Бестиариум. Дизельные мифы

Юрий Бурносов, 2013

И все-таки Он проснулся. Зверь Миров, Повелитель Р’льеха, непостижимый и непостигаемый Ктулху пришел на Землю. Но пришел не один, а вместе со всем пантеоном Внешних, Древних и Старших, вместе с Дагоном, Ньярлатотепом, Йог-Сототом… Бесконечно далекие от человеческого понимания, чуждые повседневных проблем и забот людей они явились править нашей планетой. История мира необратимо изменилась, 1939 год – роковой и для нашей Реальности, стал точкой перелома. Эпоха гордых одиночек, покорителей заоблачных высот и гоночных трасс, сумасшедших ученых и великих диктаторов приняла на себя ужас Пришествия Мифов. Приняла, впитала… и смогла ассимилировать. Новая Земля совсем не похожа на нашу, здесь Глубоководные заняты шельфовым бурением, мверзи помогают в приютах для душевнобольных, а шогготы работают механиками. Люди приспособились к новому порядку, живут в нем и даже наслаждаются жизнью, сами став частью новых, Дизельных Мифов.

Дмитрий Висков

КРИЧАТЬ, УБИВАТЬ И ВЕСЕЛИТЬСЯ

Командир Эзельской бронебашенной батареи Силин докуривал последнюю сигарету, морщась при каждом новом залпе. В шкафу лежала еще дюжина пачек «Триумфа», но встать Силин не мог с прошлого вечера. На черном сукне его кителя кое-где проступила соль от высохшего пота.

Жутко раздражало радио. Отыграв бравурный марш, оно завело речь о сложной международной обстановке. А когда эта обстановка была простой? Больше маршей, больше! Под флейты и медь легче переносить дребезжание стаканов на полках.

Ожил коммутатор.

— Попадание подтверждаю, — доложили с дирижабля.

— Хорошо, — Силин переключился на связь с башнями, — теперь квадрат семнадцать-пятьдесят.

Снова на дирижабль:

— Контроль семнадцать-пятьдесят.

— Там эсминец «Проворный», командир.

Силин отключил связь и раздавил окурок в пепельнице. Одновременно загорелись кнопки сигналов с орудийных башен и дирижабля.

— Подтверждаю приказ. Семнадцать-пятьдесят, по готовности.

Пушки начали равномерно ухать, но в гул канонады вмешался щелкающий звук. Это пулеметы. Какофонию дополнила сирена тревоги. Вспышки и быстрые тени замелькали за бронестеклом окошка. Батарея атакована.

По коридору пробежали военморы, клацая затворами винтовок. Ворвался всколоченный дальнометрист: «Командир, по своим стреляем!»

— Нам раскрыли новые способы кричать, убивать и веселиться, а мы даже старых еще не распробовали.

— Что? — выдохнул дальнометрист, оседая у двери. Пистолетный выстрел слился с залпом батареи.

— По своим стреляем, по своим! — Силин швырнул ТТМ на стол.

Пулеметчик дирижабля садил из пулемета по черным фигуркам внизу, и попадал, попадал. Отстреляны уже две ленты, но нападавших словно и не убывало. Из окон казармы тоже стреляли. Черт, как же их много! А снизу уже не отвечали, хотя бронебашни исправно утюжили море.

Еще в гидроплане каперанг Романцев огласил официальную версию произошедшего: На Эзельской батарее Б-11 проводились учебные стрельбы, а эсминец «Проворный» попал под огонь из-за поломки навигационных приборов.

— Версия корявая, но соседей должна устроить, поскольку их суда не пострадали. Что же было на самом деле, нам предстоит узнать. — Романцев провел ладонью по седому бобрику, словно проверяя работу парикмахера.

— А какова неофициальная версия, товарищ каперанг? — вклинился каплей Белкин из флотской прокуратуры. Романцев взглянул на него так, будто Белкин только что материализовался из воздуха. Раздражал он, этот адмиральский сынок. Одет и причесан по уставу, только китель пошит в Доме Моды и парижским одеколоном разит на весь салон. Наверняка свингует вечерами под саксофоны.

