Долго тебя ждала

Юлия Резник, 2022

Где найти принца современной Царевне-лягушке? Конечно, в приложении для знакомств! А если вместо принца хитрые алгоритмы подбора подсунут встречу с ее давней любовью? Бежать? Или, вспомнив о том, что жабья кожа давно уже сброшена, дать принцу ещё один шанс?

Глава 5

— Мама! Ма-а-ам…

Мариам открыла глаза и в панике осмотрелась. Сколько времени? Как долго она провела в постели? Мариам точно помнила, что отправила Юль Санне сообщение, в котором попросила, чтобы Левон пожил у них еще пару дней, пока ей нездоровится. Неужели они прошли?

— Эй…. — дверь приоткрылась. — Мам, ты в порядке?

— Конечно, — вымученно улыбнулась Мариам, приподнимаясь на локтях над постелью: — Но лучше бы ты вышел, Левон. Здесь в воздухе наверняка полно микробов.

— Еще бы! Ты не пробовала проветривать?! — возмутилась Юль Санна, бесцеремонно врываясь в спальню. Целеустремленно промаршировав к окну, она распахнула тяжелые шторы, не дававшие дневному свету ни единого шанса проникнуть в комнату, и настежь распахнула окно.

— Что ты делаешь? — промямлила Мариам, пряча лицо в ладонях.

— Разгоняю микробов. Если дело, конечно, в них, — строгий взгляд Юли сосредоточился на подруге. — Левон, будь зайкой, завари нам чайку.

Нетрудно было догадаться, зачем Юль Санна его отослала. Значит, будет допрос, не предназначенный для нежных детских ушей. Занервничав, Мариам, подтянула на груди одеяло.

— Ну, рассказывай!

— Что рассказывать?

— Какая такая болезнь тебя скосила.

— Не знаю. Ангина или грипп. В любом случае, тебе лучше держаться от меня на расстоянии.

— Черта с два. Даже не надейся, что я в это поверю. Врать ты так и не научилась, — наплевав на все предостережения Мариам, Юля отошла от окна и уселась прямо на ее разворошенную постель.

— Да почему ты решила, будто я вру?!

— Он-таки оказался маньяком? — Юль Санна пододвинулась к Мариам поближе. — Да?! Он сделал что-то, чего ты не хотела? Если так, то мы сейчас же пойдем к Сивакову.

— З-зачем?

— Затем! Напишешь заявление. Мы этого так не оставим! Мы его найдем и засудим. Мы…

— Юля! Прекрати немедленно. Ты чего?! Не нужно выдавать свои фантазии за действительность. Меня никто не насиловал, если ты об этом. С чего ты вообще решила, что у нас с ним что-то было?!

— Извини, но от тебя сексом несет за версту. Ты когда в последний раз мылась?

Мариам потупилась. Отвела дрожащими пальцами упавшие на лицо волосы. Потому как… давно. Может быть, Мариам окончательно спятила, но она не смогла смыть с себя его запах, его поцелуи и другие, менее романтичные свидетельства их встречи, хотя те, подсохнув на ее коже, и причиняли некоторый дискомфорт. Мариам осторожно просунула руку под одеяло и провела дрожащими пальцами по белесой дорожке у себя на животе. Мамочки. Что они вытворяли! И что вытворяла она…

Нет-нет, нельзя об этом думать. Нельзя! Точно. Какое хорошее оправдание.

— Нельзя в душ, когда температура! — выпалила Мариам.

Юлька недоверчиво нахмурилась и потрогала ее лоб.

— По-моему, ты и впрямь горишь.

Ну, еще бы! Только этот жар не имел ничего общего с ангиной. Чтобы у нее поднялась температура, достаточно было вспомнить ту ночь, когда несмелые мечты Мариам воплотились в жизнь, и их воплощение, о черт… их воплощение превзошло все ожидания. И в этом смысле даже лучше, что Кравец её не узнал! Хотя поначалу Мариам это по-настоящему ранило. Она не просто так сбежала в туалет, когда поняла, что у него ничего даже не екнуло. Тогда как у не самой все внутри оборвалось. Шок, неверие, радость, ужас… — чувства сменяли друг друга с такой быстротой, что у неё голова кружилась. Казалось, еще немного, и она замертво рухнет к его ногам, не выдержав этой сумасшедшей атаки. И глупой мысли, что это все неспроста! Сердце запнулось — ну, узнай же меня, узнай, и подпрыгнуло к горлу, когда этого не случилось. Уже там, в туалете, едва не выблевав свое глупое сердце на кафельный пол, Мариам решила — черт с ним. Пусть так, но она своего не упустит. А там уж ей помогли и глупые журнальные статьи, и женские форумы, и тренинги. Она без всяких проблем вжилась в роль сильной, необременённой комплексами женщины и отыграла её не то чтобы до конца, но ровно до тех пор, когда ее дорвавшейся к любимому мужчине тяга не перевесила страх быть собой. И вот тогда Мариам оторвалась на всю катушку, не думая уже ни о чем. А Женя… Она четко уловила момент, когда он растерялся, не готовый к тому, что произошло. И тот момент, когда он сам отбросил контроль, Мариам уловила тоже.

