Под колпаком у сороки.

Юлия Олежкина

Пёс Смол, кошка Буся, черепахи Черри и Паша, а также сорока Рикки появились в доме многодетной семьи случайно. Никого из них специально не покупали и не искали. Питомцы возникают на страницах повести постепенно. Сорока «нарисовалась» последней. Именно она дала понять нам, как смешно и нелепо оказаться «под колпаком» собственных страхов. Птица окрыляет и делает ещё более шумной компанию героев и озаглавливает текст.

Юлия Олежкина

8-916-114-04-50

[e-mail]

Посвящается моим

дорогим родителям,

Александру и Людмиле.

Под колпаком у сороки

Если вам некогда читать с детьми хорошие книги, пишите их вместе, сами! Не используя чернил и не постукивая по клавиатуре, плетите сюжет буквами-мгновениями, славословьте секундами, сострачивайте их в строфы минутами. Часами выдумывайте главы, а годы перейдут в тома. И ваша семейная жизнь станет фолиантом. Его обязательно прочитают потомки.

Любовь — это всё, что у нас есть!

Самый влюбленный цветок — подсолнух. Я поняла это, когда рисовала его с детьми. И подумалось мне, что мы тоже, всегда влюблены. Подсолнух поворачивает свой цветок к солнцу. Человек обращается Божьим замыслом к Свету.

К детям на уроках рисования обращаюсь без исключения как к художникам. Уверенна во всех!

Главное — каждому дано живописать внутри себя образ светлого человека. А ведь, непременно, Он есть в каждом.

И как Богу доступно взять перо ангела и написать судьбу человека, так и нам возможно, не имея ничего волшебного, нарисовать глядя на ближнего своего, на корочке серого вещества солнечного зайчика или подсолнух.

Круглая голова в нимбе пламенных языков. Горя любовью, тянет к нам шершавые от трудов руки-листочки, по форме напоминающие сердца.

Это не просто форма, это объём — объём, залитый вселенской любовью, с неё начинается наша история.

Семь Я

Мой муж мастер во всём: умеет построить дом, подшить занавески, накормить детей и зверей, убрать квартиру. Но особенный талант у него заключается в краткости высказывания.

И этому он учит всех. На нашей свадьбе он произнёс самый краткий тост: «Семья — это семь Я».

Да, их семь! Столько захватывающих сюжетов о юной жизни. Романов, создаваемых без пера и печати, разумом Творца по свободной воле героев.

Солнечные зайчики, пришедшие в мир семьи, перевернувшие наше сознание до неузнаваемости нами самими. Об этом невозможно сказать кратко. Это подсолнухи, обращающие нас к Солнцу Правды!

Аисты мечты

Началось все с аистов. Точнее, мне тогда так казалось. Аисты — перелетные птицы, и в тёплое время года их вероятнее всего встретить. В июле на свет появились старшие сынишки и младшая дочка.

Весной родилась Полинушка. И с этого момента стало ясно, что Ангелы помогают аистам.

А уж, когда зимой достали из животика Артемия, поняла, аисты не причем. А ангелы помогают ещё и сорокам. Но об этом позже.

Город убегает от нас

Город — это фабрика интеллекта для молодежи, в лучшем случае. А в перспективе ещё и материальное благополучие.

Каменные оковы многоэтажек, асфальт под ногами, бетон за спиной, сплющивают нас так, что мы охотно прячемся за жидкокристаллические экраны и перестаем замечать друг друга. Железные кони транспорта выносят город из наших сердец.

Когда трехлетний Тимошка, наш второй по счету ребенок, на прогулке заметил, что березы на сильном ветру поют:"Домой идите", я поняла, повсюду Слово. И город не лишён речи.

Но в нем не хватает головокружительного аромата Земли. Времена года угадываются с закрытыми глазами и в мегаполисе, а вот месяца — уже с трудом.

Удобства горожанина рождают в нас монстров. Злобу и раздражение не возможно сдержать при самых банальных обстоятельствах. Мода на музейный порядок в доме и беготню в кружки и секции с детьми делает нас нетерпимыми. Ежедневно дети прочитывают с нами книгу про ужастика по имени «цейтнот». Но это — мои личные страхи. О счастливом городском жителе есть повести-судьбы! Я, бывает, их пересказываю своим детям. Или мы сами становимся участниками таких историй.

«Под колпаком у сороки» — фрагмент семейного фолианта, составленный большей частью из рассказов о загородной жизни.

Охота быть монстром переходит в охоту на монстров

Опасаясь за души наших детей, подбиваю мужа купить участок. Тому, кто вырос в городе, не имел своей деревни, на это решиться очень сложно.

А для меня подмосковный отдых на съёмной даче в школьные годы казался сказочным. Этюдник на плече со сладкими красками и пушистыми кисточками сопровождали всюду.

"Ничего кроме грязных пяток и безотцовщины мы не получим!» — восклицал муж.

Пять могучих сосен в непролазной поросли осин и березняка покорили супруга. Отец двух сыновей и дочурки, округлившей мою фигуру со всех сторон, принялся по колено в торфе месить цемент, пилить балки, жечь костры, ставить палатку, наконец, упаковывать в спальники жену и детей.

Так произошло первое преображение супруга в моих глазах. Теперь на работе каждую свободную минутку Олег изучал плотническое ремесло. Дом медленно, но подрастал вместе с нашими мальчишкам. Дочечка сначала одна, следом и вторая создавали в нëм уют.

Кухня у нас — галерея. Окна — картины с пейзажами: сосны, белка на ветке, мелкие птахи… и сорока. Но о нейповествование чуть позже.

Природа оживлена разновозрастной гурьбой детей. Под ногами вьются собака, кошка, расползаются и находятся черепахи и пристает ко всем сорока.

Забора у нас нет и, наверное, не будет. Соседи несут нам гостинцы: ягоды, огурцы и кабачки в подмышках. Иногда они сталкиваются, сравнивая свои дары и махнув рукой, оставляют на крыльце десяток килограмм овощей. Все знают: огороду места нет, сосны покорили хозяев. СанСаныч, наш сосед, приносит полный котелок отборной малины и, не успев пересыпать её в нашу тару, получает пустоту в ответ, но не без «спасибо».

Вечером у костра взрослые и дети жарят хлеб на прутиках. С мясом возиться некогда: папа строит от рассвета до заката. У мамы на груди повисают снова желанные младенцы.

В такие моменты впадаю в детство. В подробностях рассказываю детям о приключениях с нашими питомцами, как завелись они в нашем доме.

Никого из них специально мы не искали и не покупали.

ЧерриПаша

Училась я в пятом классе. В квартире с нами обитало тогда шесть волнистых попугайчиков. Петруша, самый старший из них, с красивым ярко салатовым оперением, довольно внятно умел произносить: «Юля, делай уроки», «Спартак — чемпион!», «Хочу в Африку». Я сама убирала за ними: чистила поддон, собирала в мокрую тряпку перья вокруг, обеззараживала пустую клетку кипятком. Разговаривала с ними. Забот хватало, чтобы не соскучиться.

По выходным с папой ездили на птичий рынок за просом. Там я и увидела в контейнере черепашек. Загорелась купить пресмыкающееся. Мама дома дала отпор моему слёзному натиску.

Долго я рыдала, да страсть поутихла. Но догнала меня черепашьими шагами спустя двадцать лет.

Антошка, мой сынишка, первенец — большой любитель искать грибы. Малышом, сам не знал зачем, собирал в городских палисадниках червей в детское ведерко. Видимо, в нëм просыпался «рыбак».

Сейчас на пятнадцатом году жизни у него целый пенал различных приманокс крючками для рыбалки. Кроме окуней на них часто попадаются любознательные сестренки. И маме Юли приходится вспоминать про диплом врача, валяющегося в ящике с носками.

Чтобы не возбуждать интерес детской опеки, скажу, что полка для носок у нас есть. Но семь, помноженное на двое и еще столько же пар трикотажа на смену. И одиночных гольфиков достаточное изобилие, чтобы запихнуть их ящиком выше.

Клетчатый гриб в пожухлой октябрьской листве нашел Антон с восторженным изумлением. Ребятишки с детской площадки сразу же окружили замерзшую, со слипшимися веками черепаху. Они стягивали перчатки с рук и гладили ее.

«Ах, она несчастная, ослепла и её выбросили!» — заохали родители. — «Смотрите, правая задняя лапка скрюченная, меньше левой.»