— А неофициальная состоит в том, что дурак Силин накрыл огнем судоходный сектор в нейтральных водах. Он отстрелял четверть боезапаса, потом явились пловцы Балтфлота и застрелили его в собственном бункере. Вот, изучите внимательно.

Каперанг передал Белкину папку бумаг. «Впервые в комиссии?» — спросил Романцев, словно не знал ответа.

Так, перелистаем. Все листы одной фактуры, клавиша «Е» везде западает. Не икона, а новодел, тут к гадалке не ходить.

Белкин уже в который раз пытался поймать взгляд порученца Романцева, своего сокурсника Лехи Вахина, но тот отвечал взором сомнамбулы. Остальных членов комиссии Белкин знал по службе, приятельских отношений, правда, не завел. Но те кивнули, а Вахин сквозь тебя в иллюминатор смотрит. Что ж, придется изучать бумаги.

Выглядело так, будто к прилету комиссии на батарее провели генеральную уборку. Командно-дальномерный пост побелен, трава покрашена в зеленый, волны — в синий. Орудийные бронеколпаки начищены как пуговицы. Хотелось верить, до такого не дошло, но чисто выбритый старлей вызывал подозрения подобного рода.

Старлей по фамилии Постнов козырнул прибывшим и отрапортовал о том, что временно исполняет обязанности командира батареи. За последние двенадцать часов происшествий не было.

Полковник Романцев, глава комиссии, досадливо сморщился:

— Постнов? В списках комсостава батареи такой не значится.

— Я прибыл из Риги вчера вечером, вот назначение штаба округа, — старлей протянул бумагу. Романцев, не взглянув, передал ее Вахину.

— Выходит, личный состав находится под арестом?

— Так точно, товарищ каперанг.

— А кто будет отражать противника, если попрут? Всех выпустить, пусть несут службу пока. Офицеров, свободных от вахты, ко мне по одному. Вы, Белкин, допросите рядовой состав. Андриенко и Иецелниекс — общий осмотр. Доктор, найдете тела.

— Есть.

Каперанг удивленно посмотрел на Постнова, который всё еще стоял перед ним.

— Бегом!

Того сдуло с места.

— Остальные — шагом.

Вскоре зазвучали команды, расчеты побежали по местам. Батарейных, как выяснилось, не кормили со вчерашнего дня, так что поваров торопили с обедом. Белкин нашел дежурного по казарме белобрысого военмора с красными глазами. Вместе с ним обошел помещения и остановил свой выбор на каптерке: «Давай по одному на исповедь!»

Никто из допрошенных не знал о предстоящих стрельбах, не видел штурмовавших батарею пловцов. Те, кто был в бронебашнях и казармах, забаррикадировались, а экипаж дирижабля видел только силуэты. Загадкой представлялось вот что: как и на чем пловцы Балтфлота умудрились прибыть сюда уже через полчаса после начала обстрела и почему они не стреляли, после того как их обнаружили.

— Следующий! Фамилия, имя, отчество?

— Кадкин Денис Семенович.

— Не спал?

— Не спал, товарищ каплей.

Кадкин выглядел так, что можно было и не спрашивать.

— Во время учений где был?

— На своем номере, я заряжающий четвертого орудия.

Белкин сверился со списком. Всё так.

— Во сколько начались стрельбы?

— Около двадцати ноль-ноль, учения были внеплановые, никто не готовился.

— А закончили?

— Я не засекал, товарищ каплей, — военмор пожал плечами, — но около часа стреляли, думаю.

В открывшуюся дверь заглянул Вахин.

— Август, тебя каперанг требует.

— Ладно, потом продолжим, — Белкин хлопнул заряжающего по плечу.

Оказавшись снаружи, однокурсники переглянулись.

— Я думал, ты меня не узнал, — признался Белкин.

