Вертикаль миров

Юлия Марцинкевич

Жители Вертикали миров находятся в разных измерениях. Те, кто умеет радоваться и любят жизнь – попадают в счастливые Высшие миры. Те, кто привык унывать – соскальзывают в мерзкий Нижний.Рита – жительница Среднего мира. Она узнала, что может перемещаться между мирами быстро и без условий. Ей, как избранной, предстояло спуститься в Нижний мир и разобраться, кто стоит за новым витком мирового хаоса. Но Рита не хотела. Она хотела чай и сериалы. Пока с ней не произошло то, что произошло.

Глава 5

Пару дней избегала встречи с дедушкой, под благовидным предлогом подготовки к сессии. Надеюсь, это достаточно красноречивый намёк, чтобы мой любимый дедушка перестал желать моего скорейшего прибытия в ад.

На самом деле, я давно не хочу учиться. Мне неинтересна журналистика и я не знаю, смогу ли я обеспечивать себя хотя бы едой с её помощью. Мне чуждо навязываться людям, чуждо искать свежие темы вокруг. Даже если бы рядом со мной проезжала английская королева и в этот момент с неба посыпались золотые монеты, я бы вряд ли быстро сообразила, как из этого на ходу смастерить сенсацию. Я несколько медленная и неповоротливая, мне не нравится хватать горячие события, обжигая пальцы. Я люблю сидеть и думать, а не бегать и думать.

Журналист неминуемо должен кого-то поймать, уличить, бесцеремонно ткнуть пальцем и крикнуть что-то вроде «А король-то голый!» А я так не хочу. Мне нет дела до чужого эксгибиционизма, даже если он королевский.

Когда поступала, мне казалось, что я буду расследовать что-то интересное и затейливо описывать. На практике выяснилось, что этот процесс ничуть не радует. Сейчас третий курс, а я уже всё. Выдохлась.

Дедушка подловил меня в пятницу вечером. У меня в планах было романтическое свидание с собой, килограммовой колбаской мороженного и драматическим сериалом. И всё бы пошло по плану, если бы не гирлянда. В моём случае это обязательный атрибут уютного романтического вечера, вне зависимости от времени года.

Возможно, моя золотистая гирлянда имела что-то против сериалов или мороженого. Или конкретно меня. Она сломалась.

Не оставалось ничего иного, кроме как подняться на второй этаж и попросить дедушку достать паяльник. Тут он и предложил мне отправится в поход на море.

И это нечестно. Я лишь просила достать паяльник, а он сразу козырь из рукава. Снова его эти волшебнические проделки. Он знал, что отказаться от моря я не смогу. И пусть долго ехать на автобусе, пусть идти с рюкзаком, натирающим лямками плечи, пусть потеть в спальном мешке — мы с морем одного бассейна водоёмы. Я тоже вечно волнуюсь и бьюсь о прибрежные скалы человеческого непонимания. И мне ой как нужна эта встреча с родственной лазурной душой.

Мороженое заняло законное место в морозилке, а вместо сериала я загружаю рюкзак и ложусь спать. Мама не едет, у неё свои заботы в пекарне. Сестра не хочет, не готова терпеть рюкзаки и ночевку в палатке.

Утро началось неприлично рано. Вернее, у меня оно началось раньше, чем об этом сообщил соседский петух.

Первые полчаса после пробуждения я немного сбита с толку собственным существованием и слоняюсь в поисках небытия. Подглядывая сквозь щёлочки опухших глаз нахожу лишь чайник. И то хорошо. Опускаю вниз рычажок и чувствую, как под звук закипания воды просыпается предвкушение тёплого завтрака. Мысли о небытии рассеиваются, как утренний туман с первыми лучами солнца. Вот ещё чуть-чуть и я смирюсь, а затем, может быть, и обрадуюсь, что живу.

К автобусной остановке шли молча. Дедушка иногда погружался в глубокие раздумья и его было сложно вернуть в этот слой мира. Когда пришли, он разложил на скамейке карту и сосредоточенно водил пальцем. Я рассматривала надписи на красных кирпичах и думала о том, что же за план вынашивает хитрый отец моей матери. Он ещё ни разу не заикнулся о междумирных путешествиях, а его цель явно не просто свозить меня к морям.

— Дедуль, а что ты высматриваешь там? — я пытаюсь понять, что же он задумал.

— Смотрю, как лучше пройти к морю.

— Это какая-то очень старая карта. Почему ты не пользуешься навигатором?

— Э, не доверяю я им. Моя карта уже тысячу раз проверена, никогда не подводила.