Щемящее чувство из прошлого нахлынуло на меня. Папу молодого вспомнила, как на «Птичку» ездили по выходным…

В общем, схватили мы ее в четыре руки. Кое-как, толкая коляску со спящим Тимошкой, побежали домой. Не стали писать объявления, опросили только в округе мамочек с детьми: не теряли они питомца?

В квартиру как зашли, сразу под лампу уложили замершую. Отогрелась, к вечеру открыла глаза в «оборочках». Подсчитали годовые кольца, оказалось их около двадцати. Вот так совпадение.

Одна конечность, видно, когда-то была сломана. По медицинским понятиям: дистрофичная и парализованная как следствие травмы.

Зашевелилась и сразу стала грызть тонкий листик капусты. Но прятала голову в терракот при малейшем приближении руки. Сейчас она не боится даже поглаживаний.

Назвали Вишенкой, или кратко Черри: круглый панцирь и только выемка для шейки палочки как у ягодки. И не случайно, видимо пришло в голову имя связать с парной ягодкой.

Попросили помочь двум старушкам.

Тяжко жить им стало друг с дружкой.

Одной надо бегать гулять,

Другой больше спать, отдыхать.

«Рады помочь»

Большую, крупнее нашей, черепаху привезла нам подруга. Еле выцарапали её из под ванны в квартире у престарелой родственницы. Она просидела там неизвестно сколько времени, в темноте и сырости. Панцирь облупился, чешуйки на ножках оттопырились местами, клюв выглядел нездорово сточенным. До нашего сведения донесли, что она дама, в прошлом веке на пляже в Сочи снесла яйцо. Но безрезультатно.

Познакомили с ней Черри, положив рядом друг с дружкой. В сравнении многое стало ясно. Например, что у нас — сударь: высокий горбик и хвостик треугольником, Среднеазиатский вид. Занесен в Красную книгу.

Пришелица Средиземноморская. Годовых колец у неё не сосчитать — так много!

Поздно вернулся с работы Олег и, увидев картину с черепахами, кратко выразился: «Черри Паша»!

Уюта не хотите

Человек подобен дому. Побеседовал с ним, как в уютной гостиной побывал. Или заглянул внутрь и дверь захлопнул: бардак страшный, а ещё хуже вонь.

Черепахи — пример крепости. Ползают под ногами, все их задевают. Ночью бывало споткнешься о костяную рубашку, летит она и приземляется невредимой. Вот бы и нам так, сохранять домашний очаг невредимым от бурь и невзгод.

Животные в доме — это настоящий тренажер для терпения и самоучитель по развитию невозмутимости.

Звоночек, как будто из Эдема:

— Алло, уюта не хотите?

— Нам не хватает!!!

— Тогда встречайте на вокзале, сумку можете не брать.

— Прямо сейчас?!

— Завтра уже будет поздно. Первое декабря. Минус десять пообещали.

Уселись все, тогда ещё впятером, в наш старенький минивен. Из подъезда выбежала и стала догонять машину очень бодрая бабушка Люся. «Меня возьмите с собой!» — услышали мы в поспешно опущенное папой окно.

Через турникет на железнодорожной станции тетушка, видимо, с ангельским милосердием протянула кошачью переноску. Котенку в сумке было явно тесно. Из чего заключили, что пассажирка — подросток. В сетчатое окошко топорщились белые усы, и глядели на нас глаза — зелёные виноградинки.

Кошка в машине сидела тихо, наверное, слушала перечень кличек, которые звучали в галдящем салоне.

— Вокзал Курского направления, заботливая пенсионерка нашла её у Бисерогоозера. Давайте назовём Бисеринка, — предложила я.

— Бусинка, Буся! — сообразил супруг.

Никто не возразил.

Дикарка в квартире сразу, в прямом смысле слова, обомлела и обмякла. Пушистая белая худышка, с палевыми и серыми пятнышками на спинке всем очень понравилась.

— Иди-ка сюда, — обратился папа к кошке. Бережно ухватил и прижал её к груди.

Она сначала заурчала, а потом затарахтела. Ночью плохо спали от шума этого мотора. Да еще за окном загудела вьюга. В форточку стали залетать снежинки. Захрустел лёд под окном, от выезжающих со двора машин.

— Да, заберите же этот мотор себе в комнату, Людмила Николаевна, — простонал отец семейства.

Утром стали метаться по квартире с лотком, подсовывать его под кошку, но она все тарахтела и спала. К вечеру проснулась, долго урча умывалась. Разгладила одеяло под собой и довольная намочила его.

Фирменный наполнитель заменили землей. Поставили в туалет и заперли там приживальщицу. Она просилась выйти: металась и жалобно мяукала. Выпустили, хотя земля была не тронута.

Ночью закрыли двери во все комнаты и на кухню. Я осталась с ней в коридоре ночевать. Сама легла в шкафу на жесткое, и накрылась газетой. Дверцу приоткрыла, чтобы вовремя посадить неряху в лоток.

Она пыталась ко мне пристроиться, но было неудобно.

Так промучились я, и она до утра.

Вскоре в гости пришли соседские ребятишки, тоже из многодетной семьи. Детвора подняла такой тарарам, что кошка с испугу нырнула в ванную комнату и обновила лоток.

Ах, какими криками радости мы оглушили друг друга, соседей и, наверное, Бусинку. Потому что, она прыгнула на клавиши синтезатора и исполнила гамму, включив на последок аранжировку. Малыши от смеха повалились на диван.

С этого момента, чудесным образом, а наш дом полон чудес, отношение кисы к туалету исправилось.

Буся очень привязалась к нам. Весной стали вывозить её на дачу. Обычно, Бусяндра, укладываясь на торпеду в салоне машины, позировала всем, кто проезжал мимо.

На участке кисонька, проявила себя отважной охотницей за мышами. Любила сопровождать своих хозяев до водокачки. Происходило это так.

Она кралась вблизи нас по кустикам. При этом подмяукивала. Когда бутыли были наполнены, возвращалась тем же способом домой.

Совершенно неожиданно для всех открылся в нашей усатой питомице новый талант.

Обнаружила его соседка через дорогу. Ночью у ее внучки Светланы сильно болел живот. Вдруг из темноты в щель двери пролезла Буся. Быстро проникнув в комнату, прыгнула на постель к болящей. Ошеломленные родители девочки не успели отреагировать, и кошка улеглась прямо на животик. Светочка очень обрадовалась такой докторице, и ей стало лучше. Прогонять не стали. Утром Буся с чувством выполненного долга вернулась к себе на участок.

Бывало, она врачевала нам головную боль, лёжа на темечке как меховая шапка. Неудобно конечно голове, но эффект чувствовался. Снимала тяжесть в ногах к концу дня, опутывая лапами и хвостом икры. Мне нравилось. А вот супруг жаловался: «не отдыхал»,-говорил,-«а на лыжах катался».

Не грустите, завтра приходите!

Все четче проглядывали звезды сквозь пышную хвою сосен над нашими головами. Костер догорать не спешил.

Дети ловко подбрасывали все новые и новые чурбаки. Благо, папа Олег учил парнишек пилить, рубить маленьким топориком. Девочек — наламывать хворост. Лентяев не уважал. Трудом отвлекал детей от вредных привычек ругаться, драться, кидать топор в деревья. Бывало, разбалуются и давай мячи в полную силу на крошечном участке пинать. Закинут между веток, он там так и застрянет высоко. Деревьев — чаща густая, может долго там провисеть. Поэтому, хулиганы берут другой такой мячи дальше пинают, выбивают, значит. Только пушкари намаются, отвлекутся, мяч обязательно на какого-то младенца упадет. На рев, визг спустится папа со стропил. И он им работу найдет: вот вам инструменты, идите пилите чрезмерно разросшийся березняк и сколачивайте ворота. А сам присматривает за ними, советы невзначай даёт. Здесь мой Олежек преобразился снова. Увидела я в нëм мудрого воспитателя. Скажу честно: я так не умею.

Столярничают не один день. А как соберут конструкцию, всем садовым товариществом в футбол играть станут. Только правило строгое отец ввел: бить в пол силы!

Вечерами ребятишки смирные. Устают за день. Поэтому тушим потихоньку костер, дети расходятся по своим участкам. Кто помладше, того с фонариком идём провожать. Но это редко. Как правило, родители в нетерпении сами за ними приходят и от компании уводят строгими уговорами.

— Не грустите, приходите завтра! — успокаиваю я их.

— А про Смола не рассказали, как пришёл к вам…

— Успеем, мы все лето здесь.

Народ расходится, но веселья не убывает. Уже только наши дети галдят, спать укладываться не хотят. «Уснут в два счета», — понимаю я и не беспокоюсь.