— Брось, просто каперангу бы не понравилось. Строг.

— А зачем я ему сейчас понадобился?

Вахин усмехнулся.

— Мне знать не положено, но ничего приятного не услышишь. Видел?

Август повернулся в указанную сторону. Со стороны Рижского залива в предзакатном небе ползли тяжелые дирижабли с истребителями в подвесках. В Швецию, похоже. И одного «Атланта» вполне достаточно, чтобы сровнять Стокгольм с землей, а тут целых пять.

— Слушай, где находится база пловцов Балтфлота?

Порученец резко остановился, снова став похожим на сомнамбулу.

— Вот это мне знать положено. Но не знаю. Странно.

— Странно, — согласился Белкин.

Вахин привел однокурсника в офицерскую столовую. Члены комиссии уже расположились за столом. Посреди скатерти стоял складной латунный восьминожник, явно привезенный Романцевым с собой, а не одолженный в «красном уголке» батареи.

— Товарищ каперанг, по вашему приказанию явился, — козырнул Белкин.

— Садитесь обедать.

Кроме Романцева и Вахина были также Иецелниекс, Андриенко, Постнов и еще два офицера, очевидно батарейных. Вместе с Белкиным — восемь человек. Из присутствовавших только доктор Кеосаян не участвовал в трапезе — возможно, он должен был наблюдать за состоянием участников транса.

Каперанг, на правах старшего, приподнял восьминожник и тут же опустил его на подставленные ладони. Свободной рукой он медленно налил внутрь морскую воду, отчего острые ножки вонзились в кожу восьмерых собравшихся.

Во рту появился вкус соли, как всегда во время коллективного транса. Август не верил в богов, хотя рационального объяснения происходящему не находил. В курсе прикладной теологии эта процедура вскользь описывалась, но практикумов почему-то не было. Когда-нибудь наука и это разберет на винтики. Кислородом дышали и до его открытия, а нынешний ритуал был когда-то детской игрой. Дети ошибались лишь в слове «вода», ставя в нем ударение на первый слог.

— Море волнуется раз.

Стало темно и шатко, только золотая фикса Романцева иногда вспыхивала как маяк. Водой был Вахин. Оказалось, что он специально учился этому.

–…волнуется два.

Соленая вода из восьминожника вымывала нутро и возвращалась обратно, свет внезапно блеснул и стремительно стал заполнять пространство, вдруг остановившись вокруг Августа белыми стенками прокуренной комнаты.

–…три.

— Попадание подтверждаю, — доложили с дирижабля.

— Хорошо, теперь квадрат семнадцать-пятьдесят.

Недоумение на лице усатого наводчика, эсминец «Проворный» в окружении всплесков от снарядов. «Командир, по своим стреляем!» Сдвоенный пулемет выплюнул отстрелянную ленту. Осколки событий, собранные сотрапезниками, Вахин складывал в безумный витраж. Наконец закончив, он разбил выстроенную картину в соленые брызги и стал смотреть на открывшийся за окном пейзаж. С порезанных рук капала морская вода.

— Всё.

Восьминожник кто-то убрал.

Августа трясло как в ознобе. Прочие участники трапезы тоже выглядели неважно.

— Следствие закончено, официальную версию события считаю подтвержденной. Благодарю за работу, всем отдыхать, — сказал Романцев и добавил, повернувшись к Кеосаяну: — Распорядитесь доставить сюда матрасы.

Белкин смотрел в потолок, испытывая припадок отвращения к своей работе. Собирать сведения, добывать информацию и никогда не знать результата, даже не иметь понятия, кто и как распорядится плодами его труда. Прежде казалось, что с этим можно примириться, но теперь погоны хотелось сорвать как перцовый пластырь.

