Подсловье. Премия имени Анны Ахматовой

Юлия Март

«ПОДСЛОВЬЕ» – сборник стихотворений, в которых особенно сильно ощущается связь между реальным миром и миром идей, образов, звуков, любви, а также их взаимопроникновение. В центре поэтического мира автора – мотив любви: любви питающей и любви скорбящей, которая присутствует во всем: исчезает, рефлектирует, перевоплощается, выходит за пределы человеческого бытия, раздвигая границы сознания и достигая своего истинного источника, возвращается, обогащенная новым смыслом и опытом.

ПОДСЛОВЬЕ

Улыбайся

Улыбайся, когда слёзы рядом,

Под лучами ламп и софитов,

Улыбайся, пусть сердце разбито,

И губами, и телом, и взглядом.

Улыбайся — мир любит маски,

Миру эта улыбка знакома…

Пусть никто не уйдёт не обласкан,

А поплакать ты сможешь дома.

Разучилась плакать? Не страшно.

Слёз солёных зачем вкус едкий?

Будь послушной принцессой в башне,

Самой певчей из птичек в клетке.

Если б слово и ритм были твердь

Долго думаешь. Просто ответь.

Знаешь, короток век человечий.

Если б слово и ритм были твердь,

Я б смогла тебя увековечить.

Бытовые слова, как грехи,

Тянут вниз: тяжелы узы, прочны.

Отмолить могут только стихи,

Потому что они непорочны.

Ты, пока на ногах, поспеши:

Всем, кто перерождён человеком,

Приглашенье на танец души

Ограничено. Жизненным веком.

И не то, чтобы я так хочу…

Просто дали такую задачу.

Передай, говорят, как свечу,

Слово дальше. Пока что-то значит.

Я ведь тоже копчу. И пыхчу.

И рыдаю, бывает, в подушку.

Наклоняется Ангел к плечу

И целует, как в детстве, в макушку.

Говорит: «Всё пройдёт, не спеши,

В суете божий дар умирает.

Ты пиши. Слушай ритм. И пиши.

Послушание не выбирают».

Ну, а я повторяю вопрос:

Ты нашёл себя? Хоть понемногу?

Через столько путей себя нёс,

Что обратно не помнишь дорогу?

Долго думаешь. Сердцем ответь.

Слишком уж дорожим мы умами!

Если б слово и ритм были твердь,

Мы б себя заковали в них сами.

Я говорю Ему

Я говорю Ему:

«Что со мною — не знаю:

То улетаю, творю,

То нагнетаю.

Слово горит пламенем сине-красным,

Срывается с губ,

Режет душу, как масло,

Жжёт мне язык сталью, как ядом».

Он отвечает:

«Время пришло,

Так надо».

Я говорю Ему:

«Я в пути спотыкаюсь,

Скатываюсь,

Сползаю,

В кровь разбиваю колени.

Может, я зря стараюсь?»

Он говорит:

«Это твои ступени».

Я говорю:

«Голос мой льдист и тонок,

Громко не спеть,

А тихо никто не слышит.

Выйду на сцену —

чувствую себя лишней.

Лучше забыть, молча стирать пелёнки».

Он говорит:

«Шёпот бывает громкий.

Космос вообще мало кто слышит,

А он шумит,

В сердцебиеньи

Дышит…»

Океан мой

Десять тысяч шагов под водой — что лье,

А как вынырнешь, всё та же сушь.

Океан мой, рукавам наших рек судьба обмелеть,

Если сохнут источники наших душ.

Я, как бедуин в пустыне, всё жду дождя,

Но земная участь — всегда обман.

«Принесите в жертву жену вождя»,

Десять тысяч лет… и один шаман.

О фонтан, о чудо, Бахчисарай!

О, сады цветут, о, бутоны роз…

Это рай, конечно же, это рай.

На десяти тысячах женских слёз…

Океан мой, скажи, ты, как прежде, жив?

Я твоя единственная луна?

Подо льдом не видно: прилив-отлив,

Или комом вымерзло всё до дна.

