Проект US – RUSSIA

Юрий Зельманович Котлярский, 2017

Футуристическая история о том, как случайно брошенный лозунг «ХОТИМ ЖИТЬ КАК В АМЕРИКЕ» взбудоражил всю Россию и привёл к самым непредсказуемым результатам. Смесь фэнтези с юмором и сатирой.

Глава 4

Как это выглядело

Если не внешне, то уж по складу характера, взглядам и деловой хватке прапраправнук и полный тёзка Джона Дэвидсона Рокфуллера был едва ли не стопроцентной копией своего легендарного предка, с поправкой на время, быт и методы ведения бизнеса. В личной жизни такой же религиозный и убеждённый семьянин, чадолюбивый, но строгий и требовательный отец. В делах — цепкий и жесткий до бескомпромиссности, но вместе с тем тонкий стратег и тактик с безупречным знанием всех тонкостей финансовых операций — давали себя знать Гарвард и унаследованный талант основателя династии. Недаром один из высокопоставленных чиновников правительства заслужил громкие поздравительные аплодисменты на 40-летии юбиляра, назвав его в своём поздравительном тосте маэстро финансовых симфоний. С тех пор негласный титул «маэстро финансовых симфоний» с лёгкой руки чиновника пошёл в народ и стал его второй визитной карточкой. И только в одном отношении он качественно отличался от своего прапрапрадеда в положительную сторону: никогда и ни при каких обстоятельствах Дэвид не позволял себе заниматься подкупом конгрессменов, сенаторов или чиновников для лоббирования интересов Семьи. Чего не скажешь об основателе Империи, который, как известно, считал взятку неотъемлемой составляющей бизнеса и не гнушался совать барашка в бумажке склонным к продажности представителям государства. Однако молодой Джон Дэвидсон Рокфуллер был щепетилен в делах и берёг своё незапятнанное имя от пересудов, как пуританин честь своих дочерей. Правда, несколько лет назад один не в меру бойкий газетчик попробовал было бросить тень на доброе имя молодого Джона Рокфуллера, но был жестоко наказан: адвокаты магната затаскали его по судам и едва не пустили по миру как самого борзописца, так и его неразборчивого работодателя. В состоянии сильнейшего душевного стресса и материального упадка газетчик даже начал подумывать, не свести ли ему счёты с жизнью. От рокового поступка его удержала любовь к вечернему бокалу пива, а также к жене и детям, которых у него, как и у Рокфуллера, по чистому совпадению, оказалось тоже трое. Да и осознание того, что он больше никогда не увидит этот жестокий, но всё же до боли прекрасный мир с его городами, горами, равнинами, реками и морями, а также мерзкими типами, вроде Рокфуллера со всем его кланом, едва не подбивших его на смертный грех, внесло свою весомую лепту. Однако с работой пришлось расстаться, как расстаются с неоплаченным гостиничным номером. И всё-таки это явилось меньшим из зол.

* * *

В тот памятный день, когда перст судьбы предстал пред Джоном Дэвидсоном Рокфуллером в образе благовоспитанного элегантного торгового атташе из посольства Российской Федерации, мир ещё пребывал в полном неведении относительно невероятного зигзага истории. Как всегда ровно без пяти восемь Джон Рокфуллер, ещё ни о чём не подозревая и в отличном расположении духа, появился у себя в офисе и дружески поздоровался со своей 37-летней секретаршей Мэрилин Ковальчик. Вежливость королей была ещё одной его “слабостью”, и в этом отношении он тоже был копией своего прославленного предка, служившего примером пунктуальности и исполнительности для окружающих.

Но прежде чем продолжить рассказ, позволим себе коротко остановиться на личности самой Мэрилин Ковальчик, которой также отведена немаловажная роль в нашей невероятной истории. Её родители, воспользовавшись неразберихой и попустительством властей, в своё время удрали из социалистической Польши в капиталистическую Америку, где и получили политическое убежище. В те благословенные времена Соединённые Штаты охотно предоставляли кров беглецам из стран так называемого социалистического лагеря. Звучное имя Мэрилин родители дали ей по двум причинам: из чувства глубокой благодарности к приютившей их Америке и в честь непревзойдённого кумира красоты и умопомрачительной сексуальности — бессмертной Мэрилин Монро. Именно бессмертной, ибо, как известно, нетленность красоты измеряется ещё и возрастом, в котором её носитель ушёл из жизни, как ни печально это звучит.