Лично мне с малышами лучше летом на даче сидится, чем в городе. Домик быстрей строится. Не надо каждое воскресенье отключать газ, воду, перевозить в Москву не съеденные продукты. Муж самоотверженно отпуск поделил на дни. Каждую неделю он гуляет в пятницу или в понедельник. И того три дня с нами на природе. Так менее ощутима безотцовщина. И палатка стала не нужна. Спим под крышей.

Как мама научилась пользоваться шуруповертом в темноте

Как только накрыли металлочерепицей новостройку, палатку стали ставить прямо в доме. Олег нас тогда на буднях не оставлял одних на даче, в город увозил. А уж как стены возвёли черновой пол приколотил, я стала упрашивать его нас оставить.

— Так двери еще нет, — запротестовал муж. Он жуть как не любил безотцовщину.

–Ну и ничего страшного, мы с занавесочкой, — прощебетала я.

Предупредили заботливых соседей, Варвару, Валентину Павловну, Морковного дедушку, который нас морковкой с грядки угощал. Я еще к случаю развесила на веревках выстиранные пеленки. На что супруг заметил: «Правильно, на корабле тоже в твоем случае белый флаг поднимают, и еще звуки СОСпосылают.» А звуков у нас диапазон богатый, далеко слышно.

Бабушка Валентина предложила нам забрать у них для удобства постельку, которая стала коротка подросшим внучкам, Юлечки и Светульки. Олег не любит этого, но неожиданный финт жены, заставил его идти за кроватью. Недовольно ворча, он вытащил презент из соседского дома на траву так, что на ножках у постели оказались еще и чьи-то тапки. Тут муж взорвался возмущением: «Конечно, давайте, еще и тапки нам, все соберем!»

Остались. Ночь с воскресенья на понедельник. Мальчики уснули. Под боком сопит грудная Полина. Засыпаю.

Проснулась от того, что где-то рядом заорали пьяные дачники. Ругаться стали. Неприятная тусовка приближалась. Слышимость отличная. Сердце у меня затрепыхалось. Конечности похолодели, и было с чего кроме страха: электричество не проведено, обогревателя нет.

Я представила как нетрезвый мужик вползет к нам, например перепутав дом или попросить опохмелиться. Забора нет и, скорее всего, не будет.

Освободившись от вжавшейся в меня дочки, вскочила и стала искатьшуруповерт и что привертывать. Фанера, помнилось, стояла в углу. На ощупь нашла все необходимое, приложила лист, но он оказался коротким. Прикинув, что от пьяного лучше закрыться снизу, все-таки они чаще перемещаются ползком, поставила лист на пол. Глаза тем временем привыкли к темноте и я начала присверливать первый шуруп. Проснулась дочка. По-видимому, стало прохладно без мамы. И звук инструмента на сверчковый совсем не похож. Малышка сначала тихо, а затем с надрывом стала вызывать меня к себе. Напугались мальчишки. Я оставила на время свою затею и легла согреть Полинушку. Дети уснули.

Я опять рванула к дверному проему. Стала крепить фанеру во второй точке. Беззвучно не получалось. Опять вызывают….

Четвёртый шуруп присверливать было уже легко, так как рассвело.

Рано стали будить дети. Горшком пришлось пользоваться всем, не зависимо от возраста. Так как выпустить в кустики быстро не получалось.

Весь день я была как разбитая. Ругала себя, что не послушалась Олега.

К вечеру на мою усталую голову одни за другими последовали детские шалости. Антошка зачем-то срубил верхушку у ёлочки красавицы перед окном, которую мы задумали выращивать как Рождественскую.Сожгли поролон, закоптив молодой чубушник, превратив белоснежные душистые соцветия в чёрные тряпочки. Утопили тапки, чтоб нам вспомнились «подкроватные».

Лучше, чем когда либо, я поняла ценность полной семьи.

«Ох, как бы Олежек, мой любимый дорогой, сейчас бы все уладил!»

Пришлось включить режим бензопилы. Шумно и занудно нравоучала я детей в заранее закупоренной спаленке. Высосав из детей и извергнув из себя жизненные силы мы уснули, последнее, что я запомнила надолго и по сей день удивляюсь этому, была фраза оброненная сквозь сон Тимошкой: «И родили они ещё себе девочку».

Мама — Няма, папа — Тяпа

Тимошка рос тихим, измученным аллергией ребенком. От своего старшего брата он отличался сильно. Антон физически был много крепче. Широкие плечи и грудная клетка, привлекли внимание тренера по плаванию. Его взяли с легкостью в школу олимпийского резерва, где он нехотя, вполсилы проплавал до второго взрослого разряда и бросил секцию с облегчением.

Естествознание — вот к чему он имел большую тягу. Кружок юннатов пришёлся Антону по душе. Он самозабвенно в любых погодных условиях считал и кольцевал птиц.

Тимошку ни в какой спорт не записывали из-за проблемы с кожей. Потеть нельзя, хлорка вредна. Весной никуда не выйти: береза цветет. Как сам Тимофей выражался: «Стоит на страже у подъезда».

С раннего детства заметили мы, что Тим имеет склонность поэтизировать.

На качелях раскачиваю его, а он папу увидел, возвращающегося с работы, и сообщает мне короткими совсем рифмами, но для годовалого возраста увесистыми: «мама — Няма, папа — Тяпа!»

В искусство его надо, решили. Согласился. На гитару рано-рано отправили. Попотел пару лет, да и охладел. «Я говорит, как деда Толя на баяне хотел играть, а вам надо было гитару дедушки Саши пристроить.» И правда, как дедушки не стало, гитара осиротела. А на баяне Анатолий Степанович играл каждый день, осваивая всё новые и новые произведения.

Пятилетку в музыкальной школе заставили Тима закончить для корочки, да и, чтобы дело довести до конца.

Тут же, племянник Григорий, без музыкального образования фигуристый инструмент перехватил. Сидит с гитарой, осваивает без устали. И заставлять не надо.

Через пару недель и Тимошка соскучился по струнам:«Привезите мне её, пожалуйста, обратно».

Как поймешь эту молодеж?!

Тим рано математику полюбил. Хотя успехи появились только к средней школе.

К Антошке она не прилипала ни с чьей подачи. Даже папин талант артистично, с сочными выражениями обучать не помогал. Хорошо считал Тоша только ворон за окном. Так нам его первая учительница сказала. И наблюдения её оказались небеспочвенными, если не сказать пророческими. Так отрицательная чёрточка стартующего ученика может оказаться полезной для досуга и образования в будущем.

Тимофей сядет, бывало, в уголочке с линейкой и меряет не знаю что, числа называет. Хотя, дядя его — математик, увидел в нем явного гуманитария.

Мой брат Андрей свою дочку считать учил с рождения. На улице, в подъезде, в машине: они всегда были погружены в какие-то подсчеты. Не зря, как оказалось. На Мехмат МГУ им. Ломоносова Мария поступила с большим запасом в баллах.

Видя Тима, Андрей сразу предлагал подсчитать ему, сколько на столе яблок или кусков… На фоне дочери Маши, наш отпрыск оказался запущенным. Брат решил поучить его часок. Сгреб десять конфет со стола и ушел с ним в уединенную комнату.

Вернулись на радостях. Разложили сласти перед собой. И по команде сосчитай, сколько их, Тимошка десять раз ткнул в одну и туже конфету и назвал число восемь, так как некоторые цифры совсем им не произносились.

Но любовь к арифметике в нём жила. Она просто была поэтическая. Если Тим вычитал, он со скорбью сострадал уменьшаемому и шептал: « Ах, бедненькая!»

Тумблерочек в голове переключился неожиданно. В четвёртом классе он отлично сдал математику и его взяли в инженерный класс.

В спорте наш поэт тоже те отстал. Заболел футболом. Не без родительской помощи, конечно. Папа на выходных после закрытия дачного сезона выводил детей на стадион. Они бегали на время, подтягивались и шли играть в футбол. Я вообще считаю, что семейный спорт самый правильный, самый оздоравливающий. Его преимущество еще и в том, что он разнообразный. Коньки, лыжи — зимой; плавание, пляжный волейбол — летом; велоспорт, ролики, бег — осенью, весной.

Тимофей сам записался в футбольную секцию. Бегал на занятия в тоненьких кроссовках, без куртки. В ужас приходила не только мама, но и соседи. Стали делиться теплыми вещами, а муж жуть как этого не любил. Упрашивали одеть зимние ботинки, хотя бы, когда ехал в музыкалку — бесполезно! Близость общеобразовательной школы совсем растормозила доморощенного моржа. Пока снег не валил обильно, так и бегал в рубашке. И ведь закалился: и организм и характер у этого организма.