Десять тысяч слов, как в полубреду…

Волны вод и соли мешают спать…

И, закрыв глаза, я по дну иду…

Всё вперёд… но только, похоже, вспять.

«Я люблю фото прошлого века…»

Я люблю фото прошлого века,

Где без ретуши, в блеске глаз,

Так легко разглядеть человека

Человечнее новых нас.

Говорят — это фотобумага

И винтажный эффект старины.

А, по мне, просто честь и отвага

Из сердечной идут глубины.

В чуть смущённой полуулыбке,

В позе тела — основе основ —

Есть прощение к каждой ошибке,

Нестреноженная любовь,

Что не требует, а внимает

И желает счастья для всех.

Словно мать, горячо обнимает

И дарует настрой на успех.

И, по мне, не бумага красива,

Никакого секрета в ней нет.

К жизни страсть и душевная сила

Оживляют потомкам портрет.

Си ти

Этот город не спит. Он текуч, как вода.

Этот город не сможет застыть никогда.

На зелёной волне мимо улиц пустых

Я лечу, ты летишь, и асфальт мостовых

Бесконечною лентой нам стелется вслед…

Кроме звука у нас ничего в прошлом нет.

Кроме шороха шин, что нас ждёт впереди?

Только сердца сейчас тарантелла в груди.

Башни Сити мелькают, смеёшься — экстрим

Ощущать этот ток, этот пульс, этот ритм,

Выжимать из мотора почти страстный стон,

Наблюдая, как искры ласкают бетон.

И прорваться сквозь ночь, выпадая росой!

По Тараса Шевченко гуляя босой,

По перилам съезжая, как в алчную пасть,

Не боясь ни воды, ни огня, ни пропасть,

Растворяясь во тьме, возрождаясь в рассвет,

Заглушить. Замереть.

Зачеркнуть.

Звука нет.

Проще

«Знаешь, жить ведь достаточно просто, —

Ты сказал. — Отпускать, не читая по лицам,

Притуплять всё, что было достаточно острым…»

Не зализывать раны, листая чужие страницы.

Прижиматься, зажав: не давая себя без остатка,

И, конечно, держать в тишине, всё, что снится.

Принимая, довольно глубокой быть для достатка,

И, как любишь, фарфоровой. Но не разбиться.

Оставлять далеко позади перетолки,

А под сутолоку дней заметать пересуды.

И тогда шансы есть оказаться на полке,

На твоей. Для коллекционной посуды.

Проще некуда. Только зачем мне так «просто»?

Видно где-то при обжиге передержали:

За стеклом слишком тесно,

и хочется неба для роста,

И сосуд превратился в седые скрижали.

Гори, белый флаг

Всё во мне говорит: ставить точку.

Это правильный шаг.

Но внутри

Ощущение, словно режу себя по кусочку,

Но… Гори, белый флаг!

Чтоб не сдаться на милость…

Гори!

Что само проросло, надо выдернуть с корнем:

Мой розарий — сорняк, лес из острых шипов.

А внутри

Издевательский голос: «Ты классику вспомни.

Если много страдаешь —

конечно же, это любовь».

Тянет жилы, рвёт душу на мелкие части?

Значит, станет ещё совершенней душа.

Кто сказал, что сюда мы приходим для счастья?

Тот, кто точкой пытается что-то решать.

Точка — это дыра. Лучше буквы и ноты.

Заполнять пустоту можно только добром,

А иначе природа сама заполняет пустоты,

Даже если дыра у тебя под ребром.

И тогда — лучше жить, прогорев, как комета,

Чем не жить, но сполна ощутить, как ты чист.

…И я ставлю проклятую точку.

Но до рассвета

Разорву

разрисованный

точками

лист.

Чёрный пион

Три утра на часах, потихоньку светает:

Эта странная ночь по-июньскому коротка.

Темнота отпускает.

Как чёрный пион, отцветает,

Что со мною останется пеплом? Строка.

Не удержишь рассвет. Солнце встанет,

Хоть моли задержаться,

хоть плачь, хоть стращай.