Скрипя и немного возмущаясь к нам подъехал автобус. Я с трудом засунула рюкзак под сиденье и достала наушники. Дедушка даже не пытался увлечь меня какой-нибудь познавательной беседой. Это странно. Может, мы действительно едем просто подышать морским воздухом?

Прошло полтора часа и мне стало скучно. Я полезла за бутылкой воды в рюкзак, а потом начала донимать деда вопросом: «А море скоро?»

Он лишь задумчиво ответил: «Скоро». И не обманул. Примерно через сорок минут мы уже шли через поле, которое явно настаивало, чтобы я задержалась у него в гостях. Я поняла это по круглым колючим шарикам, которые жадно впивались в обувь и цеплялись за одежду. Трава была повсюду, едва ли не опоясывала. Она почти не давала шанса выбраться. Щедро одарённые репяхами, мы, наконец-то вышли на песок. Потянуло прохладной свежестью и монотонной болтовнёй чаек.

Я помню эту дорогу из бетонных плит, которая вела к морю. Раскалённых полуденным солнцем плит, о стыки которых я сбивала ноги, когда босая бежала обниматься с морем. Я так любила, так спешила, что мне совсем не было больно. Прошло двенадцать лет, но мои ноги до сих пор помнят тепло того бетона. Помнят то особенное ощущение мира, о котором знают только дети. Помню того особенного волка из «Ну, погоди!», нарисованного на стене клуба развлечений, помню решетчатую, местами поржавевшую желтую дверь в номер пансионата. Всё было волшебным, везде был вход в другую плоскость, более глубокую и многогранную, чем кажется на первый взгляд. Мой преподаватель культурологии сказал бы о мифологическом мировоззрении, архетипическом мышлении детей, а как по мне — это нечто большее. Дети правда способны считывать реальность иначе. Слой за слоем.

— Колдуша! Пришли! — дедушка свернул карту и указал вперёд.

— Ну, здравствуй, море! — прошептала я и глубоко вдохнула прохладный соленый воздух.

Я бросила рюкзак на песок, на ходу откинула обувь и побежала к берегу. Волны кинулись щекотать мои ноги и игриво убегать назад.

Я не знаю, что так волнует в море: его цвет, масштабы, легкий воздух, нежная свежесть… От присутствия здесь внутри всё переворачивается, вдохи становятся глубже, а сердце счастливее. Едва я успела выдохнуть, как дедушка закрыл мне глаза.

Кажется, я потеряла сознание. Голова закружилась, а ноги подкосились. Я уцепилась за краешек мысли, что умираю.

Передо мной предстало чёрное ничего. Задыхалась. Через миг я снова увидела море. Оно было совсем другим. В нежных розовых волнах сверкали золотистые лучи.

— Вот ты и дома, — услышала я голос дедушки за спиной.

— Где я?

Окружающий мир был нереалистичным. В воздухе мерцали светящиеся частички, всё яркое, цветное, как будто кто-то выкрутил насыщенность на максимум.

— А сама-то как думаешь?

Взглянула на энергометр. «Не может быть!» — подумала я.

— Благой? Как тебе это удалось?

— Иногда для того, чтобы человеку стало хорошо, нужно сделать для него что-то хорошее.

— И не поспоришь… А как же шкаф? Разве он не нужен для перемещения?

— Шкаф обычный, платяной. Никакой магии в нём нет. Разве что в случае, когда ты наделяешь его таким свойством в своём представлении. На первых порах он поможет тебе перемещаться по Вертикали, но это скорее символ, чем магический лифт.

— А почему вы его запирали?

— Там дверца отвисла.

— А я-то думала, магия.

— Тебе нужно учиться перемещаться без шкафа.

— Как это сделать?

— С помощью контроля эмоций.

— А море? Зачем ты искал именно то место на карте?

— Потому что то место у тебя связано с приятными детскими переживаниями. Так легче переместиться.

Мы вышли из воды. Издали к нам приближалась какая-то странная фигура. Я пыталась навести резкость, чтобы понять, кто это, но зрение упрямо не поддавалось.

— Дедуль, со мной что-то не так или к нам бежит нечто с кроличьей головой?

Дедушка приложил ладонь ко лбу и посмотрел вдаль.

— А, да это же старина Криззер! Побежали к нему!

Он сорвался и резво побежал. Никогда не видела, чтобы дед двигался на таких скоростях. Я побежала за ним. Точнее сказать, не побежала, а поскакала как попрыгунчик. Или, даже нет, полетела как ветерок. Бежать было легко, ноги едва касались земли. Такое приятное, щекочущее в солнечном сплетении чувство. Я точно мяч. Лёгкий, беззаботный, звонко отскакивающий мяч.