Правда, в отличие от своей легендарной тёзки Мэрилин Ковальчик не могла похвастаться сногсшибательной внешностью; скорее наоборот, Создатель предельно скупо отформатировал её антураж, не желая, по-видимому, клонировать однажды созданный божественным вдохновением идеал. Но это уже детали.

Зато секретаршей она была первоклассной. Мэрилин великолепно знала компьютер, печатала со скоростью до двухсот двадцати знаков в минуту, не допуская при этом ни единой ошибки, вела всю деловую переписку шефа, встречала и провожала визитёров, организовывала брифинги и конфиденциальные беседы, даже следила за его питанием (ибо гастритом в умеренной форме болеют даже миллиардеры). Короче, она была его правой рукой во всём, что касалось её прямых и косвенных обязанностей. Джон, со своей стороны, высоко ценил её профессиональные качества и по заслугам вознаграждал за труд, благодаря чему Мэрилин за сравнительно короткий срок, — а работала она у Джона уже двенадцатый год, — купила приличную трёхкомнатную квартирку в Квинсе, втором по численности населения районе Нью-Йорка, окнами прямо на Атлантический океан. Она обожала морские пейзажи в любых вариациях, они радовали и успокаивали её независимо от состояния атмосферы и времени суток. Да, жизнь Мэрилин почти удалась, если не считать того обстоятельства, что у неё до сих пор так и не получилось выйти замуж. Мужчины, как подчинённые шефа, так и визитёры высокого ранга, нередко одаривали её цветами (малюсенькие букетики, по одному — два доллара за букет), не скупились на комплименты, пускались, если позволяло время, в ничего не значащие разговоры, но ни один, ни один, — слышите! — ни разу не предложил ей отужинать как-нибудь вечером в ресторане. Да, с замужеством ей фатально не везло, настолько не везло, что она уже смирилась с положением старой девы и даже находила в нём некоторые достоинства. Однако это вовсе не означало, что между нею и шефом существовали интимные отношения, хотя, что скрывать, она бы не отказала ему в такой малости, вздумай он воспользоваться своим положением. Но в том-то и дело, что никогда, даже когда она находилась в расцвете молодости и относительной красоты, он не позволял себе даже малейших намёков на дополнительные услуги. С первого дня её трудовой деятельности у Рокфуллера между ними установились стабильно дружеские и доверительные отношения. А такие отношения стоят в разы дороже любых дополнительных услуг.

При появлении шефа Мэрилин поднялась из-за стола.

— Итак, какие у нас на сегодня планы, визиты, переговоры? — задал традиционный вопрос мистер Рокфуллер, во всех организационных делах целиком полагавшийся на своего секретаря.

Мэрилин для проформы заглянула в компьютер, хотя и так помнила назубок рабочий график шефа.

— На десять утра у вас назначена встреча с Министром финансов, — начала она.

— Это я помню. Ещё что?

— С одиннадцати десяти до одиннадцати пятидесяти переговоры с Президентом Экспортно-импортного Банка Тайваня. В тринадцать пятнадцать начинается заседание Совета директоров банка.

— А, по поводу сланцевого газа в Техасе. — И неохотно добавил: — Интересный проект, но с неподъёмными сроками окупаемости. Да, кстати, а с кем у меня сегодня ланч?

Джон имел в виду время с двенадцати до часу дня.

— Пока ни с кем, мистер Рокфуллер.

— Удивительно даже. Я уже отвык обедать один, — беспечно рассмеялся шеф, но тут же, спохватившись, сделал серьёзное лицо. — Кстати, а что означает это ваше «пока»?

— Видите ли, мистер Рокфуллер, — замялась Мэрилин, — примерно десять минут назад вами интересовались из российского посольства. Звонил некто, — она взяла со стола блокнот и с некоторым усилием назвала трудновыговариваемую русскую фамилию: — некто мистер Кворостенкофф. Он спрашивал, не найдётся ли у вас немного времени для конфиденциальной беседы.

— А-а-а, — тотчас же вспомнил Джон, — Николай Хворостенков! Как же, как же! Торговый атташе, мой старый знакомый. Мы с ним несколько раз пересекались на разных площадках. Последний раз на заседании российско-американской комиссии по торговле. Исключительно приятный и эрудированный собеседник. А как свободно он говорит по-английски, да ещё и с характерным калифорнийским акцентом! Вы не поверите! Откуда? Если бы я не знал, что он русский, я бы решил, что он стопроцентный янки. Из такого бы вышел превосходный разведчик. Но судьба уготовила ему должность торгового атташе. Может, и к лучшему. Следует признать, русские умеют подбирать кадры для работы за рубежом. А он не сообщил, по какому вопросу?