И уйдёт тот, кто должен.

Кого Ангел манит.

Не удержишь.

Успеть прокричать бы: «Прощай».

Мы беспечные, сильные.

Непобедимы.

В личном мире и Бог себе каждый,

и даже пророк.

До тех пор, пока сами

и близкие нам — невредимы,

До тех пор, пока нет

перекрёстка дорог.

Распланировав жизнь,

ждём бесспорной отдачи,

Завтра, отпуска, шанса,

любви, Новый год.

Забывая о том, что, возможно,

всё будет иначе,

Лишь одно постоянно: закат и восход.

И единственно мудрое: переключиться

За секунду, за миг,

за мгновенье — на вдох…

До того, что случится.

А, может, ещё не случится.

В тишину, где душе улыбается Бог.

Январский город

Январь мой слякотный, озябший, мокрый,

Снег то придёт, то утечёт опять,

И стылый ветер дребезжит по окнам,

То плюс, то минус: как тут не устать!

А город дышит. Смогом с облаками,

Пролитым маслом, солью на ногах.

А город слышит. Камнем. И веками

Мечтает замком стать на облаках.

Живущие его не замечают.

Ушедшие кивают: «Се ля ви»,

И город опускается, дичает.

Асфальтом улиц просит о любви.

Вот почему асфальт наш полон трещин!

И каждый вечер я в душе молю,

Молю мужчин, но больше даже женщин,

Скажите городу: «И я тебя люблю…»

«Я хочу научиться любить этот город…»

Я хочу научиться любить этот город.

Через слякоть и вой сквозняков,

Чтобы город служил мне надёжной опорой,

Даже если набью синяков.

Даже если заплачу, в углах потеряюсь,

Он зажег бы мне все фонари,

Вывел ближе к метро и сказал: «Извиняюсь!

Вот, кондитерской слёзы утри».

Чтобы город меня принимал в лоно улиц,

Принимал всю, такую, как есть.

Чтобы вдохам, с его атмосферой целуясь,

Он шептал: «Как я рад, что ты здесь».

Мне по сердцу пришлась бы такая взаимность,

Ведь для этого мы рождены:

Научиться менять просто гостеприимность

На уют к тем, в кого влюблены.

«Бывают люди, как осколки…»

Бывают люди, как осколки:

Без боли рядом не пройдёшь,

Слова их резки, чувства колки,

А в жестах — дрожь.

Обрежут взглядом, не заметив,

Лицо бесстрастное на вид…

Внутри же, плачут, словно дети,

Почти навзрыд.

И ты… Бывает, шутишь жёстко,

Обидно. Впрочем, не виню:

Когда твоя душа из воска,

Не стоит подходить к огню.

Огонь дробится в острых гранях,

Их есть возможность опалить…

И вероятность то, что ранит,

Обратно воедино слить…

«Её называют жестокой, слепой и грязной…»

Её называют жестокой, слепой и грязной,

Суют её в клетки, загоны, засовы, тиски.

Её заставляют мучиться от тоски

И признают ненужной и несуразной.

Её проверяют на истинность и ГМО,

Ей то стелют в хоромах, а то на нарах.

Ей выжигают номер порядковый или клеймо,

Ей то кричат: «Малолетка!», то: «Перестарок!»

Она же молча сносит любую боль,

Любой каприз, причуду, порок и фетиш,

Покорно следуя след в след за тобой,

Пока, наконец, ты её заметишь.

Но стоит остаться с ней один на один,

Сплетни и слухи уже ничего не стоят:

Ты ей и раб, и равный, и господин,

Шепчешь в слезах имя её святое:

Любовь…

Чёрная кошка

От тех, кто тянет руки к призу,

Вполне логично ждать подножки.

Я — одиночка. Чёрной кошкой

Душа сбегает по карнизу.

Мне много выдалось скитаться

По разным крышам и дорогам,

Возможно, потому лишь Богу

Я научилась доверяться.

Весь мир встречает по одежке,

А потому закономерно,

Что тяжело жить чёрной кошке

Среди пугливых суеверных.

