смело волной лягушек! Не думала, что кто-то умеет так орать!
Нервный смех поколачивал меня еще неделю, но потом все забылось под натиском рутины: порезы, ожоги, отравления, переломы… Пользуясь погодой, я собирала травы, сушила грибы, мочила ягоды, понимая, что зиму без припасов не протяну. Тяжелый взгляд сына старосты меня не особо беспокоил — я «подвесила» на себя постоянную защиту и не волновалась, как оказалось — зря.
Все лето я запасала еду не только для себя, особой заботы требовала лошадка, выданная Школой в качестве подъемных, ей требовалось сено, зерно и теплое стойло. Все удалось приобрести лишь к началу холодов, когда начались простуды, провалы под лед и прочие «зимние» радости. Самой мне было не под силу мастерить сарай и косить сено. Зато больные и пострадавшие тянулись к выделенной мне избушке, готовые за исцеление и конюшню поставить и сеном поделится.
К тому времени, как на реке окончательно встал лед, я осматривала сундук и погребок, ощущая себя вполне опытной ведьмой. Конечно, по утрам я кляла натруженную спину, стертые ступкой руки и возникающий от испарений кашель, но в обед радовалась растущему хозяйству, и строила планы на жизнь в городе, когда выйдет срок школьной отработки.
А между тем приближалась самая глухая зимняя пора. Полевые работы закончены, скотина мирно стоит в хлевах, и тут начинается волна деревенских праздников — свадеб, посиделок, гулянок, и все с обильными возлияниями и обсуждениями летних происшествий. Вот на таких посиделках и дернул кого-то нечистый за язык: припомнили сыну старосты и бег от молний, и лягушачий крик. Сколько они выпили, никто не вспомнил, зато «мстить ведьме за позор» пошли все!
Хорошо, что я была в бане, собирая подсохшие рубашки. Дом полыхнул как спичка: куры, ягнята, — все погибли в огне, только кобыла, вышедшая пощипать стожок, уцелела. Пока я не в силах даже закричать смотрела, как обращаются в прах мои мечты, вокруг костра высотой в елку собралась добрая половина деревни.
Староста, явившийся на пожарище, сынка не ругал, только оплеуху отвесил:
— Скотину-то зачем пожег?
Великовозрастный обалдуй, не дававший мне житья всю осень только переминался с ноги на ногу, а меня поглощал страх: если бы я не решила вдруг сходить в баню за бельем, меня бы уже не было! Михар ведь не один пришел и не углями дом закидал, а зельем вечного огня плеснул. Магический огонь спалил только мой дом, стоящий на отшибе, другим хозяйствам беда не грозила. Когда доброхоты начали копаться в остывающих угольях в поисках уцелевшего добра, и приманивать мою лошадь, пришлось выйти из бани, напугав баб, заглянуть в глаза старосты и потребовать виру за погубленное хозяйство.
По — хорошему, сотвори сынок Тароса такое в городе, уже сидел бы в кандалах и ждал отправки на рудник, а тут… все всё видели, слышали и знают, да только все свидетели молча переминаются и отводят глаза от моего перекошенного лица. Но видно у старосты все ж нашлась капля стыда. Он нехотя снял с пояса кошель и отсчитал пяток монет, кинул в снег, даже не пытаясь извиниться. Кричать о том, что Михар сжег все лекарства и припасы, накопленные к долгой зиме, я не стала. Сельчане сами ему припомнят, когда дойдет, что лечить мне их нечем, а ведьмовская сила нуждается в «якорьках» из зелий, отваров и разных магических штук.
Деньги я взяла. Сельцо стояло на отшибе, до другого два дня пути, а уж до города и того больше. Делать мне тут больше нечего. Идти некуда. Конь есть — уеду куда смогу. А недобрые взгляды жены старосты и парочки ее приспешниц говорят мне, что ноги надо уносить срочно, если уж не побоялись заживо сжечь, не постесняются и в овраге прикопать.
Пожарище я разгребла сама. Отыскала диплом в специальном зачарованном футляре, порадовалась, что туда же сунула и заработанное по пути в деревеньку серебро. Одежда почти вся сгорела, припасы тоже, так что даже рукавицы пришлось у соседки просить. Та пожадничала, отговорилась, что нету, пришлось макать руки в снег, чтобы поискать хоть инструменты. Кое-как собрала уцелевшее, в том числе, чистые рубашки и завалявшийся в бане драный тулуп, взгромоздилась на лошадь и выехала из деревни.
Меня провожали тяжелыми взглядами, но никто не держал. Напоследок я прищурилась и уже с околицы махнула рукой за спину. Над пепелищем выросла пульсирующая фиолетовая звезда, налилась чернотой и лопнула искрами, а я сжала коленями бока лошадки, посылая ее вперед. «Черная метка» любой заезжий маг или ведьма увидят сигнал и будут знать, что здесь обидели ведьму. Три метки и в деревню никогда не войдет ведьма или маг с дипломом Школы.
По дороге снова стало страшно: глупая я конечно и не пуганная, не распознала вовремя опасности, но жечь заживо? Дрожь пронзила от затылка до пят, я сжала зубы и снова поторопила лошадку: до рассвета нужно убраться от деревни как можно дальше.
Зимняя дорога только в сказках отличается красотой и удобством. На деле — грязный тракт, засыпанный ошметками сена, пепла и навоза, вызывал самые мрачные мысли. До Ближних Овражек я добралась с трудом. Лошадь едва держалась на ногах, истощенная долгой дорогой без корма. Зерно сгорело, а ветки, точно лось, она есть не могла. Я выглядела и чувствовала себя не лучше — еды с собой не было, жажду утоляла снегом, жевала мерзлые ягоды калины и рябины, иногда встречающиеся возле старых обозных стоянок.