Увиденное в трансе не только не подтверждало официальную версию, но порождало еще больше вопросов. Хваленые боевые пловцы не сумели проникнуть ни в башни, ни на контрольно-дальномерный пост, ни даже в казармы, при этом даже не пытались воспользоваться спецсредствами. А ходили легенды, будто они захватывают линкоры, идущие на полном ходу. Далее, кто же убил командира батареи, раз пловцы до него не добрались? Нужно бы осмотреть его тело, но доктор Кеосаян в трансе не участвовал. Почему? То, что видел доктор, полностью похоронило бы официальную версию, на которой настаивал каперанг, — вот единственное объяснение.

Вокруг храпели на пять голосов, кто-то скрипел во сне зубами. Застонал Вахин, которому пришлось труднее всех, он так и не приходил в сознание. Август повернулся к нему, бледному, бездвижному, положил руку на запястье — жив ли? Пульс прощупывался. Вахин, не открывая глаз, сжал кисть Белкина и стал постукивать по ней пальцем то легко, а то сильно прижимая. Морзянка, как тогда, на экзамене по диамату?

–…база пловцов в море…

Из темноты и страха своего забытья Вахин хотел донести не просьбу о спасении, не послание любимой, а именно это. Белкин постучал пальцем по запястью порученца, но, похоже, связь тут была односторонней.

— Доктор, вы здесь? — позвал Август.

— Здесь. Что у вас? — Темный силуэт шевельнулся в углу.

— Мне бы на воздух, но на ногах не стою. Поможете?

Кеосаян приблизился, поднял Августа на ноги.

— Держитесь за плечо, каплей.

На улице уже светлело. Они сели на скамейку у выхода. Доктор закурил, Белкин отказался от предложенной сигареты.

— Как вас по имени-отчеству?

— Артак Минасович. Зовите просто Артак.

— Я Август.

— Именины весь месяц отмечаете? — Доктор слегка подтолкнул Белкина плечом.

— Если бы! До конца сентября! Я вот что хотел спросить вас, Артак: как бы мне взглянуть на труп Силина? И если его не убили пловцы, то как он умер?

— Застрелился. Пороховой ожог вокруг раны на виске, вы понимаете.

Август согласно кивнул.

— А где морг? На труп всё же хочется взглянуть.

Кеосаян аккуратно положил недокуренную сигарету на раструб урны.

— Я мигом проверю, как там внутри, и сходим, ладно? Чуть подождите.

Но через минуту вместо доктора пришел Иецелниекс: «Каперанг вас требует немедленно!».

— Он без меня как без рук! — усмехнулся Август, поднимаясь.

В офицерской столовой уже зажгли свет, все были на ногах. Только Вахин по-прежнему лежал на своем матрасе. Заметив вошедших, Романцев велел батарейным офицерам удалиться. Что-то было не так, что-то изменилось. Доктор Кеосаян стоял возле Романцева с напряженным лицом, а здоровяк Иецелниекс загородил дверь.

Август снова посмотрел на Вахина, который по-прежнему выстукивал точки и тире кода Морзе: «…в море семнадцать-пятьдесят…» Каперанг, проследив за взглядом Белкина, резко нагнулся к порученцу и с хрустом сломал ему указательный палец.

— Да ты… — Август бросился на Романцева, но Иецелниекс мгновенно оказался между ними и отправил Белкина на пол резким тычком. Тяжелое колено придавило его к полу, выбив воздух из легких.

— Молчи и слушай! — Романцев уселся на стул.

— Просто из уважения к твоему отцу позволь мне объяснить кое-что. Думаю, ты в курсе, что СССР владеет Балтфлотом на паях с запредельными силами. Вижу — знаешь, хоть тебе и не положено. Отсюда и корабли, не требующие экипажа, и лучи смерти, и тяжелые дирижабли, которые по законам физики не должны бы летать, и прочие чудеса. Ты думал, это наши «кулибины» изобрели? Если бы! Но вот, понимаешь, какая штука: это ведь не только с Балтфлотом так, но с каждым военным округом, каждой воинской частью любого государства. Но мы огромная страна и пайщики везде разные. Следовательно, то, что для Древних всего лишь мелкая склока, для нас будет гражданской войной. Это понятно?