Со мной бывает трудно сладить,

Зато не испытаешь скуки.

Когда берешь меня на руки,

Я замираю: гнать ли? гладить?

Я — одиночка. Да, мой мачо,

Без стаи выжить — верх искусства.

Я ампутировала чувства.

Но иногда я тоже плачу.

Многолицый

Ночь. Снова два. В башне многоэтажной,

Словно в гнезде, где полёт только вниз,

Лбом опираюсь о взгляд эпатажный

В жалящих стрелах чёрных ресниц.

Город несётся током по венам

Красным потоком машин, стоп-огней.

Хочется чувственно, о сокровенном,

Петь и играть о любви и на ней…

Но я молчу, вновь в плену поцелуя.

Лечь и истечь бессловесной мольбой:

Будь, огради, защити, я ревную

К дому, где ты остаёшься собой.

Руки твои могут только присниться,

Пальцы ласкают экран, а не плоть —

Там, по ту сторону, Бог Многолицый,

Там — твоя сущность. Не перебороть.

Не одолеть. Ни молитва, ни свечи.

Яд поцелуев день ото дня

С каждым мгновеньем всё больше калечит

И забирает всё больше меня.

Кто обрёл себя, станет магом

Я прошлась по мирам. Все земные миры,

Ввысь и вверх, там, где дэвы и боги,

Вниз, где демоны. Не осталось дыры,

Где бы я не оббила пороги.

Я искала тебя. Среди тысячи лиц,

Среди крыльев, фигур, силуэтов,

Среди запахов амбры и пения птиц,

Как шальная, кричала: «Где ты?»

Я так долго в пути. Через круг, за зимой,

Вдаль брела в тишине предрешённой.

И теперь я вернулась обратно домой:

Одинокой и опустошённой.

Все, кого повстречала в сиянии дня,

Все, кто встретил меня в цвете ночи,

Все — одним лишь вопросом пытали меня:

И кого же найти ты хочешь?

Я смотрела на них, отвечая: «Того,

Кто, как я. Мы разбились на части.

Я в одном из миров потеряла его.

С ним — себя. И единство. И счастье».

В их глазах отзывалось: «Ей не найти.

Воплощённым лишь можно присниться».

Вслух они говорили: «Удачи в пути.

Это трудно — обратно слиться».

Годы поисков шли, но была я сильней

И искала настырней, чем прежде.

На земле, под землёй, под водой и над ней…

Но теперь потеряла надежду.

Почему тебя нет? Как же так: тебя нет?

Я прошла все миры шаг за шагом.

И в какой-то момент, словно вспышка — ответ:

Кто обрёл себя, станет магом.

И пока я искала, страдая, любя,

Примеряла чужие лекала,

В отражении глаз обретала себя.

Ту, которую так искала.

Любила

И когда в сердце станет светло,

Знаешь, вспомню, как это было,

Если спросишь, отвечу: любила.

И ведь горько любила. Зло.

И в слезах, и смеясь, и тихо,

Диссонансом и гроссо, в такт.

И ведь страстно любила. Лихо.

Не за что-то, а просто так.

Знаешь, вспомню, как было это,

И скажу, мне достался ты,

Чтоб увидеть свои черты,

Так сказать, для автопортрета.

И жила я — сама не своя.

Не твоя, между прочим, тоже.

Но любить, как любила я,

Никогда и никто не сможет.

Балансировать на ноже,

Целовать всей своею кожей,

Никогда и никто не сможет.

Да и я не смогу уже.

Знаешь, в сердце снова легко.

Вспоминаю, как это было…

Так смешно, так по-детски мило…

И теперь далеко-далеко…

Честный смех

Беда друзей не отвратит:

Все любят проявлять участье.

Но лишь немногим не претит

Твоё озвученное счастье.

За тех, кто смог переболеть

Свой грех и стыд — и вновь вернуться,

За них не жалко умереть,

Они уже не отвернутся.

Друзей познай и вдохнови:

Конец ознакомительного фрагмента.