Перед нами стоял большой, почти двухметровый кролик. На нем был синий пиджак и парусиновые салатовые шорты.

Они с дедушкой приветственно обнялись.

— Криззи, это Рита, Рита — это Криззи.

— Приятно познакомиться, дивное создание, — кролик протянул мохнатую лапу.

— Или Колдуша, если сокращённо, — добавил дедушка.

— Сокращённо… Что ж, пройдёмте в мою бутербродную капусту, — он развернулся и игриво вильнул хвостом.

Я посмотрела на деда.

— Колдуша, просто пойдём. Сейчас всё поймёшь.

Мы прошли по пляжу и свернули в сторону, на зелёную поляну. Неподалёку от нас возвышался гигантский кочан капусты. Криззер приподнял один из листьев и прошмыгнул внутрь капустной юрты. Мы с дедом последовали за ним.

Помещение напоминало небольшое кафе. Под потолком висели морковные гирлянды, а пол укрыт сочной зелёной травой. Криззер подошёл к высокому барному столу и принялся готовить.

Через пару минут он принёс треугольнички хлеба. Я сразу узнала их! Влажные посередине, с хрустящей корочкой, с подтаявшим сыром, листом салата и помидором. Это были те самые бутерброды от Зайчика, которые мне часто приносил дедушка. Я посмотрела на него.

— Нуу, что скажешь? — спросил дедушка.

— Привет от Зайчика?

— Догадалась! Догадалась! — кроличьи глаза заискрились счастьем.

— Я же говорил, она помнит! — воскликнул дедушка.

— Я же говорил, что я — кролик, — шепнул Криззер на ухо дедушке так, что все услышали. И только дедушка сделал вид, что не услышал совсем.

Криззера окликнул кто-то из кухни. Он сказал, что вынужден отлучиться на пару минут.

— Дедуль, я так непривычно хорошо себя чувствую. У меня так ясно в голове… И, знаешь, я какая-то… целая, что ли. Я чувствую себя проявленной, четко очерченной, настоящей. Как будто до этого и не было меня вовсе, как будто я была карандашным эскизом, а тут меня разрисовали цветными красками.

— Э, это всё влияние Благого. Здесь люди собраны, полны сил и счастливы. Жители этого мира взаимно любимы, здоровы, успешны в делах, счастливы в отношениях с окружающими и миром в целом.

— Это как будто мир, в который должны попадать все, кто получил пожелания на Новый год.

Дедушка засмеялся.

— Не все так просто. Человек должен почувствовать себя внутри так, как будто он уже здесь. Поймать, как это у вас говорят? Вайб?

— Ага.

— Вот, поймать вайб любви, благодарности, доброты и сияния.

— Всё ещё звучит по-сектантски, но так как я здесь, верится всё больше, что такое возможно. Слушай, дед, ну допустим, человек из Нейтрала поднялся сюда. А как же его родные и любимые? Они же там остаются? Разве может ему тут без них быть хорошо? А им без него?

— Главные люди в нашей жизни примерно на одной с нами волне. Люди одинакового внутреннего света перемещаются одновременно и истинно не нуждаются в других, тех, кто пока на другой волне. Для этого и нужны мы — вытягивать тех, кто не дотягивает, — ответил дедушка.

Находясь здесь это легче понять. Переживания и болезненные зависимости больше свойственны Нейтралу. Тут всё честнее и прозрачнее.

— А вниз тоже так спускаются?

— А про Низ никто здесь толком не знает. Поэтому мы нуждаемся в тебе, моя Маленькая Колдунья.

— Мама рассказывала, что человек уходит в Нижний постепенно. Его телесный сосуд освобождается, душа по частичкам уходит туда. Взгляд становится пустым и обречённым. Как происходит переход наверх?

— Стремительно. Человек расцветает и переходит. Он как воздушный шарик, который наполняют гелием и отпускают.

— А что там, ещё выше? В Высшем мире?

— Ходят легенды, что там и тела нет. Ты становишься светом или бабочкой. Из нас, посланников, никто точно не знает. Слухи, только слухи.

— И где эти посланники? Кто они?

— Не торопись, скоро будут.

— Мне было так легко бежать по пляжу, я почти не касалась земли. Это как в моих снах, где я летала над городом.

— Во снах твоя душа путешествовала здесь. Ей больше известно, она свободна

Криззи вернулся за стол. Надо признать, что его бутерброды всё так же божественны, как и в моём детстве.