— Да, — прохрипел Август.

— Тогда присаживайся и слушай дальше. Отпусти его, Гунтис.

Белкин послушно вскарабкался на стул.

— То, что произошло здесь, на батарее, — очень серьезно, и твое частное расследование ставит под угрозу государственную безопасность. Силин действовал под влиянием «паутины Атлач-Нача», доктор нашел ее на спине трупа. Доктор, покажите ему!

Извлеченная из саквояжа пробирка служила тюрьмой существу, схожему более с пиявкой, чем с паутиной, только цвета белого. Тварь скручивалась в пружину и снова распрямлялась, силясь выдавить пробку. «Вырезал ее с куском мяса», — сообщил Кеосаян.

— Эта дрянь может вылезти откуда угодно, прилепляется к позвоночнику, и человек теряет волю, теряет способность ходить. Когда же Силин получил свободу, он застрелился как честный офицер и человек.

А в квадрате семнадцать-пятьдесят, по которому палила батарея, находится город глубоководных. Понимаешь, к чему я клоню? Мы, следственная комиссия Балтфлота, обязаны представить отчет как в Совнарком, так и Подводному Хозяину. Представь, что он узнает правду и тогда мы будем иметь вооруженный конфликт Балтфлота с Прибалтийским военным округом — вотчиной Атлач-Нача. Поэтому мы и подготовили два разных отчета.

Перед Августом легла пачка машинописных листов.

— Это для Совнаркома, и ты его подпишешь сейчас, — каперанг протянул Августу авторучку. Тот подписался на всех листах.

Романцев указал на бездвижного Вахина.

— А этот отчет для Подводного Хозяина, и упоминаний об Атлач-Нача там нет.

«Его придется подписать потом», — догадался Август.

Через час гидроплан оторвался от воды, но полетел не в Ленинград, а в сторону Швеции, как и вчерашние дирижабли. А вот и они — пять темных точек над темной водой. Вахина уложили в надувную шлюпку.

— Воинство Атлач-Нача с венденского аэродрома, — усмехнулся Романцев. Самолет заходил на приводнение, у пристегнутого к носилкам Вахина потекла слюна изо рта.

— Иван Сергеевич, разрешите вопрос?

Это было дерзким отклонением от устава, но каперанг бровью не повел — не до церемоний.

— Валяй!

— Вахин у вас который по счету порученец?

— Не считал. А это попытка оспорить то, что стоит повесить троих, чтоб спасти четверых?

Август усмехнулся.

— Силин застрелился как честный офицер и человек. Отчего же вы не застрелитесь?

— Есть такая профессия — родину защищать.

— Есть. Жаль, что вы ее не выбрали.

Иецелниекс приподнялся: «Разрешите мне?» Романцев махнул рукой, угощайся, мол. Но здоровенный прибалт замер, когда Белкин продемонстрировал ему пробирку с «паутиной Атлач-Нача». Сорвать крышку большим пальцем — секундное дело. Громила не спасовал бы и перед пулей, но перспектива стать марионеткой его напугала.

Хлоп, хлоп, хлоп. Романцев аплодировал.

— И когда ж успел?

— Когда шлюпку надували.

— Молоде-е-ц! Что будешь делать дальше?

Вот с планами было непонятно. А гидроплан несколько раз скакнул и приводнился. Андриенко обернулся, стягивая пилотский шлем, но так и застыл, увидев пробирку в руках Белкина.

— Мы в квадрате семнадцать-пятьдесят, не так ли? — спросил наконец Август.

— Именно так, — каперанг улыбнулся, чувствуя его растерянность.

— Тогда план такой: вы, господа, достаете Вахина из шлюпки и грузитесь в нее сами. Далее вы направляетесь куда пожелаете, а я с Вахиным улетаю.

Романцев по-прежнему улыбался.

— Не пойдет. Ты разумный человек, и откроешь пробирку лишь в самом крайнем случае, меня же устраивает и патовая ситуация.