— Нет. Сказал только, что для вас это может представлять значительный интерес.

— Так и сказал: значительный?

— Именно так.

— Русские умеют интриговать. Но и мы тоже не последние в этом жанре. Итак, насколько я понял, вы полагаете, что он-то и может составить мне компанию на ланче.

— Учитывая вашу загруженность до конца дня…

— Пожалуй, вы правы. Что ж, превосходно, с удовольствием отобедаю в обществе мистера Хворостенкова? Тем более что ланч — единственное время, когда мы сможем относительно спокойно пообщаться друг с другом. В таком случае будьте любезны, распорядитесь, чтобы нам накрыли столик в буковом кабинете, и пригласите мистера Хворостенкова к двенадцати дня. Да и предупредите его, чтобы он ни в коем случае перед выходом не вздумал заморить червячка у себя в посольстве.

— Будет исполнено, сэр.

* * *

Ровно в двенадцать часов дня Николай Сергеевич Хворостенков появился на пороге небольшого зальчика, отделанного под бук, в центре которого стоял обеденный стол, покрытый белоснежной скатертью и сервированный под деловой обед. Вышколенный официант молча заученными движениями вершил свою ответственную работу, чтобы уже не беспокоить джентльменов до завершения трапезы, если только его не вызовут по звонку. Мэрилин Ковальчик ровно на секунду мелькнула в проёме двери, дабы убедиться, что шеф уже на месте, и тотчас же растворилась, как привидение в блеске солнечного луча.

Джон Дэвидсон Рокфуллер энергично поднялся навстречу гостю.

— Хау ду ю ду, мистер Хворостенков? — поздоровался Рокфуллер, пожимая вошедшему руку.

«Ай ду, энд хау!» — хотел было пошутить на русский манер Хворостенков, но воздержался и ответил на приветствие так, как и было положено по правилам английского языка.

— Прошу, — пригласил Рокфуллер, и когда оба заняли места за столом, продолжил беседу: — Я уже опасался, что мне придётся сегодня провести ланч в одиночестве, а я от этого уже, признаться, отвык. К счастью, ваш звонок избавил меня от столь печального обстоятельства. Дела, дела… Мы, люди бизнеса, работаем даже тогда, когда спим, а не только обедаем.

— У нас с вами много общего. Мне тоже редко приходится обедать без собеседника, — сделав глоток свежевыжатого апельсинового сока, заметил Хворостенков и добавил, отвечая комплиментом на комплимент: — Но провести ланч в вашем обществе для меня особая честь. — Рокфуллер слегка наклонил голову в знак признательности, а гость тем временем продолжал: — Мы с вами неоднократно встречались на различных мероприятиях, но нам ещё ни разу не приходилось общаться вот так — тет-а-тет.

— В душе я был твёрдо уверен, что рано или поздно такая встреча произойдёт. Вы прекрасный собеседник, и общение с вами всегда доставляло мне огромное удовольствие.

— Благодарю вас, — наклонил голову Хворостенков. — И, позвольте заметить, насколько я помню, мы всегда находили общий язык.

— Надеюсь, найдём и на этот раз, — кивнул Рокфуллер, переводя разговор в деловое русло. — Пожалуйста, угощайтесь. — И первым проявив инициативу, налил себе из супницы, стоявшей посреди стола, немного грибного супа из тёртых шампиньонов, насыпав поверх горсть золотистых гренок. Хворостенков последовал его примеру. — Итак, я вас слушаю.

— Ещё раз благодарю вас за то, что нашли время принять меня, — начал торговый атташе, осторожно подбирая слова. — Прежде всего, хочу сразу оговориться: тема нашего разговора носит настолько деликатный и специфический характер, что я попросил бы вас о снисхождении, даже если она покажется вам чудовищно несуразной.

— Ого! — вскинул брови Рокфуллер. — Начало интригующее. Не так давно наш министр обороны заявил в интервью CNN, что русские наравне с китайцами и японцами являются большими мастерами по части интриг и головоломок. Не так-то просто сочетать в себе европейский рационализм и азиатскую изощрённость. Как вам это удаётся.

— Боюсь, вы переоцениваете мои способности. Однако вернёмся к делу. Но прежде я бы хотел услышать от вас ответ на следующий вопрос: как вы оцениваете перспективы экономического роста России на ближайшие десять-пятнадцать лет? Только прошу не деликатничать и откровенно изложить свою точку зрения.