— Я все же освежусь.

— Погоди! Так у вас и правда было?

— Угу.

— И как?

— Ты что, хочешь грязных подробностей?

— Ну, конечно. У меня же и близко ничего подобного не происходит!

— Вы с Ромкой не занимаетесь сексом? — вскинула брови Мариам.

— Занимаемся. Но, знаешь, за пятнадцать лет мы так друг другу приелись, что… А, ладно, чего это я о грустном? Давай, лучше ты рассказывай. Или нет. Иди и впрямь помойся. От тебя, вот те крест, разит.

Мариам накинула халатик и пошла в единственную ванную комнату в их доме. Разделась. Открыла воду и, пока та набиралась, уставилась на себя в зеркало. Она очень… очень изменилась со школьных времен. Но еще больше изменений внутри нее произошло за ночь с Кравцом. Как под гипнозом, Мариам подняла руки, прошлась пальцами по царапинам, оставленным его щетиной. Ранки стало саднить еще тогда. И ей это нравилось. Боль лишний раз доказывала, что происходящее ей не снится. А он, глупыш, извинялся невнятно за то, что не побрился, и зализывал потертости языком, отчего те начинало щипать еще больше. Чертыхался и, не в силах себя контролировать, срывался снова и снова, теребя ее крупные соски, оттягивал их, сжимал, крутил и покусывал. Мариам прошлась ноготками по истерзанным вершинкам. Застонала… И осознав это, в ужасе оглянулась на дверь. Помедлила, вслушиваясь в происходящее в глубине дома, и снова уставилась в зеркало. От сосков вниз по грудям шли две тонкие почти невидимые линии — следы подтяжки. Все же хорошо, что у нее сорвало крышку, ведь в противном случае комплексы ни за что бы не позволили ей раскрепоститься. Она бы думала об этих шрамах, о тех несовершенствах, что ей до сих пор не удалось отшлифовать, об обидных словах Рафика «Да шевелись ты, что ты как рыба дохлая?», и это наверняка бы не дало ей насладиться процессом так полно, что теперь она не представляла даже, как жить? Как ей дальше жить, зная, что это может быть так? Грязно и свято, пошло и одновременно с этим возвышенно, так остро, будто по нервам. Не просто перед ним оголившись, как ни перед кем до этого, а буквально содрав с себя кожу. И навеки теперь оставшись вот так, нервными окончаниями наружу, истекающей кровью любви. Так как же?

Мариам включила воду. Ей повезло, потому что вода в кране в кои веки была. Чего не скажешь о напоре. Когда она вышла из ванной, Юль Санна в компании старшей дочери и ее, Мариам, сына, преспокойно пили на кухне чай.

Киру Юлька родила через три месяца после выпускного. Шум тогда поднялся выше гор. Ну, еще бы. Дочка директрисы залетела. И, наверное, на этой волне, когда пошел слушок, что и Мариам вот-вот отправится под венец, злые языки стали болтать, будто и она выходит замуж по залету. На самом деле, конечно, все обстояло совершенно иначе. Замуж Мариам подалась от безысходности. Надеясь, что погрузившись в отношения с правильным, выбранным родителями мужчиной, сумеет заткнуть пробоину в груди, что образовалась, когда Кравец уехал в свою Америку. Невинности Мариам лишилась лишь в брачную ночь. Как это и подобает девушке из приличной армянской семьи. Ее сынок, свет очей ее, ее радость Левон родился аккурат через девять месяцев после свадьбы. А еще через год Мариам, неслыханное дело, развелась. Опять же поддавшись воле родителей, которые однажды застали дочь с подбитым глазом. Сама Мариам готова была терпеть что угодно, настолько она себя в тот момент не любила. А вот для ее родителей стало настоящим шоком то, что мальчик, которому они верили, на которого они возложили столько надежд, на практике оказался склонным к рукоприкладству подонком. А ведь на самом деле синяки — далеко не самое страшное, через что Мариам пришлось пройти в этом браке. Гораздо хуже было то, что Рафик сделал с ее самооценкой. Точнее, с теми крохами, что от той оставались к её двадцати годам. К счастью, о главной трагедии дочери родители Мариам не догадывались. И она каждый раз благодарила за это бога в своих молитвах. Правда бы их убила.

— Так, дети, наелись? Идите куда-нибудь погуляйте. А то вдруг и впрямь микробы, — взяла в свои руки ситуацию Юль Санна.