Лист капусты на входе шелохнулся. Прогнувшись, внутрь зашёл некто желтый и продолговатый. За ним поспешили двое маленьких существ, отдаленно похожих на… даже не знаю… гвозди…?

— День добрый! — широко улыбаясь сказал Жёлтый.

— Добро дневное! — писклявыми голосами пропели гвозди.

Дедушка привстал и радостно обнял Жёлтого и погладил по шляпкам его маленьких сопровождающих.

— Кто это? — спросила я.

— Я скажу, только пообещай, что будешь смеяться, — сказал Жёлтый.

— Буду сдерживаться, — улыбнулась я.

— Человек-Банан, — он протянул мне руку.

— Ээээ, человек-Рита, — замешкалась я.

— Приятно познакомиться.

— Знакомо поприятничать! — снова запищали в один голос гвозди.

— Как зовут ваших милых друзей? — спросила я у Банана.

— Это братья Турноверы. Ты, заметила, наверное, что они необычно говорят.

— Да, они точно особенные, — сказала я так, будто Человек-Банан для меня обыденность.

— Турноверы переворачивают слова и мысли, как бы представляют всё наоборот.

— Это их суперспособность?

— Что-то вроде того.

С ума сойти… Или я уже сошла? Может, это одна из тех историй, когда на самом деле ты лежишь в психушке, а тебе всякое мерещится? Хотите анекдот? Заходит как-то в бар в форме кочана капусты Человек-Банан и двое гвоздеобразных существ, которые переворачивают слова. А бутерброды им подаёт гигантский кролик по имени Криззер. Можете не смеяться, конца у этого анекдота нет. По крайней мере, пока что.

Лист капусты захрустел и в дверях появился мужчина в рукавицах. Это было немного неожиданно, учитывая, что здесь тепло. Впрочем, ничего особенного, по сравнению с предыдущими персонажами.

— Здравствуйте, друзья! — он протянул руку в рукавице и, не снимая, поздоровался со всеми.

— Здравствуй, Хландо, — ответили присутствующие.

— А ты, должно быть, Рита?

— Да, — ответила я, — а почему вы в рукавицах?

— У меня ледяные руки.

— Оу, сочувствую. Проблемы с кровообращением?

Все дружно рассмеялись.

— Нет, Рита, только с рукопожатиями и сенсорными экранами, — улыбнулся Хландо.

Я немного смутилась и, кажется, покраснела. Хорошо, что в дверях появилась миниатюрная женщина в клетчатой твидовой юбке и белом свитере со слоником и все забыли про меня. Банан встал и подозвал её к столу.

— А это — Света, — заботливо придерживая её за острые плечики сказал он.

Я внимательно осмотрела её с ног до головы. Странно, но никаких странностей у неё нет. Кролик-великан, загадочные Турноверы, Человек-Банан, Человек-Ледяные Руки и, внезапно, просто Света. Удивительная компания.

Женщина присела, деликатно поправив салфетку на столе.

— Кажется, все в сборе, — дедушка придвинулся ближе к столу.

— Я за чаем! — Криззер побежал на кухню.

— Рита, наверное, ты уже поняла, что все собрались ради тебя. Тебе достался особенный дар — перемещаться по всей Вертикали Миров. Мы, посланники Благого, можем скользить только из Благого в Нейтрал и обратно. Мы можем делать лучше только жизнь людей из Нейтрала, вход в Нижний мир для нас закрыт, — продолжил дедушка.

— Вы хотите, чтобы я поднимала людей в Нейтрал?

— Пока стоит другая задача, — Криззер поставил большой золотистый поднос с чаем, — Нам нужен разведчик. Мы плохо знаем, как устроен Лихой, лишь в общих чертах. Нам нужно знать больше.

— Но зачем? Зачем вообще вмешиваться в жизнь людей? Всё может идти своим чередом, люди ведь и так могут попадать в Благой, а затем и в Высший.

— Не всё так просто, — продолжил Хландо, — Нижний мир борется на каждую душу, чтобы она принадлежала ему. Они пытаются увести каждого на дно.

— Так это разве не норма? Вы хотите людей на свою сторону, они на свою. Всё по классике. Или они сильно побеждают?

— Побеждают. Уже давно что-то не так и мы не понимаем, что именно. Борьба добра со злом извечна, ты права. Раньше распределение было более ли менее равномерным, а сейчас всё будто сломалось. Поэтому нам важно понять, в чём дело, а затем и перетащить вверх как можно больше людей. У посланников Лихого свои ограничения, они не могут попасть сюда, в Благой.

— А что в итоге? Ну, допустим, перенесли вы всех сюда. И?