— В дипломатии это, кажется, называется переговорами без галстуков.

— Совершенно верно, хотя есть и другое подходящее выражение.

— А как насчёт конфиденциальности?

— Вот в чём вы абсолютно можете быть уверены, так это в том, что содержание нашей беседы не выйдет за пределы кабинета. Даю вам слово честного человека и дипломата.

— Последнее особенно актуально, — иронично заметил Рокфуллер.

— Для меня это синонимы.

— Верю, верю. Так что вам сказать… — впервые, кажется, Рокфуллер всерьёз задумался и лишь после некоторого молчания снова заговорил. — Итак, вы хотите услышать от меня правду.

— Ничего, кроме правды.

— Хорошо, обещаю вам быть предельно откровенным. На мой взгляд, Россия в её нынешнем виде и с её нынешней моделью экономического развития рискует остаться аутсайдером на долгие времена.

— Почему вы так думаете?

— По многим причинам.

— А именно?

— Перечисляю по пальцам: менталитет, уходящий корнями в прошлое, слабость законодательства в части экономических преступлений, коррупция на всех этажах власти, о которой даже ваши лидеры не стесняются говорить во всеуслышание, дефицит европейского мышления, менеджмента и кадров, способных развернуть страну на сто восемьдесят градусов. Есть и другие существенные обстоятельства. Впрочем, полагаю, вы и сами о них хорошо осведомлены.

— И что же, по вашему мнению, следует сделать для исправления положения?

— Положиться на судьбу и удачу.

— И это всё?

— Есть ещё один путь — не самый простой, но позволяющий сохранить хоть какие-то шансы на благоприятный исход.

— А именно?

— Начать с того, что вам как воздух необходима команда профессионалов-управленцев европейского, а ещё лучше американского, стиля с самыми широкими полномочиями по оперативному управлению экономическими процессами. При этом крайне желательно, чтобы это были иностранные граждане. Пригласив соотечественников, вы рискуете потерять темп, не добившись желаемых результатов, извините за откровенность. Обращаю на это ваше внимание лишь потому, что вы сами просили меня не деликатничать. Вам нужны решительные и опытные профессионалы, не обременённые ментальными предрассудками вашей страны. И чтобы никто не ставил им палки в колёса. Только при таком подходе, полагаю, удастся сдвинуть телегу с места.

— Хороший совет. Но где нам найти таких управленцев?

— А вот это уже не моя проблема. Могу сказать лишь одно: всё, что вызывает у вас сегодня головную боль, когда-то было свойственно и Соединённым Штатам. Но наша демократическая система сумела переломить тенденцию и за довольно короткий период времени создать прочный фундамент для будущего прогресса. И поверьте, это была не игра в кошки-мышки, а более чем жестокая схватка. Так что можете воспользоваться нашим опытом.

— Именно так мы и хотим поступить, — негромко заметил Хворостенков.

По-видимому, Рокфуллер уловил в его словах некий потайной смысл. Он заинтересованно посмотрел на собеседника и быстро спросил:

— Каким образом?

— В соответствии с вашим рецептом, мистер Рокфуллер. Ради этого я и напросился на встречу. — Атташе даже выпрямился на стуле и окончательно перестал жевать. — Представим себе на минуту, что стали Премьер-министром России. Какие шаги вы предприняли бы в первую очередь? Те, о которых вы говорили выше?

— Да, но и кое-что ещё, не менее существенное. Чтобы превратить старый коровник в современный животноводческий комплекс, нужна кардинальная перестройка. Нередко очень болезненная для тех, кто не готов идти в ногу.

— Согласен. И?

— Повторяю: вот и ищите специалистов. Хороших рецептов не так много. Все остальные, на поверку, мало что стоят.

Хворостенков шутливо воздел руки:

— Представьте себе, именно эта проблема в настоящее время волнует руководство моей страны. Только где ж их найти?

— Ищите, как хлеб ищут.

— Легко сказать… А что бы вы ответили, — то ли переходя на серьёзный тон, то ли проверяя собеседника на чувство юмора, протянул торговый атташе, — как бы вы отнеслись к тому, если бы не теоретически, а практически руководство моей страны официально предложило вам должность премьер-министра России?