Это село было чуть покрупнее, чем Дальние Овражки. Я была здесь только раз, по дороге из Школы, но оглядев дымящие трубы, стукнула в бедную избу на окраине и угадала. Дверь открыл нескладный тощий мужик с паникой в глазах. Увидев мой медальон, растеряно удивился:
— Госпожа ведьма, вас сами боги послали! Да проходите, проходите! — потянул в избу, полную долгожданного тепла и запаха болезни.
Оказалось, неделю назад жена Стана, Лада, родила первенца. Пока молодой муж по обычаю поил повитуху и родственников, молодухе занедужилось, молоко сгорело, и все помощники, налетевшие на халявную бражку, тотчас испарились. Появление ведьмы растерянный молодой отец воспринял как подарок небес.
Стряхнув тулуп, я ополоснула руки над лоханью и подошла к разворошенной постели, по которой металась, кусая губы, больная. Женщина горела в лихорадке, младенец заходился в люльке, собираясь на тот свет вместе с родильницей.
Оценив обстановку, я обратилась к мужику:
— На дворе лошадь, почисти и накорми, я женой твоей займусь.
Он выбежал так быстро, что я не успела потребовать воды и полотна, пришлось все искать самой. Осмотрев женщину, я недобрым словом помянула местную повитуху и принялась лечить магией, хотя руки и ноги подрагивали от усталости, а голова звенела от голода. Травками да корешками помочь уже было нельзя.
Стан вернулся часа через два, когда роженица уже спокойно спала, переодетая в чистое, а младенец сытно срыгивал болтушку, на мое плечо.
Он вошел, озираясь, тиская в руках шапку и явно страшась услышать о смерти жены. Я отметила красные от слез глаза, соломинки, приставшие к простому валяному кафтану и резкий запах лошади, значит, коня обиходил, — и то хорошо. Мужика успокоила, накормила кашей, сваренной для больной, и пообещала пробыть у них до выздоровления жены.
От радости Стан тут же взялся починить мне сносившиеся за долгий путь валенки и тулуп. Оказалось, молодая семья хоть и жила в старой хатке, отданной дедом Стана, совсем не бедствовала. Глава семейства хорошо работал с кожей, делая добрую упряжь, кнуты, ремни и прочее. Шкуры скупал коровьи да порой лосиные, мял и обрабатывал сам, а из лоскутов шил легкие башмачки, сумки и прочую мелочь, охотно разбираемую односельчанами.
Оценив мастерство хозяина дома, я предложила ему магическую помощь в покраске и обработке кож за возможность немного поправить свой гардероб. Рубашки и нижние юбки у меня были, но зимой и в дороге куда важнее теплые штаны, толстый тулуп и крепкая обувь. Оценив результат Стан согласился и, подлечив Ладу, я садилась рядом с ней качать зыбку с младенцем, метала петли, пришивала пуговицы и делала всю ту работу, которую прежде успевала делать Лада после хозяйственных дел, а кожевник кроил для меня новый тулуп, сапоги, штаны и ремень.
С этими селянами я прожила несколько недель. Выхаживала больную, нянчила младенца, хлопотала по хозяйству и не показывалась на глаза соседям, закономерно опасаясь вестей из Дальних Овражков.
Вскоре новости прибыли.
После изгнания ведьмы на жителей посыпались беды. Лечить простые раны стало некому, а за две недели «домашнего врачевания» сажей, паутиной и слюной царапины превратились в гнойные раны. Вывихи, переломы, пьяные драки… Сперва селяне терпели молча, но когда на общественном колодце сорвало ворот и размозжило ногу деверю старосты, ропот достиг предела. Собрали сход и, пользуясь зимним путем, отправили гонца в город, чтобы объявить Школе о побеге ведьмы и затребовать нового молодого специалиста.
Послали, как водится, того, кого потерять в пути не жалко. Добравшийся до Ближних Овражков Михар осел в кабаке и уверял местных, что злодейка-ведьма его заколдовала, лишила мужской силы, и за то ее волки сожрали. Вот сейчас передохнет тут в тепле и в город пойдет, жалобы писать, а Школа им новую ведьмовку пришлет, скромную и послушную.
Принесший новости Стан мялся и отводил глаза, но я поняла — отсюда тоже надо уходить, и быстрее. Школа, конечно, обязана все проверить, но это будет весной, а пока лучше уехать. Если Михар все же доберется до города, то тамошние маги могут меня объявить в розыск за побег, долг навесят за отказ от оплаты обучения и все. А здешние крестьяне по навету могут и в прорубь кинуть «за злодейство» или еще чего придумать.
Собралась я быстро, Лада сунула на дорогу узелок с пирогами, ее муж сам подседлал коня и вывел огородами к тракту. Теперь дорога давалась легче — еда была, одежда теплая и мешок с зерном на седле болтался. Деревеньки вдоль тракта встречались чаще, и пару раз удалось подработать лечением и поиском вещей, но до городка я добиралась полную неделю. Лошадь пала, не выдержав тягот пути, и последние сутки я шла пешком, стараясь не дать себе упасть.
До ворот не дошла. За высокими каменными стенами городища раскинулся выселок, вот там я и принялась искать по запаху трактир или хотя бы обоз, когда меня сгреб в охапку мужик в воинском снаряжении, протащил по лестнице, втолкнул в большую темную комнату и рыкнул в спину:
— Лечи!