— Колдуша, в итоге все души переместятся в Высший и будут плыть в потоке вечного блага и сияющего спокойствия. А если нет, то человечество обречено на муки и страдания.

— Какое клише… Чувствую себя героиней средней руки блокбастера. Не хватает высосанной из пальца любовной линии.

Дедушка кинул косой взгляд, который я расценила как намёк на немного некультурное поведение. Ну, а что они хотят? Мне, конечно, любопытно происходящее, но наша мама достаточно любит своих детей. У нас нет настойчивого желания спасать мир ради всеобщего одобрения.

— Интересно, а что конкретно вы делаете для того, чтобы люди попадали в Благой? — я решила чуть перевести разговор.

— Я остужаю гнев, — Хландо снял одну рукавицу и показал, как из его ледяной руки идёт пар.

— Айс ти, Бани, как ты любишь, — он сунул палец в чашку с чаем Банана.

— О, это так мило, спасибо! — Банан добродушно улыбнулся.

— Когда человек гневается, я кладу ладони на его голову. В порыве гнева люди горячие, а когда прихожу я — у них немеет затылок, гнев замерзает.

— Оставь номерок, я наберу тебя в июле, — подмигнула я Хландо.

Банан засмеялся.

— А я учу самоиронии. Кто научит самоиронии лучше, чем Человек-Банан?

— Да уж, это точно, — я снова смерила его взглядом, — Как это происходит?

— Ну, в Нейтрал я не спускаюсь. В отличие от Хландо, Светы и Турноверов навыка быть прозрачным у меня нет. Я занимаюсь юмором. Воспитываю комедиантов, которые потом отправляются к вам в Нейтрал, шутки шутить.

— А чёрный юмор продюсируют из Нижнего мира, я так понимаю?

— Нет, нет, конечно нет! Чёрный юмор — моя любимая часть работы! Нет лучше способа нивелировать страх смерти, беды, неудачи, чем чёрным юмором! Смеяться над болью — обессиливать её!

Однако, здравствуйте. Я считала, что чёрный юмор идёт от злости и несчастной души.

— А самоирония снимает всякую важность, помогает лучше узнать самого себя и порождает удивительно красивую честность, — Криззер держал пушистой лапой чашку, изящно оттопырив мизинец.

— Ну, а вы, ребята, как спасаете души? — Я повернулась к Турноверам.

— Мысли переворачивают меня, сказал тот, что сидел слева от Банана.

— Мыслим переворачиванием, — сказал тот, что сидел справа от Банана.

— Ребята умеют внедряться в мысли человека и менять их образ. Например, из мысли «Мне не везёт, ничего хорошего в этом мире со мной не случится» они могут сделать что-то вроде «Миру повезло, с ним случился я», — Банан взял ситуацию в крепкие жёлтые руки и объяснил мне, как работают эти Турноверы. И я почти поняла. Или понимание постигло меня. О, кажется кто-то из них прямо сейчас ломится в мою головушку.

Я посмотрела на Свету. На миг, вокруг перестало существовать всё, кроме бесчисленных колечек её светлых голубых глаз. Я купалась в их чистом сиянии. Света легонько улыбалась и молчала.

— Если перевести Свету в слова, то получится «Всё хорошо». Она заполняет пустоты в душе и включает свет, где темно, — начал дедушка.

— Штукатур-осветитель души, — широко улыбнулся Банан.

— Света появляется, когда человек растерян и обнимает его невидимыми руками. Она помогает принять то, на что не способен влиять человек. Чаще всего Света приходит после Хландо, перед Турноверами: она даёт ощущение спокойствия, а они позволяют посмотреть на неизбежное совсем по-другому.

— Команда супергероев? Не хватает только человека, который с лёгкостью и грацией засовывал бы одеяло в пододеяльник.

— Рита, мы нуждаемся в тебе. Всё становится хуже, людям труднее попасть к нам, в Благой, — Криззер смотрел мне прямо в глаза. Казалось, ещё немного — и он пустит голубую кроличью слезу.

— Неужели за все времена, во всём огромном мире я единственная, кто может это сделать?

— Не совсем. Был человек, но там не срослось.

— А вы уверены, что у меня срастется?

Криззер посмотрел на дедушку, дедушка на меня.

— Я поняла. Дайте время.

Мы вышли из капусты снова на пляж. Воздух наполнился оранжево-розовыми сиянием закатного солнца. Последний раз такое умиротворение ощущала в детстве. Воздух был лёгкий, сладкий сам по себе и немного солёный от моря. Кажется, здесь родился вкус солёной карамели.