И, слегка наклонив голову, Хворостенков с деланным любопытством взглянул поверх очков на выражение лица Рокфуллера. Но нет, на лице последнего не дрогнул даже мускул, словно он заранее подготовился к этому вопросу и даже заготовил ответ:

— А как бы вы отнеслись к тому, если бы я сейчас предложил вам пост президента «Чейз Америкэн» банка? Вы бы согласились его занять?

— Ха-ха, — выдавил из себя смешок атташе, — милая шутка! Вы и сами, дорогой Джон, прекрасно понимаете, что это — увы! — исключено по определению.

— Вот видите. В основании даже самых смелых фантазий должна лежать хоть какая-то реальная подоплёка. Мы же с вами деловые люди. Так что ответ напрашивается сам собой: для меня пост Премьера Российского правительства, при всём моём уважении к вашей стране, ещё менее возможен по определению, чем вам пост Президента «Чейз Америкэн» банка.

И на дробный смешок Хворостенкова Рокфуллер ответил такой открытой улыбкой, что ему могли позавидовать секс-символы Голливуда. Ах, если бы он только знал, какой сюрприз приготовил для него торговый атташе России, от его белозубой улыбки не осталось бы и следа. Воистину, неисповедимы пути Господни.

— То есть вы наотрез отказываетесь от предложения?

— Почему — я? Это вы, русские, никогда не снизойдёте до того, чтобы гражданин другой страны, а тем более Америки, занял должность Премьер-министра в вашем правительстве. Великая держава — и такой позор… Нет, даже не заикайтесь. Никогда не поверю. Правда, во времена императора Петра Первого, насколько я помню из вашей истории, иностранцы довольно активно приглашались в Россию на разные должности, однако никому из них не предлагали возглавить правительство. Да и было это очень-очень давно.

Разговор всё более начинал напоминать игру в кошки-мышки с заранее известным финалом; несмотря на всю свою юркость мышка Рокфуллер рано или поздно должна была оказаться в цепких лапках кота Хворостенкова.

— Вы превосходно ориентируетесь в нашей истории, — похвалил собеседника атташе. — Могу лишь добавить, что иностранцы занимали различные высокие посты не только при Петре Первом, но и при Анне Иоанновне, Екатерине Великой и некоторых других российских правителях. Да и сама Екатерина была чистокровной немкой. Так что прецедентов было достаточно. Впрочем, на это имелись свои исторические причины.

— Надеюсь, вы не собираетесь вернуться к практике ваших государей.

— Как вам сказать… В каких-то аспектах история, как известно, повторяется на более высоком витке.

Рокфуллер сделал глоток им кофе и пристально посмотрел в глаза собеседнику:

— Мистер Хворостенков, давайте поговорим без дипломатических недомолвок. Полагаю, интуиция не подводит меня, и вы пришли сюда не для того, чтобы выпить со мной чашку кофе. Иначе к чему все эти разговоры о настоящем и будущем России и — главное — эти намёки на премьерство… Я прав или не прав?

Хворостенков механически отодвинул в сторону тарелочку с профитролем и так же серьёзно посмотрел в глаза своему визави.

— Отлично! Откровенность за откровенность. Я пришёл именно для того, чтобы предложить вам высокую должность в российском правительстве.

— Всё-таки я прав! — почти торжествующе воскликнул Рокфуллер. — И что же это за должность? Только не сочтите моё любопытство за согласие, его нет и, по вполне понятным причинам, не будет, но всё-таки… Неужели вы хотите предложить пост Министра финансов? Должность Премьер-министра я не рассматриваю даже теоретически.

— И совершенно напрасно. На меня возложена высокая миссия официально предложить вам именно кресло Премьер-министра Правительства Российской Федерации? — уже без тени улыбки, почти торжественно продолжал Хворостенков. — Надеюсь, вы понимаете, что данное предложение исходит не от меня лично, что я его делаю от имени и по поручению руководства страны.

Если бы хрустальная люстра, висевшая в центре банкетного кабинета над головами мужчин, неожиданно рухнула на обеденный стол, это не произвело бы на Рокфуллера такого сильного впечатления, какое произвели слова русского дипломата. Он не только перестал иронически улыбаться, он едва не подавился последним глотком кофе. Наконец придя в себя, как после приступа астмы, Джон снова мог говорить. Хворостенков терпеливо ждал.