Как педиатр теперь могу сказать, что закалка на аллергиков действует фантастически. С положительным эффектом!

Не предсказуема эта молодеж ни для мамы — Нямы, ни для папы — Тяпы.

Из темноты в президенты

На нашем дачном участке, при его покупке, кроме могучих сосен и берез с осинами стояла малюсенькая полуразвалившаяся коморка. Её привезли сюда для прежнего хозяина из рыболовного хозяйства. В ней имелось маленькое деревянное окошечко для выдачи путевок рыбакам. Когда-то мужички с уловом подходили к окну, рыбу забирали, взвешивали и возвращали после оплаты. До нас сохранились, написанные простым карандашом столбики сложения и умножения.

Мне она какое-то время служила кухонькой, детям — для игры в магазин или, что маме больше нравилось, в ресторан.

Напротив него стояла самодельная столешница на ногах — пнях. Мама повар накладывала кашу или разливала суп. Подавала в окошко. Малышня принимала тарелки и усаживалась под сосной.

В первый же заезд фанерный домик попал в статью «под снос». Когда вскрыли его, на нас вывалились сокровища дефицитных девяностых. А также сильно заплесневелые книги. Классиков мы прежде чем жечь, читали у костра. Крупные ненужные вещи вывозили на свалку. Нашёлся и полезный инвентарь: лопаты, лом, молоток…Решили каморку подчинить и оставить как временное убежище.

У неё еще имелось таинственное подполье. Временами от туда кто-то выползал, выпрыгивал или того жутче выбегал.

Первая встреча с обитателем подпола произошла сразу после приобретения участка. Муж менял полусгнившие столбики кухоньки, когда из-под неё выползла полуметровая гадюка. На спине резко красовался серебристо-чёрный зигзаг. Зрачки имели прямоугольную форму. Она подняла высоко голову и угрожала язычком. Гадюка чувствовала себя хозяйкой. У Олега в руках была лопата. Увидев в опасности супруга, я закричала так сильно, что прибежал сосед. Сергей Николаевич застал только кончик хвоста. «Вам надо было ее обезглавить», — развел руками дачник. Змея уползла под корень дикой яблоньки. И как оказалось навсегда.

Она нам уступила. Быть может потому, что супруг пожалел её, не убил. С тех пор по участку ползали только ужи и ящерицы. Не считая, чужестранок — черепах.

Подполье облюбовывали лягушки. Антошка их ловил и купался с ними в надувном бассейне. Истории о бородавках его не пугали.

Ящерицы ползали по его рукам. Антон бережно усаживал их на веточки в террариуме, устроенном в тачке. Папе это мешало в строительстве. Он терпел, но иногда не сдерживался. Особенно, когда вместе с лягушками из канавы он вылавливал сына. Позже тачка служила аквариумом. Он ходил с ней на рыбалку. Ловил карасей Антошка ловко. Иногда в тачке они размещались как сельдь в бочке. Я тайком варила из них уху и жарила рыбу до вкусных сухариков. Так меня научил папа.

Понаблюдав за карасиками, сынуля увозил их в тачке обратно к водоему и сливал их, помахивая им ручкой.

В середине следующего лета под рыбхозным домиком завёлся зверь неопределённой породы. Трусливый чёрный пес, с прижатыми от страха ушами выбежал к нам на утреннюю трапезу. Бесцеремонно слизал капли каши с импровизированной скатерти, отправил обрезки сыра туда же, и, как пылесосом шумно всасывая запах случайно скинутых детьми со стола съестных кусочков под столом, стал выгрызать их из травы. Перекусив, с ворчанием убрался в подпол.

Вылазки учащались. Бывало Дружище выходил из своего убежища повозиться с детьми. Мы могли лучше его разглядеть. Типичная всепородная: невысокая, в меру мохнатая, с печальным взглядом. Янтарный цвет глаз удачно гармонировал с чёрной шубкой.

Годовалая дочка Настенка радостно вскрикивала: « Ав-ба, аб-ба, аб-ба-ма!»

На выходные папа привез нам деда Толю. Анатолий Степанович не любит, когда его называют дедушкой. «Дед, я просто дед», — именовал он себя.

Увидев круговерть с собакой, мужчины озадаченно переглянулись.

Папа взял на руки Настюшку, и спросил у неё:

— Ну и кого вы тут приручаете?

— Абама! — кратко ответила доча.

Дед хмыкнул, почесал за ушком кабеля, и заговорил с ним:

— Ну что, Абамчик, скоро московскую прописку получишь?!

На что наш домостроитель укоризненно покачал головой:

— Даже не думай…

Супруг ни то чтобы не любил собак, напротив, он относился к ним очень великодушно. С удовольствием читал детям повести о доблестном Алом Ю. Коваля, об Арктуре, слепом гончим псе Ю. Казакова, «Кусаку» Л. Андреева. Слушая в машине аудио книгу«Лето я провела хорошо» С. Иванова, плакал вместе с детьми.

В реальности же супруг имел опыт проживания с собакой.

Альфа

К подстанции скорой помощи, где я работала в студенческие годы, приблудилась взрослая бездомная псина. Она родила на её территории щенков. Сильно после этого разболелась. Благо, неотложные фельдшера сумел ее вылечить: прокололи курс антибиотиков, выкормили. Но оставлять собаку дольше не полагалось уставом лечебного заведения.

Мои родители после тяжелых и длительных переговоров разрешили приютить несчастную.

Среднего роста, чёрная спина, рыжеватое брюхо, ушки как у овчарки и как будто подведенные тушью глаза. Назвали Альфой. Первая в нашем «Семейном приюте». Правда, Олег тогда об этом ничего не знал и знать не мог. А узнал бы, неизвестно было бы у него семь Я. Через пару лет он познакомился со мной, нашим домом и моей собакой.

Я с усердием занималась ее воспитанием. Она имела дурной характер. Видимо, бродяжничество испортило ей нрав.

Перед супругом предстала она не в выгодном свете. Набрасывалась на дворников и нищих, которые в прошлой жизни, наверняка, составляли ей конкуренцию у мусорных баков.

Однажды, я выводила Альфу из подъезда на прогулку. Она заприметила подвыпившего, небрежно одетого гражданина, сорвалась с поводка и стремглав рванула к бедолаге. Схватила его за перчатку, чтобы оставить от неё лишь клочья. Могла наша Первая вытащить батон колбасы, торчащий из сумки прохожего. Позорище для хозяев!

Выходя на прогулку, ей непременно надо было громко лаять.

Олег посмотрев на весь этот срам, мудро рассудил и поставил диагноз: очеловечивание питомца.

Поясню. Наше общение с собакой напоминало разговор товарищей.

Многословие, любезный тон, юмор, похлопывание по плечу, даже руко–лапопожатия. Ругали мы его несерьезно, как бы сочувствуя: «Ну, уж потерпи ты нас людей неразумных».

На Своих Альфа смотрела «обожательно». Детей не пугала, гостей в дом принимала с большой радостью. Вставала во весь собачий рост и лизала в нос. Встречая на улице школьников, она ласкалась к ним, и девочки, обычно, замечая красоту миндалевидных подведенных карих глаз, отвечали ей тем же.

На бабушкиной даче Альфа как кошка ловила мышей и кротов. Снимала на лету с крючка рыбу, пойманную дедушкой Сашей. Любила лес как свою стихию.

Ушла из жизни она не известно точно на каком году жизни от заболевания. Жалели её все, и Олег — не меньше!

Я не возражаю мужу, знаю будет так как я молчу

Прошло с той поры три года. В семье появилась в свой срок любимица Буся. От собак отвыкли. Перспектива иметь в квартире не поддающегося дрессировки кабеля не очень то радовала главу семьи. Прогнать пса из его подпольного убежища не представлялось нам возможным. И даже казалось подлостью. Решили его не баловать ни лаской, ни лакомствами. Но разве же такое возможно с кучей детей. Его непрерывно гладили и носили на участок всякие вкусности.

Я стала потихонечку учить Абама командам: «жди», чтобы он не хватал еду с налёта, «лежать», «сидеть», «дай лапу».

Пёс усваивал уроки.

Папа, приезжая на выходные, удивлялся, что он еще не ушёл. Дело в том, что и раньше к нам на участок заходили собаки. Но их не прельщала оседлая жизнь. Они были потомственные бродяги. Наевшись, удалялись и, наверное, возвращались в табор, таких же кочевников как они сами.