Они готовы сидеть и часами ждать, пока Август утратит бдительность. Возможно, у кого-то из них есть оружие, они не задумываясь им воспользуются, выждав подходящий момент.

Тут в дверь салона гидроплана постучали снаружи. Это был даже не стук, а как если бы шлепали мокрой тряпкой. Из иллюминатора не разглядеть, кто там есть.

— Кого-нибудь ждете? — Август ощутил прилив адреналина. Кровь колотила в виски как в набатный колокол.

— Не возражаете, если я открою? — спросил Романцев. Внезапный переход на «вы» еще более настораживал.

— Откройте. Медленно, не загораживая мне остальных.

Каперанг, аккуратно выполняя инструкцию, откатил дверь вбок. Влетел ветер, на пол полетели брызги. А следом в салон гидроплана стали запрыгивать люди в черных водолазных костюмах, мгновенно заполнив свободное пространство, источая запах рыбы. Август от неожиданности едва не открыл пробирку.

Да ведь не костюмы это на них — вон, чешуйки, костяные наросты. Пловцы Балтфлота действительно не были людьми. Об их чешую разбивался любой скепсис.

Черные существа молча вытащили шлюпку наружу, громко плюхнув ее об воду. Дверь за ними захлопнулась. Несколько минут никто не проронил ни слова, будто это была минута молчания по Вахину.

— Что ж, каплей, однокашника ты не уберег, так, может, отдашь пробирку?

— Забирайте! — Август бросил стекляшку Романцеву, тот поймал ее в полете.

— Но где «паутина»?

Каперанг переводил взгляд с Белкина на пустую пробирку и обратно.

— Чувствуете, как отнимаются ноги? — спросил его Август.

— Что?

— Ноги. Она прилепляется к позвоночнику, и человек теряет волю и способность ходить. Так вы сказали. Поэтому и спрашиваю, можете ли вы еще подняться.

Каперанг налился краской и полез за спину рукой.

— Когда вы открывали дверь, я выпустил тварь вам на спину.

— Гунтис, убей его! — приказал Романцев Иецелниексу, но тот резко взял каперанга за затылок и подбородок и с хрустом свернул ему шею. Звук был тот же, что и тогда, когда сломали палец Вахина.

— Ты что сделал, кретин? — заорал Кеосаян. Тело каперанга сползло ему под ноги.

— Какой номер инструкции? — спокойно спросил Август у Иецелниекса.

— Номер четыре. «Любой военнослужащий, попавший под вражеский ментальный контроль, должен быть немедленно уничтожен». Но ты, каплей, сейчас тоже умрешь. Мучительно, без инструкции.

— Возражаю, — Белкин достал из кармана пробирку, на этот раз не пустую. Раздалась брань сразу на трех языках.

— Надо же, впервые и блеф и натс в одной руке!

Август взвесил пробирку в руке, оглядел всех в салоне.

— Гунтис, Артак Минасович… Андриенко, как вас? Борис? Прекрасно! Итак, предлагаю: мы взлетаем и направляемся в район эскадры моего отца, я покажу местоположение. Он тоже локальное божество, не Атлач-Нача или Подводный Хозяин, но про Роберта Андреевича Белкина, надеюсь, слышали? Контр-адмирал, а?

Все знали, все слышали. Никто не возражал.

— Официальная версия такова: каперанг Романцев действовал под влиянием «паутины», и Иецелниекс поступил строго в соответствии с инструкцией номер четыре.

— Но след «паутины»…

— Надеюсь, Артак Минасович не откажется вырезать кусочек плоти со спины бывшего начальника. Или остаются какие-то химические следы?

Кеосаян помотал головой и полез в саквояж за инструментами.

— Борис, взлетаем!

Гидроплан закрутил винты, точки над морем стали почти неразличимы, а потом пропали вовсе. Остались лишь бакланы и облака. И еще остались счета — за Вахина, за Силина и тех парней, что погибли на батарее. У нас хорошая память. Придет время — посчитаемся за всё.