— Я чрезвычайно п-признателен руководству вашей страны, — слегка заикаясь и демонстрируя неуверенность, начал мистер Рокфуллер, — за столь лестное предложение, но оно для меня в такой же степени неожиданно, как и неприемлемо по вполне понятным причинам. У меня свой бизнес в этой стране. Нет, нет, — вскинул он руки в ответ на попытку Хворостенкова вставить слово, — не возражайте: я не с-считаю ни вас, ни ваше правительство безумцами, не ведающими, что творят. — К американцу постепенно возвращалось прежнее равновесие духа. — Но позвольте спросить: какими мотивами вы руководствовались, принимая это в высшей степени странное решение? Мистер Рокфуллер во главе русского правительства… Вы задумывались, какую реакцию это вызовет во всём мире? Зачем?

— Вы сами несколько выше ответили на данный вопрос, — еле заметно улыбнулся Хворостенков.

— Да, но я рассуждал чисто теоретически.

— Вот и давайте совместим теорию с практикой.

— Вы действительно так уверены в том, что именно я смогу расчистить ваши авгиевы конюшни?

— Что-то в этом духе. А кроме того — поставить нашу экономику на твёрдое основание.

— Но я не сказочник и не добрый волшебник. Извините за откровенность, но я не верю в ваши планы, проекты, вашим лидерам, наконец. О каком прогрессе вы говорите, если Россия в течение последних пятисот лет не знала иной формы правления, кроме тоталитарной? И для меня не суть важно, идёт ли речь о самодержавии или вашем пресловутом социализме; для меня и то и другое — суть прежние формы правления. Да и в настоящее время вы не слишком далеко ушли от своего тоталитарного прошлого. И при таких стартовых условиях вы намерены вывернуть страну наизнанку? Ещё раз простите за откровенность и даже грубость, но ни черта у вас не получится, на мой взгляд, в течение ближайших ста лет. Однако мой организм — увы! — на подобный срок не рассчитан, если только наука не придумает таблетку бессмертия. Надеюсь, я ясно выразился?

Однако Хворостенков оставался столь же невозмутим, как медитирующий Будда. Выслушав эмоциональную филиппику Рокфуллера, он с лёгкой улыбкой произнёс:

— В тридцатые-сороковые годы прошлого века в Советском Союзе были исключительно популярны военные марши — «Марш танкистов», «Марш артиллеристов», «Марш авиаторов». Так вот последний начинался со слов «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Почему вам не попробовать превратить хотя бы одну сказку в быль, сотворить чудо? А, мистер Рокфуллер?

Но американец и не думал сдаваться.

— Насколько мне известно, вся история Советского Союза — это история обещаний рая на земле. Правда, став страной победившего атеизма, вы дали ему другое название — коммунизм, что, впрочем, не меняет сути. Превратить сказку в быль — удел волшебников, а я, мой дорогой мистер Хворостенков, простой американский миллиардер, узкий прагматик и чудеса не по моей части. Я даже не слишком верю в небесный рай, хоть и баптист, а уж в земной и подавно. Так что ищите волшебников где-нибудь в другом месте, а я решить ваши внутренние проблемы, извините, при самом большом желании не в состоянии.

И Джон Рокфуллер широко развёл руками, давая понять, что разговор на данную тему не имеет смысла.

Однако Хворостенков в ответ лишь вежливо улыбнулся; он явно не собирался так просто сдавать позиции:

— Тем не менее, позвольте мне привести несколько соображений, которые, как мне кажется, смогут повлиять на ваше решение.

— Что ж, попробуйте, — вынужденно согласился американец с видом человека, заранее убеждённого в безнадёжности уговоров.

В этот момент раздался лёгкий стук в дверь, и собеседникам предстало обеспокоенное лицо Мэрилин Ковальчик.

— Извините за вторжение, мистер Рокфуллер, — произнесла она, — но у вас через пять минут заседание Совета директоров банка.

— Ах, как некстати! — спохватился Рокфуллер и посмотрел на свои платиновые часы с бриллиантами фирмы Cartier, как будто сомневался в пунктуальности и исполнительности Ковальчик. — Как быстро пролетел час! Вот что, Мэрилин: будьте любезны, извинитесь перед господами от моего имени и попросите их начать заседание без меня. Я опоздаю на пятнадцать-двадцать минут. Скажите, что у меня исключительно важные внеплановые переговоры. Благодарю вас.