Наш президент с чёрной как смоль шерстью в стаю не стремился. Он не уродился для дикого коллектива необходимыми чертами характера. Абама панически боялся быть кем то замеченным. Поэтому прятался в потемках, маскируясь в своём цвете.

При этом из него струился мощный поток человеколюбия. Он был очень отзывчив на детское внимание к себе и отлично вписывался в детскую ораву. Осмелев, дворняга как ребенок скакала, догоняла, отнимала, горланила. Причём, пасть служила Абамчику рукой, так как лапы, естественно, неудобны для рукопожатия. Он нежно обхватывал запястья ребят и кружил с ними в карусели детских забав.

В последние дни августа мое сердце сдавила жгучая печаль. Даже яркие оранжевые шапочки подосиновиков, вылупившихся в траве под самым окном, порхание берёзовых листиков над головой и их плавное укладывание на моховые подушечки возле торфяных канав, живописные контрасты небесного свода, слегка желтеющей зелени деревьев, приобретающей от этого слегка салатовый оттенок, пестрый травяной покров — все это не могло радовать, в преддверии отъезда в город. Ситуация напоминала сюжет из рассказа про Кусаку. Муж не давал согласия посадить пса в машину и отвезти в Москву.

Накануне перед приездом отца вымыли потенциального питомца шампунем, который специально, привезла бабушка Люся, чтобы помочь подготовить дворнягу ко встречи с большим городом. Она состояла с нами в сговоре. Варвара принесла спрей от блох и мы обработали им Красавчика. Он и без того за месяц на регулярном питании заметно похорошел, а после такой банной процедуры шерсть стала лосниться. Мордаха выглядела как у бархатной игрушки.

Дети паковали вещи в свои крохотные рюкзачки и не чувствовали накала страстей. Одевали сохранившийся от Альфы ошейник на Абама, когда папа вроде бы как невзначай заметил:

— И что-то вы делаете, а?

— Олег, мы не можем оставить его! — произнесла я плаксиво, но очень уверенно.

— Я же предупреждал не приручать зверя! Мы и так не справляемся со всем нашим хозяйством. Кто будет гулять с ним?! — парировал муж на повышенных тонах.

Дети притихли, стали прислушиваться к разговору взрослых. На их лицах исчезли довольные выражения. У меня заслезились глаза и я напомнила папе книголюбу известную фразу А. Д — С. Экзюпери. Дворняга как сидела, так на хвосте и подползла к озадаченному Спасителю. Приоткрытой пастью обхватила кисть руки и посмотрела на мужа так своими янтарями, что папа невольно запел: «Эти глаза напротив…» Мы с облегчением вздохнули. Стало ясно — папу покорили.

— Ты у меня такой единственный! — расцеловывала я мужа.

— Не подлизывайся, лучше скажи, что постелить волосатому сынуле, ведь будет дуть внизу то?

Постелили старое стеганное ватное одеяло, загрузили скарб, завели машину, пригласили зверя в открытую дверь и…

Не судьба

Собака стала метаться, умоляющи вскидывать голову и ставить то одну, то другую лапу на подножку минивена. Олег вылез из машины и приподнял незадачливого пассажира за задние лапы. Гортанный визг пронзил дачное товарищество от ворот до самой водокачки, и отозвался, казалось, эхом в ней. Пес неловко вывернулся из рук водителя, лохмато вздыбив шерсть на холке и боках, и юркнул в темноту подполья. Теперь мы окружили сарайку и штурмовали её как цитадель. Народ пытался выманить трусишку ласковыми словами, лакомыми кусочками, просовывая палочки в подпол. Начало смеркаться.

— Ура, наш президент выбрал свободу! — весело шутя, заключил папа, — Садитесь все в машину, уезжаем.

Оставили пачку Геркулеса для Дружищи соседям и страдальчески всё им объяснив, так, что они не сразу поняли, забрались в салон.

Авто ехало рыдая, всхлипывая, дуя в носовые платки. Раскачиваясь от тяжёлых вздохов и перемещений по салону, в поисках сухих тряпочек для промокания глаз и носов. Кто-то утирался футболками или рукавами кофточек.

— Понимаете, — успокаивал папа, — в городе своя собачья конституция. Провинциалу бы это не понравилось. Жить по новым правилам для него было бы мучением.

Я поддакивала супругу.

— Он пропад-е-е-т без нас, будет скуча-а-ать, в разлуке погибнет… — стонали дети.

— Животному лучше прожить короткую, но счастливую, вольную жизнь, — пафосно заявил глава семьи.

Дети в исступлении стали засыпать. Я немного успокоилась, и в моей голове созрел план спасения животного от одиночества.

Испытание разлукой. И это счастье!

Как вышли из машины, проснувшаяся Настенька залепетала: «Аба ма, Абам».

— Абамчик дом сторожить остался. Скоро опять увидимся с ним, — сглатывая слезы, информировала я дочку.

— На следующих выходных надо к родителям съездить. День рождение все-таки! — напомнил Олег, посмотрев исподлобья.

Я закусила губу. Ведь праздничная дата совсем была мною позабыта.

— Может, одним днем погостим у деда с бабушкой. А в воскресенье на дачу съездим. — уговаривала я.

— Тяжело так. Вернемся поздно, а детям на утро в школу, — возразил супруг.

В середине недели я созвонилась с дачными кормилицами Абама. Они рассказали, как наш Дружище вылезал из своего укрытия, когда они оставляли миску с кашей на мясном бульоне и всякой требухой. Наевшись, удалялся под сараюгу. «Но сегодня каша в миске осталось не тронута. В подполье тихо.» Никто не выходил к заботливым опекунам.

События развивались не по плану. Мы взмолились с детьми.

Наши бабушка с дедушкой отговорили нас ехать к ним. Боялись заразить, так как немного приболели.

Папа нашел себе на выходные дела по строительству дачи. Предложил не ездить с ним из-за ночных заморозков.

— Ты хорошо утеплил дом, мы быстро согреем комнату, — возразила я.

Супруг согласился.

Накануне сбегали в зоомагазин и купили там хрустящий сухой корм. Надеялись им приманить собаку в машину.

Приехали почти ночью в пятницу. Сразу же сунули нос под кухоньку. Никакого движения или шебаршения.

Утром, как только рассвело, я ступила на покрытую инеем траву и прислушалась. Втянула терпкий аромат любимой Пушкинской поры: амбру отцветающих флоксов и георгинов, густой запах прелой картофельной ботвы, доносящейся с соседского участка и свежий покалывающий — первого заморозка. И все они — в ауре хвойного духа. Похрустела, по мягкому лиственно-моховому ковру, выдавливая сапогами торфяную влагу, к домику.

Присела и заглянула под него. Пахнуло сыростью и плесенью. Под кухонькой ни одной живой души.

Собака не появлялась. К вечеру нам показалось, что заплакали небеса. Безперестоновочный монотонный дождь заполнил всё пространство вокруг и внутри нас. Не прекращался он и всю ночь. К утру земля набухла от воды, а местами совсем скрылась под нею. Я предложила детям одеть дождевики и попускать кораблики из хвоинок, коры и листьев. Никто не захотел. Тогда мы разложив на полу альбомы стали рисовать. У меня невольно вышла под рукой собачья мордаха. Полиночка, увидев мой набросок, захотела его раскрасить. Черным карандашом размашистыми штрихами дочка быстро изобразила шерсть. Напоследок им же обозначила точечкой зрачки и обвела ярким оранжевым карандашом. Протянула мне и попросила:

— Напиши, пожалуйста: «Пропала собака».

— И номер телефона напиши, — добавил Тимошка. — У магазина на дороге, я видел, фотографии животных. Папа сказал, их потеряли. Там всегда цифры внизу, куда звонить.

Олег на втором этаже закашлялся и напомнил о погоде:

— Буквы не заплачут?

— Так мы не на забор повестим, а под козырек!

Я сделала все как сказали дети. Вырвала листик из альбома. Прихватив ножницы и скотч, вышла на улицу. Чудесным образом дождь прекратился. Меня догнал муж и вручил прозрачный файлик, на ходу вытащив документы из него.

Я обернулась принять ценную вещь и не поняла по какому поводу, муж игриво произнес:

— Ну, и где же ты, Бродяга, пропадал?!

Я повернула голову и увидела приближающегося, почти ползком, с прижатыми ушами и опущенным хвостом четвероногого друга.