— А тебе микробы не страшны? — усмехнулась Кира, понимая, что от них просто хотят избавиться. Левон же молчал, глядя на подружку влюбленными щенячье-преданными глазами. И в нем Мариам будто видела себя, пятнадцатилетней давности. Заново проживая всю ту боль, и все свои страхи, и болезненную неуверенность в себе.

— Зараза к заразе не липнет. Давайте, выметайтесь!

— Ну-ну, — хитро протянула Кира, все же послушно выбираясь из-за большого овального стола.

— Давай, не томи уже… — скомандовала Юль Санна, когда их дети ушли, плотно прикрыв за собой двери.

— Обещай, что никому не расскажешь, — пробормотала Мариам, как в детстве.

— Клянусь! Ну?!

— Это был Кравец.

— Чего?!

— Это был Кравец. Женя. Ну, что ты на меня смотришь? Знаешь ведь, что он вернулся.

— Ну, да.

— Кстати, он меня не узнал, представляешь? — улыбнулась Мариам.

— Да это и немудрено, но…. Черт! Вот это совпадения! Скажи еще, что это — не судьба. И как Женька? Наверное, ошалел?!

Мариам сглотнула, вспоминая действительно ошалевший взгляд Кравца в момент, когда она принялась его облизывать… Сначала скулы и шею, после соски и дуги ребер, ну и, наконец, крупный изумительно возбуждённый член.

— А я не стала развеивать его заблуждения, знаешь ли.

— Как это?

— А вот так. Я подыграла ему, притворившись, будто тоже в первый раз его вижу.

— Но зачем? Какой в этом смысл? Ты спятила?!

— Да почему спятила?

— Потому что он один черт узнает правду! И что тогда?

У Мариам не было ответа на этот вопрос. Зато в голове никак не затыкался Гурген: «Что-что, он решит, будто его поимели. И будет прав».

— Если ты не побежишь рассказывать, он ничего не узнает.

— Ты не сможешь хранить эту тайну вечно.

— А вечность нам не понадобится, — Мариам отставила от себя чашку и отвернулась к окну. — Я не собираюсь с ним больше встречаться.

— То есть как это?! А наш банкет?

— Обойдетесь без меня.

— Я не понимаю. Ты… что? Ты к нему не остыла, а? — голос Юль Санны наполнила тревога. — Ты поэтому с ним легла? Мариам… Девочка…

О, нет. Нет! И еще раз нет. Ей не нужна была жалость. Жалость — это вообще последнее дело. Ей казалось, что эта жалость оседает на ней толстым слоем жира, собирается в складки, свисает с рук… Будто она снова вернулась во времена своей юности.

— Юль Санн, ну, ты как скажешь что-нибудь, правда. Пятнадцать лет прошло…

— Да, но ты ведь… Ты ведь с ним переспала!

— Да. Переспала. Закрыла незакрытый гештальт. Большое дело.

— Большое. Да. Если ты после этого заперлась в четырех стенах, забив на сына и бизнес.

— Это не имеет никакого отношения к Кравцу! — Мариам незаметно для себя повысила голос. А Юлька сглотнула. Перегнулась к ней через стол, обхватила ладошками ее щеки.

— Милая, ты в это и вправду веришь?

— Да.

— Мне кажется, ты сама с собой не до конца честна.

— А если и так?! Если так?! Что ты мне предлагаешь? Унижаться? Или, может, снова клясться ему в любви?

— А ты клялась?

Мариам поняла, что оговорилась и на эмоциях выпалила то, что никогда и никому не рассказывала. Ведь это было так стыдно… Так чудовищно стыдно. И тогда, и даже, мать его так, сейчас.

— Было дело. На выпускном… Я даже, не поверишь, набралась смелости и его поцеловала.

— А он?

— А он едва ли наутек не пустился, — горько засмеялась Мариам. — Представь себе, такая туша прижала к стенке и давай клясться в вечной любви.

— Девочка моя… Ну, что ты?

— Не надо! Не надо со мной сюсюкаться. Я давно уже не та… Я не нуждаюсь в жалости. Мне от нее тошно.

Юль Санна отшатнулась от Мариам, так что старый стул, на котором она сидела, жалобно скрипнул. В полнейшей тишине прошла секунда. И еще, и еще… Отмеряя их, на стене тикали механические часы. Тоже старые, перекочевавшие в дом Омоянов из дома прабабушки отца Мариам.

— А знаешь что? Ты права. Ты совсем другая. Но, скажи мне на милость, что мешает этой новой тебе получить Кравца, если так уж хочется?

— Я не знаю, — Мариам отвернулась, судорожно сглотнув.

— Зато знаю я. Ни-че-го, — раздался смеющийся голос за спиной. — Ни-че-го, понимаешь? В этом-то и вся соль.