Мэрилин исчезла, бесшумно прикрыв за собою дверь. Наступившую вслед за тем передышку Рокфуллер использовал для того, чтоб перехватить инициативу и, приняв, по-видимому, окончательное решение, воздел руки:

— Нет, нет и нет, дорогой мистер Хворостенков, исключено. Пожалуйста, не перебивайте меня. Я не желаю выслушивать никаких ваших соображений. Оставьте их при себе. Я никогда не смогу, да и не соглашусь возглавить ваше правительство по целому ряду причин. Во-первых, Россия и Соединённые Штаты — две совершенно разноплановые планеты, орбиты которых если и пересекаются, то всегда высекают искры. Во-вторых, у меня здесь свой бизнес, которым я вполне удовлетворён и который не так-то просто оставить. В-третьих, как мы уже выяснили, я не волшебник и никогда им не стану. Ну и, наконец, что тоже немаловажно, — стоимость моего рабочего времени. Вы представляете, в какую копеечку влетит России каждый час моего пребывания на этом посту? Да что час — каждая минута! Весь ваш годовой бюджет не выдержит подобной нагрузки. Так что моя кандидатура по-любому не вписывается в ваш российский проект. А что вы так улыбаетесь? — взглянув на расплывшееся лицо Хворостенкова, поинтересовался Рокфуллер. — Надеюсь, я не сказал нечто такое, что вызывает снисходительную улыбку?

— Извините, Джон, — гася улыбку, произнёс Хворостенков, — просто… просто… Почему вы решили, что мы согласимся платить вам любые деньги в том случае, если вы станете нашим Премьер-министром?

— Так вы ещё намерены торговаться?

— Нет, но у нас свои представления о стоимости ваших услуг.

— Вот это уже любопытно! — расхохотался Рокфуллер — И в какую же сумму вы оценили моё премьерство, если бы я дал на него согласие?

— В один доллар в год.

— Что-о-о! — американец чуть не свалился со стула. — Я не ослышался?

— Нет. Могу повторить.

— Ну, вы, русские, и наглецы! Если вы принимаете меня за круглого идиота, то я могу и обидеться.

— Ни с коей мере, мистер Рокфуллер! Напротив, наше правительство исключительно высоко ценит ваши организаторские способности. Иначе бы оно не поручило мне столь деликатную миссию. Что же касается финансовой стороны ваших услуг, то и здесь мы не тешим себя иллюзиями. Не зря про вас говорят, что вы косо смотрите на все деньги, которые принадлежат не вам. Независимо от того, кто является автором афоризма, ваши друзья или ваши завистники, полагаю, что оно довольно метко отражает суть вашего отношения к бизнесу.

— Пожалуй. Я унаследовал многие полезные качества у своего великого предка.

— В то же время, — невозмутимо продолжал Хворостенков, — вы, насколько можно судить, совершенно равнодушны к нажитому богатству. Ибо чем иным объяснить ту исключительную щедрость, с которой вы жертвуете на различные благотворительные проекты.

— Что есть, то есть, — спокойно согласился Рокфуллер. — И в этом вопросе я следую по стопам своего незабвенного прапрапрадеда. Если бы я не тратил столько денег на благотворительность, я был бы сегодня раза в три богаче. Только зачем?

— Вот видите. Насколько мне известно, что вы учредили один благотворительный фонд даже в России.

— Два, — поправил Рокфуллер. — Но это не значит, что я бы стал работать на вашу страну бесплатно. Благотворительность — это одно, а бизнес — совершенно другое. И не отрабатывайте, пожалуйста, на мне свои психологические приёмы. Не выйдет.

Хворостенков развёл руками:

— Я и не думал!

— Тогда выкладывайте прямо, чем именно вы собираетесь меня подкупить? Только, будьте любезны, покороче, у меня мало времени. Так чем?

Лицо Хворостенкова посерьёзнело и приняло почти каменное выражение.

— Прежде всего мы рассчитываем на ваше фамильное честолюбие.

— И только?

— Не совсем, но в первую голову. Неужели вам, выдающемуся менеджеру, человеку неуёмной энергии, не было бы интересно возглавить гигантский проект под условным названием ну, скажем, «Американская Россия», или, если вам больше нравится, «Российская Америка»? Вы только оцените его масштабы: вам даётся карт-бланш на право изменить облик огромного государства, самой России, придать ей американский размах и американскую мощь. Вот задача, достойная великого ума! Да если вы решите её хотя бы наполовину, — а я не сомневаюсь, что вы способны на большее, — то и тогда имя Рокфуллеров будет вписано в историю Новой России золотыми буквами, как оно вписано в историю Соединённых Штатов. Я уж не говорю о коммерческой стороне проекта.

— Ага, значит, она всё-таки тоже присутствует?