Потеряв дар речи, из моей груди вырвалось ликование:

— А-а-а-х!!!

Слава Богу!!!

Тут же пёс вскочил на задние лапы, а передние поставил мне на плечи. От восторга я подняла шерстяного детину за подмышки и прокрутила его так, что собачьи пятки повисли над землей.

Олег громко свистнул сидящем в доме.

Он всегда так делал, когда работая на стропилах у него заканчивались шурупы или гвозд, а дети, позабыв о своей обязанности ему их подавать, играли в комнате.

Сразу же распахнулась дверь дома. Высунулись личики: удивленные сначала, мгновенно сделались восторженными.

Как горох высыпали ребятишки на улицу. Кто в чем был, не надевая сапог, в одних футболочках. Буся тоже вышла и, подрагивая лапка, засеменила к столу. Уселась повыше и стала наблюдать за происходящим, широко позёвывая, как будто улыбаясь.

Дружище от радости стал запрыгивать на детей, лизать руки, щеки и валить их в лужи. Веселый гогот разливался по округе и стряхивал крупные капли с деревьев, а солнце расцвечивало их радужными красками.

Вторую половину воскресенья мы репетировали посадку Абама в машину. Раскладывали хрустящие собачьи вкусняшки в салоне и заставляли до них самостоятельно добираться питомцу. Стало получаться даже с заведённым мотором.

Вечер был изумительный: ярко-оранжевый тёплый закат — без единого облачка! Семья светилась от счастья.

Смолик или Смайлик

Расцеловали соседских бабушек, поблагодарив за очень щедрые обеды для бездомного. И приняв обратно с очень настойчивыми уговорами упаковку овсяных хлопьев, со словами «вам ещё пригодится», все уселись в минивен и в непривычном для нас составе тронулись в путь. Бусю разместили в переноске. Как оказалось, в ней киске было ездить комфортнее и спокойнее: не возникало шальных мыслей залезть под педаль. И никто не станет шипеть за эту выходку.

На этот раз машина содрогалась от веселья и немного напоминала шапито.

Папа, не откладывая на потом, заговорил об имени шерстяного подопечного.

— С такой кличкой у нас будут одни неприятности. Начнём воспитывать Абама: не обругать, не похвалить прилюдно. Пёс чёрный как смоль. Назовем Смолом.

— О, мистер Смол, — обрадовалась я. — И к тому же он резвится и боится всего как маленький.

Доехали без эксцессов. Наступил момент высадки. У самого подъезда распахнули двери. Но Смол выходить не торопился. Он упёрся лапами в пол, и при попытке вытянуть его за ошейник, высвободился из него. Пришлось обхватить его бока и буквально вывинчивать из машины. Он цеплялся за кресла когтями, снова и снова выкручивал голову из ошейника. Со стороны наши действия напоминали растягивание пружины, которая нас самих то отбрасывала, то сжимала и втягивала в салон.

Отстранили малышей, и вдвоем с Олегом вытянули паникера. Но на четыре ноги он так и не встал. Наскоро, побросав всю кладь, стали вносить пострадавшего в заранее открытую Антошкой подъездную дверь. Отрывисто визжа, Смол протестовал. В лифт в такой позе мы не поместились. Поставив мистера на ноги, вертикально удерживали в лифте. В квартиру он вбежал сам, но у зеркала в коридоре ощетинился и стал долбиться оскаленной пастью в отражение.

Отвели невежу в комнату. Погладили, успокаивающе заговорили с ним. Дали покушать. Показали место для сна у нашего разобранного дивана.

Ночь прошла спокойно. Гулять Смола утром торжественно повели на поводке. К такому он не привык. Его мотало из стороны в сторону. Пёс резко стартовал после внезапной остановки у деревьев и неудержимо тянул к детворе, идущей в школу.

Он как будто со всеми пытался перезнакомиться. Школьники, вопреки угрозам родителей, протягивали руки, и он облизывал их, улыбаясь во всю собачью пасть. Я для приличия тянула на себя лямку и подзывала:

— Смолик, Смолик, ко мне!

— Смайлик, его зовут Смайлик, — воскликнула первоклассница с большими белыми бантами в косичках.

Не плохо, ему это «имя к лицу».

Для детворы он так и остаётся по сей день веселым Смайликом.

Город. Неделя первая

Смол стал постепенно привыкать к городской жизни. В квартире он часто пытался заглянуть в большое окно гостиной, всю площадь которого заполняли листья-весла фикуса. Ночью, благодаря фонарям стадиона, расположенного во дворе нашего дома, с другими комнатными цветами они отбрасывали красивую каллиграфическую тень на противоположную стену. Смайлик, забравшись на диван просовывал влажный нос сквозь растения и иногда опрокидывал тропического гиганта. Земля и лейка сваливались на светлую обивку. Однажды на Спину Тимошки упал колючий молочай. Чувствительная кожа сына покраснела и стали заметны ссадинки. Слезы прыснули из его глаз, лицо исказилось от боли. Цирковая арена мигом превратилась в медпункт. Дети дружно, не дожидаясь маминых назначений, подносили ватные палочки, зеленку, мазь.

— Перекись водорода, ой, на донце! Звоним бабушке, она ещё не успела далеко от дома уйти, — скомандовала доктор Юля.

— Не надо пугать Людмилу Николаевну, — строго посоветовал папа, — сам сбегаю!

И я посмотрела на мужа с благодарностью.

Через пять минут пузырёк с антисептиком стоял на столе.

Параллельно Настенька волокла уборочный инвентарь. Олег, зажмурившись, выносил совками вату и землю в мусорное ведро.

В этой суете не сразу заметили, как Смол затеял игру с черепахами в кёрлинг. Он прищипывал зубами костяные рубашки и, мотнув головой, раскрывал пасть так, что они вылетали и тут же приземлялись со стуком на пол, продолжая скользить по нему. Обиженные ЧерриПаша достаточно быстро удирали от азартного игрока и прятались, втыкаясь передом в бабушкины тапочки. И ползли так, пугая пса.

— Все, идем гулять!

На привези водить зверя не получалось. Поэтому, создавали видимость заботы о ближнем: нацепили намордник. Но во дворе Смола быстро все зауважали за солидную внешность и добрый нрав. Жалели и просили снять этот «подстаканник». Особенно, после того как он им поймался на отогнутые прутья подвальной кошачьей лазейки, намереваясь выцедить обед, явно не для него приготовленный. Не сразу я нашла исчезнувшего из вида любимца.

— Ну, что же вы не следите за своей собакой! — объявила выговор пенсионерка. — Мы с мужем на свою скромную пенсию кормим бездомных кошечек. Их в нашем дворе около сорока. А ваш кабель всё съедает.

Я стала оправдываться, одновременно освобождая беднягу. Рассказала, как Смол появился у нас. Объяснила, почему он без поводка. И что намордник служит ещё для защиты кошек.

— Это хорошо, что вы его подобрали. Знаете, можно на словах учить детей любить животных. А можно просто взять с улицы дворнягу и это будет уроком на всю жизнь. — поглаживая Смола, мягко проговаривала каждое слово женщина. — Я сама работала долгое время кинологом. Когда состарилась моя собственная собака, решила больше не заводить четвероногих друзей. У самой разболелись ноги: артроз суставов плохо лечится. Но все-таки не удержалась, привела в дом немолодого пса. Каждый день приходилось подниматься и спускаться по ступенькам для выгула питомца: у мужа давление — помочь сложно. И вы, понимаете, стало ногам легче. Вес сбросила. Повлияла вынужденная ежедневная гимнастика!

Собеседница провела пальцами от носа к темечку собаки:

— У вашего кабеля есть шишка мудрости. Дрессируйте, не ленитесь!

— Хорошо, спасибо, за совет! До свидания!

Вернулись к обрадованным ребятишкам. Смайлик сел как сторожевой пес на углу детской площадки. Его никто не гнал. По сей день родительской общественностью разрешено занимать ему смотровую позицию рядом с малышами.

Неожиданные весточки из прошлого

Наступило бабье лето. Днём на солнце стала опять согреваться земля. Ребятишки вылетали из школы не застегнутыми, распустив края курточек как крылья.

Мы взяли Смола встречать старшеньких с занятий. Сразу домой не пошли. Заглянули в соседний двор. Он славился своим пустырем, что в мегаполисе редкость. Когда-то через него протекала речка. Сейчас она в трубе, но низина сохранилась. Строить дома нельзя. Для нас это — парковая зона.