— Не ловите меня на слове, — поморщился Хворостенков, словно его заподозрили в дешёвом обмане. — Конечно присутствует. Только в несколько ином виде. Дорогой мой друг, ну подумайте: зачем такому деловому человеку, как вы, зарплата, опционы, золотые парашюты и другие стандартные опции, если прибыль, которую он получит от реализации самого проекта, в разы превысит любые суммы вознаграждений, как бы велики они ни были.

— Простите, что вы имеете в виду? — Рокфуллер даже подался вперед, уловив в словах визави привычные его слуху термины. — Поясните, пожалуйста.

— Охотно. — Хворостенков снова вальяжно откинулся на спинку стула. Всё-таки ему удалось задеть чувствительную струну в сердце матёрого бизнесмена. — Всё очень просто, дорогой Джон. Америка, безусловно, страна безграничных возможностей. Но у вас, в отличие от нашей страны, в любой отрасли промышленности господствует жесточайшая конкуренция. А стоит появиться свободной нише, как тут же в неё устремляются десятки компаний, стараясь урвать для себя самый большой кусок. Взять хотя бы разработку сланцевой нефти. Разве не так? Вот видите. На этом фоне Россия выглядит Диким Западом, который только ещё предстоит освоить. У нас до сих пор сохранилось огромное количество хозяйственных лакун, где либо отсутствует всякая конкуренция, либо она находится в зачаточном состоянии. Даже в таки областях как нефтедобыча и особенно нефтепереработка. Я уж не говорю о других отраслях экономики. Вложите хотя бы часть своих денег в Россию, и вы получите такую норму прибыли, какая Америке и не снилась. Я уж не говорю о налогах на бизнес. Так что есть из чего выбирать. Правда, вы не сможете делать это лично, но сможете передать свои дела опытным менеджерам в рамках доверительного управления. Атташе выжидательно замолчал, почти не сомневаясь, что американец отреагирует на его слова, и не ошибся.

— Да, — заговорил, наконец, тот, — выглядит привлекательно. Более того, очень похоже на ловушку, в которую так и хочется сунуть морду. И если бы я не был Джоном Рокфуллером, я бы клюнул на вашу удочку.

— А по-моему, и в качестве Джона Рокфуллера ничто не мешает вам подумать над предложением.

— Подумать можно, но шансы на успех минимальны. Точнее, равны нулю. Слишком много привходящих факторов, в том числе политических, которые не позволят мне дать согласие. Одним словом, исключено! — Рокфуллер поднялся и протянул на прощание руку: — Ещё раз благодарю вас, мистер Хворостенков, за предложение. Но… обстоятельства выше нас. Как всегда, очень приятно было пообщаться. Надеюсь, мы ещё не раз с вами встретимся.

— И тем не менее, воспользуемся мудростью древних: никогда не говори «никогда». Жизнь полна неожиданностей, и наше предложение пока остаётся в силе. Да, чуть не забыл, — сделав вид, будто вспомнил лишь в последний момент, произнёс атташе, доставая из кармана маленькую шкатулку и вручая её собеседнику: — Разрешите преподнести вам небольшой презент из России.

— Что это? — принимая шкатулку, произнёс финансист.

— Уссурийский реликтовый дровосек или по-латыни Callipogon relictus. Второе его название — уссурийский реликтовый усач. Вы ведь коллекционируете жуков?

— Как? — изумился американец: — Вам известно даже и об этом моём увлечении?

— Когда собираешься на встречу с таким человеком, как вы, приходится серьёзно готовиться, — широко улыбнулся Хворостенков. — Надеюсь, у вас ещё нет уссурийского дровосека, и он достойно пополнит вашу великолепную коллекцию. У нас, в России, он занесён в Красную книгу. Но вас это пусть не беспокоит. Мы в равной степени чтим законы. А этот экземпляр был посажен на булавку значительно раньше, чем появилась Красная книга.

Рокфуллер несколько секунд внимательно рассматривал насекомое, поднеся его ближе к свету, и наконец произнёс:

–Вы правы, такого экземпляра у меня ещё нет. Кстати, что означает слово «уссурийский»?

— Это значит, что он водится только в уссурийской тайге на Дальнем Востоке. У нас ведь очень большая страна. Засим позвольте откланяться. Не смею отнимать у вас больше времени.

И, пожав на прощание собеседнику руку, Хворостенков не спеша направился к выходу. Если бы он удосужился обернуться, — но он этого не сделал намеренно, — то увидел бы, что американец с явным замешательством смотрел ему вслед, покачивая растерянно головой. И было отчего.