На траве расположилась компания неопрятно одетых подвыпивших людей. Смайлик рванул к ним. Я за ним — спасать несчастных. Какого же было наше удивление, когда пёс, повалив собутыльников, стал вылизывать их.

Повторялись такие эпизоды снова и снова. У подъезда на скамейке замечал пьяненьких и вскидывал передние лапы им на плечи. Возле магазинов принимал очистки, подаваемые ему«товарищами».

Очевидно, такое поведение как звоночки из прошлого, являли нам картины детства Смола.

Сторожка в садовом товариществе. Мужичок, согревается спиртным и закусывает соленой рыбкой. Угощает объедками приблудившегося щенка, высовывающего голову из-под крыльца, теребит свалявшуюся шерсть. Летом охранник съехал, а подросший кобель осиротел.

Видимо, не сразу покинул он место своего обитания. Возможно его подкармливали дачники и с ним играли дети. Как-то, на автобусной остановке у нашего поселка незнакомый мужчина подозвал Смола кличкой «Шмель». Я спросила, откуда он знает эту собаку. На что получила ответ: «В начале прошлого лета он бегал по их товариществу, приставал к детям. Затем неожиданно исчез».

Ностальгия со временем у Смайлика угасла. Он перестал навязывать свою ласку людям, напоминавшим ему о щенячьей радости.

Испытания продолжаются. Или почему мама больше не ест конфет

Осенью на выходные дни папа брал Смола на дачу. Нас мог оставить в Москве в тепличных условиях, но волосатого сынулю увозил, чтобы город отдохнул от него. Первые минуты на воле пес зайцем носился по кругу, огибая стволы деревьев как лыжник объезжает флажки в слаломе. Олег обычно подыгрывал ему: бегал, приседая и хлопая себя по коленям. На следующий день Смайлик не отходил от машины. Всем своими видом показывая хозяину, что пора возвращаться домой.

Председатель товарищества, проходя мимо, обычно гладил Смола и приговаривал: «Хороший, для души пес!»

По возвращению к нам, Смол так радовался, что из его груди вырывался утробный бас, а нос выдувал гудок, похожий на звук кларнета. Он подпрыгивал и каждого лизал в лицо.

В конце сентября, вернувшись как всегда из поездки загород, наш четвероногий друг потерял былую резвость. Нос сделался сухим и горячим. Утром, неохотно вылез из под стола и медленно передвигаясь, вышел на улицу. Наскоро, сделав дела, сел у подъезда. Завтракать отказался. Стало ясно: Смол заболел. Вызвали на дом ветеринара. При осмотре собаку от страха трясло. Мы держали его за ошейник.

— Темная моча, белый язык. Температура сорок! — это клещевой пироплазмоз. — Диагностировала Надежда, собачий доктор.

— Как же так, клеща не видели…А вот и виновник! — Под ошейником, мои пальцы нащупали плотный шарик.

Вывернули членистоногое и сбросили в склянку.

— Ответ из лаборатории будет готов только к вечеру. Но лечение начнем прямо сейчас. Лекарство от этого паразита — само по себе, яд. Поэтому готовим организм собаки введением большого объема жидкостей через вену, — объяснила нам ветеринар.

Олег побежал с рецептами в аптеку. Тем временем Смолу установили катетер на лапе. Взяли кровь для анализа. Укололи в бедро поддерживающими сердце и дыхание препаратами.

Около двух часов безперестановочно работала капельница. Дружище слабел, сопротивляться не было сил. Следом за инфузией ввели главное лекарство.

К концу дня Смолик попросился на улицу. Предварительно выдрав зубами устройство для инъекций на своей конечности.

— Надежда Вячеславовна, нам полегчало. Уже пробежались по скверу. Катетер снят. — констатировала я.

— То есть, как и кем снят?!

— Мистером.

— Ох, уж эти дворняжки! Породистая — при таких плохих анализах, уже бы умерла. Купите воронку на голову. Сейчас приеду установлю ещё раз катетер. Рано ещё прекращать лечение.

Ночью и утром выводили Смола освобождать мочевой пузырь. Лекарства молниеносно заполняли его. Школьники интересовались, что за космический локатор пристегнут к шее животного. Получив ответ, чесали спинку Смайлику и сливали утешительные речи в воронку. Он слушал, и пурпур чайного цвета глаз искрился из глубины.

Полегчало ненадолго. К ночи прежнее состояние возвратилось. Надежда разъяснила, что кровяной паразит погиб не полностью и, видимо, заново размножился.

Сейчас же к нам примчалась самоотверженная женщина с многообещающим именем Надежда.

— Вводить повторно «яд» мы не сможем. Без переливания крови такая терапия приведет к смерти. Я возьму образец крови пациента. Езжайте в круглосуточную клинику по этому адресу, у них проверят совместимость образца с имеющимися донорскими, — доктор протянула нам листик с координатами лечебницы. — Вот вам специальная сумка для пробирок. Везите бережно, не трясите!

Старались как могли, плавно перемещались с ношей.

— Гемолиз, ничего не поделаешь. Или болтыхали в пути, или пёс так плох, что… — ответила мне за стеклянным экраном лаборант.

Ясно. Звоню.

— Алло, такая ситуация.

— Терять нечего. Готовьтесь, введем ещё дозу Азидина. Флаконы будете менять сами.

Ветеринар отодвинула нижнее веко и заглянула в рот. Обескровленный серый цвет слизистых и конъюнктивы. Пёс не двигается. Дыхание вялое.

— Колем? Не выдержит! Возбудитель разрушил большую часть эритроцитов. Тканям не хватает кислорода.

— Делайте, — попросил Олег, — мы отвезем его на Родину, в сосны. Там легко дышится. С собой возьмем все необходимое для поддержания жизни: капельницы, лекарства, растворы. Мама — доктор, помощников много, может, справимся с Божьей помощью.

Бусю оставили с бабушкой Люсей в городе.

Везли Больного в одеялах. Пока прогревали дом, Смол освободился от пелен и переполз под кухоньку, теперь уже новую.

— Не дури, Бродяга! Умирать, что ли собрался? — приговаривая, полез к нему супруг.

Кухня на сваях: можно залезть всей семьёй. Обхватив его обеими руками, нежно выволок «бойца» на свет. Дома постелили шубу на пол, уложили раненого. Олег прилег рядом, чтобы держать лапы пока я вливаю препараты и подключаю капельницу.

Ребятишки ассистировали. Ролевые игры, освоение профессии: девочки сестра милосердия, сыновья — полевые хирурги.

Смеркалось, Олег уснул на подстилке с лапами «без задних ног». Дети, видимо, очень тихо себя вели, потому что я тоже откинула голову на спинку дивана и погрузилась в глубокий болезненный сон.

Снилось мне, что я ребенок. Встаю утром с постели, а Дружище мертв. И голос с небес спрашивает:

— Будешь ещё есть много конфет?

— Совсем не буду!!!

Дело в том, что наши дети безмерно готовы поедать конфеты. Папа их балует. А у мамы супы и каши не съедаются. Я тщательно прячу сладости на балконе. То в корзинах, то маскирую пакетики, вешая на кончиках в глубине стоящих лыж. Смайлик, если не плотно закрыта балконная дверь, ведомый носом, когтями откупоривает ее как пробку из бутылки. Пробравшись внутрь маленького помещения, быстро находит лакомства и съедает всё, ловко раскрывая обертки. Мама-Няма тоже стала поступать немного как собака. Сыновья подерутся или дочки поссорятся, грусть сладеньким заедаешь. А совесть мучает. Детям не разрешаю брать, а сама кушаю. Что детей ругать, когда родители сластены!

Просыпаюсь от поскуливания. Смол просился в туалет. Я отключила капельницу, и мы с Олегом вынесли его на руках в сосенки. Он сумел встать на все четыре конечности. Прошелся, не обременяя нас тяжёлой ношей. Вскарабкался на порог, проник в дом, и обессилев лег на шубу.

Чудесным образом, пёс стал поправляться. Появился аппетит: снял с плиты сковороду и съел все капустные котлеты пока никто не видел, закусил головкой сыра, лежащей на краю стола. Выкарабкался, по милости Божьей, руками опытного ветеринара.

— Надежда Вячеславовна, свет наш в окошке, здравствуйте, давайте прививки Смолу сделаем! — пролепетала я в трубку.

— Алло, Юлия, это вы?! Выжил?

— Набирает вес. Заезжайте на чаек.

— Чаёвничать некогда. На осмотр пациента заскачу.

Болезный от доктора удрал под стол. Там с фонариком и осмотрели дрожащего. Язык розовый. Под веками видны красные сосудики.

— А катетер сами сняли?

— Сами-сами, мистер.

— Зубы белые, крепкие. Около года ему. Молодая дворняжка, но все равно — чудо, что выжил! Полечим ещё таблеточками. Привьем через месяц. Но от пироплазмоза нет вакцин. Принимайте меры от клещей, пока морозы не менее семи дней простоят.

С тех пор я не могу есть конфеты. Это мой невроз. Но не планида — это для порядка!

Мама, мама просто я дежурный… по буфету

Думается мне, что питомцы появляются в семьях неспроста. Особенно если не включился их поиск единственно только по нашей воли.

И если семья ещё не съехала в деревню и не завела лошадь, то у мам с закрытием дачного сезона заводится двигатель семи самокатных сил. Пока папа на работе, жена носится по району, запряжённая в детскую коляску в сопровождении юных райдеров. Посещение детских кружков, художественных и музыкальных школ спасает квартиру от тесноты, а нас от духоты. Бег на длинные дистанции с препятствиями напоминает стипль-чез и освобождает нас от одной только мысли посещать фитнес-клубы.

Осознание себя как части дома ярче, когда тебя в квартире ждет четвероногий друг. Забота о нем помогает вернуться вовремя под родимый кров.

Вышесказанное относится именно к моему опыту. Я мама, которая о порядке в квартире думает за пять минут до прихода супруга с работы.

Итог огорчителен для обоих. Папа выплескивается:

— Так жить нельзя! Бросайте свои кружки на стороне, записывайтесь в мой — «Уютный дом». Вытирайте пыль, мойте полы, пришивайте петельки к курткам, чтобы не сыпались на пол с крючков, чистите кастрюли… Дети должны уметь все это делать.

— Я каждую свободную минуту что-нибудь мою и поднимаю с пола, но у нас сегодня был хор, — аргументирую я.

— Так, Апполинария, спой нам, что ты там выучила! — кипятится муж.

Дочка испуганно молчит.

— А еще мы на Яузе кормили уток и среди них, представляешь, чудо, на берег вышла парочка мандаринок. Смеркалось, и на телефоне фотки чёрные. Зарисовала и в Антошкин ЧАТ биологам выслала, — речитативом парировала я.

— Держи тряпку, Поля, умой зеркало. Антонио вывози пылесос, Тимофей — к раковине, твои все тарелки, ложки оставь Анастасии. Артемий, ползи за мной собирать игрушки.

— Паровозик из Ромашкова укладываем спать! — скомандовал отец.

— Ну, правда, Юль, сколько можно гулять?! Уроки то, уроки… — вставила бабушка.

Обижаюсь и накрываюсь одеялом как щитом.

В учебный период и, правда, школьники успевают только помыть за собой тарелки и то не всегда. А младшие гуляют по три часа, то встречая братьев, то провожая их, катаясь на самокатах или заскакивая прямо на колесахв трамвай. Перед сном выгуливают пса.

Собираемся на прогулку долго и мучительно. Младшего стараемся уложить в коляску спящим. Тогда у мамы развязываются руки, и можно помочь старшим. Дверь распахивается настежь, чтобы не потел малыш. Смол хитрит, когда понимает, что его не возьмут: тихонечко просачивается на лестницу, спускается на первый этаж и ждет нас у подъезда. Мы ничего не подозревая, закрываем ключом дверь, выкатываемся на улицу и встречаем Дружищу. Он виновато косится своими янтарями в оправе седых ресничек.

— Стойте у лифта с коляской, а я быстренько верну Смола обратно, — инструктирую я.

— Мы боимся, хотим вместе, — слышится писк.

Оставляем двухколесную технику без присмотра и всеми руками и ногами подпираем двери лифта, чтобы вкатить люльку. Трехэтажное сооружение с дорожной сумкой на голове у мамы и собакой на ногах у всех, поднимается на пятый этаж.

Открываю дверь квартиры, чтобы запереть Смола, и вижу, был обыск: свет горит, шкафы распахнуты, обувь валяется, шапки на ботинках, пальто на рюкзаке, под ним мяучит уже соскучившаяся Буся.

«Можно не запирать жилище, воры подумают что уже были свои.»

Заплакала люлька.

Ладно, быстрее хлопаю дверью, поворачиваю ключ. «Смол, наверное, пошёл на балкон, искать конфеты», — промелькнуло у меня в голове.

Жадно вдыхаю весенний воздух, подставляю лицо ультрафиолетовому поливу своих веснушек. Обида растворяется. Пока дети как солнечные зайчики мелькают в карусели, сосредотачиваюсь на теме исправления. «Сложно изменить мир, надо меняться самой».

Осеняет мысль, что домашние животные — наши часовые порядка.

Аквариум напоминает о необходимости протирать стекла и зеркала.

Пресмыкающиеся, которых Олег называет «динозаврами», если они пачкали пол после капустного завтрака, учили ребятишек ловко обращаться с салфетками.

Шерсть от животных делает заметнее пыль вдоль плинтусов и вдохновляет на ежедневную влажную уборку. Развешивание в шкафчики юбок и рубашек становится обязательным ритуалом, иначе, тонкие волоски подшёрстка крепко прилипнут к ткани.

Киса приучает всех не бросать носочки, где попало, так как в одиночестве она с ними носится по коридору и превращает в меховые кулёчки. Учит закрывать дверцы комода: спать на белье — любимое дело кошек.

А попробуй не застелить постели пледами: отпечатки лап и шерсть во рту гарантированы в следующую ночь.

Продукты и посуду после трапезы необходимо убирать со стола. Смол аппетитно чавкает и моет тарелки языком, если семья вышла с кухни не убравшись.

Однажды утром я застала воровство. Звери действовали согласованно. Бусяндра рыбачила в раковине, коготками поддевая рыбешек, которых я положила размораживать в ночь, и скидывала их Смолу на нос.

Папа наказал зверинец. Развел по разным комнатам и запер. Хуже наказания для непослушных зверюг нет. Скулеж и царапанье продолжались, пока хозяин контрабасно в дверной проем не огласил преступления. Кажется, у пса после этого побелела мордаха. Его вообще рано припорошило сединой. Как воспитаешь таких чувствительных особ?!

Я в таких случаях строгим взглядом проникаю, как мне кажется, в самое сердце животного, а глаза влюбленно, так думаю, мне отвечают: «мама, мама, просто я дежурный… по буфету».

Остается самим не плошать.

Вот только сороки нам еще не хватало!

Квартира преображается. Семья готовится отбыть на летние каникулы загород. Папа не должен в рабочие дни чувствовать себя покинутым. Уют в квартире будет напоминать о нашей к нему любви.

Моем окна, собираем пыль с цветов, полируем сантехнику, отбеливаем фаянс в ванной комнате, разбираемся на балконе, избавляемся от старых ненужных вещей. Пакуем в мешки и рюкзаки летние вещи и, на всякий случай, теплые.

Дача довольная просыпается приоткрывая глаза-окна через распахнутые занавески. В остывший дом проникает теплый праздничный воздух мая. Еще немного и мы останемся здесь до осени.

Летний отдых в разгаре. И он особенно умилен в этот год. Главная радость — подрастающий пятый младенец в семье, Артемий, отметил здесь свою полуторагодовалую дату. И ещё сюрприз к празднику — настоящая живая птица на голове. Такой у нас ещё не было.

Сосны, окружили нас. Руками-ветками обняли народ у костра и, протягивая тоненькие кисти с пальцами-иголочками, растягивают нити паутинки в виде гамаков: «укладывайтесь все желающие и слушайте вечерние сказки у костра». Над головою, инкрустированная звездными аметистами и дрожащей огненной яшмой, замершая сень.

Крылатая черная тень как броуновская частица шныряет и накрывает всю эту красоту. Стремится усесться у костра и дразнит пламя трескотней.

— Не опали крылья, белобока! — беспокоится молодеж.

Подхожу к страдающей бессонницей птице, сажаю на руку и отношу на кухню.

— Спать пора, Рикки! Тебе уже перепел пропел, — приговариваю я. Он послушно спрыгивает на палку, уложенную между спинками углового дивана, устеленного газетой для гигиены. Выключаю свет.

Между высоких берез натянуты длинные веревки с сиденьем посередине. Долетая до самой крыши, в них раскачивается какой-нибудь смельчак. Спиной и ногами задевает листья, запуская парочку в ночной полет. Они сначала шуршат, перешёптываясь с нетронутой листвой, а затем срываются для кружения.

Конец ознакомительного фрагмента.