Икс и Игрек. Стихи и проза

Юрий Максименко

В книгу вошли стихи разных лет, а также короткая проза и иронические рассказы в духе Даниила Хармса, посвященные как известным литературным персонажам, так и писателям.

© Юрий Максименко, 2024

ISBN 978-5-0065-0211-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. Листья пахнут небом

* * *

На Юрьев день

сугробы с крышей вровень…

Мой день рожденья

сорок лет назад…

И мой отец

был так обеспокоен,

как маму отвезти

в роддом сквозь снегопад.

На Юрьев день

меня снега встречали,

и землю завернули в пелену.

И ветры

нас с землей слегка качали,

как будто мы попали

в колыбель одну…

В день снегопада

я на свет явился —

чтоб чистым быть,

как первозданный снег.

С самим собой

Все эти годы бился,

то путь к себе начав,

то от себя же бег.

На Юрьев день

снег чист и многоцветен —

он краски жизни

смог в себя впитать.

Я быть хочу,

как самый белый снег на свете.

Не дай мне, Боже,

грязно-серым стать.

* * *

Родина моя, Родина,

черная от бед,

как смородина,

и, как рябина,

горькая.

Ты, в связи с поговоркою,

ждешь холодов,

чтоб сладкою

стать?

Для меня загадкою

ты остаёшься, Родина,

черная от бед,

как смородина.

Но —

после дней затмения —

белая от цветения.

Ты, как шиповник,

колкая

для врагов своих —

сколько их!

Ты в саду мироздания —

подснежник,

пролеска ранняя.

* * *

Неси, народ, чернобыльский свой крест

Под ношей спину, всю в рубцах, сутуля,

Изгнанник из своих родимых мест,

Сраженный радиацией как пулей.

Чернобыль горькой пылью окропил

Твой дом и душу. Черный стал чернее.

Звезда-полынь упала в реку. Пил

Ты воду черную — и боль земли всей с нею.

Неси, народ, свой крест и не стони,

Хоть кажется, что непосильна ноша.

По-зимнему студёны стали дни

И черным снегом сад твой припорошен.

Ты выдюжи и к Небу воззови,

Покайся и придет конец утратам.

Ведь ты рожден для жизни, для любви,

А с ними совладать не в силах атом.

* * *

Звезда над домом одинока.

И я в том доме одинок.

Мы оба ожидаем срока,

И он наступит — этот срок.

Когда два мрачных одиночки —

Мой дом и небо — оживут,

Заговорят, нашепчут строчки

Стихов в теченье доль минут;

Когда и мой уставший голос

Вольется в их ночной дуэт,

И душою успокоюсь,

Упав, как в ложе, в лунный свет.

* * *

Бывает редко это —

А может, сотни раз —

Ты долго ждёшь рассвета

И не отводишь глаз:

Снег сыплет непрестанно

В декабрьской тишине.

На снежном белотканном

Бескрайнем полотне

Узор бы ночи вышить —

Созвездья, Млечный Путь:

Чтоб небо стало ближе

К земле хоть на чуть-чуть…

Пронзила тьму комета —

Хоть лунный снег колюч,

Уж нить луча продета

В ушко разрыва туч.

* * *

Мерцает март. Апрель свечой горит.

Весна освящена огнём пасхальным.

И всё преображается внутри,

Стремясь быть чистым, светлым —

Изначальным.

* * *

Цветёт созвездие жасмина.

Все звёзды в нём — белым-белы.

Всё это так необъяснимо —

Схожденье звёзд в ладонь земли.

Цветёт созвездие жасмина —

Благоуханьем залит мир.

И радость в сердце объяснима —

Ведь нет комет и чёрных дыр,

Да, лишь созвездие жасмина,

Собою осеня июнь,

Плывёт под небом этим синим

Здесь, на земле, — без солнц и лун.

* * *

В пригоршни прохладу зачерпни-ка

И омой лик жаркий от песка.

Темный глаз прищурила черника,

Глядя на закат из туеска.

У реки, из леса выйдя, бродим…

Хвойный запах в волосах увяз…

Мы в гостях у матушки-природы,

Как детей она встречает нас.

Дома чай мы будем пить на травах,

Вспоминая этот день не раз…

Где-то в глубине густой дубравы

Голоса остались вместо нас.

* * *

Встаёт рассвет, над липами алея.

И бессловесен парк у сонных берегов…

И бесконечно-длинная аллея

Уводит в глубь души, во глубь стихов…

* * *

Руки и лица…

Крылья и сети…

Сердце, как птица,

Плачет. О лете.

Пальцы в сплетеньи

С сетью так схожи.

Страхи и тени…

Время не может

Лето в подарок

Дать нам бессрочно.

Письма без марок —

Листья у почты.

Птицы — далече.

Дождь. Непогода…

Осень как вечер

Каждого года.

Вечер желанен —

Осень желанна.

В сердце я ранен

Далью туманной.

Осень кострами

Листьев согреет…

Осенью станет

Сердце мудрее.

* * *

Листья небом пахнут…

И бездонны лужи.

Я без неба чахну,

Хоть дышу им глубже.

Провожаю взглядом

Птиц последних стаю.

Нет душе отрады —

Реже я летаю…

Реже вдохновенье

Мне в окно стучится.

Но порой осенней

Я душою-птицей

Воспаряю. Мне бы

Душу вылить в строки.

Устремляюсь в небо —

Там стихов истоки.

* * *

Сады окраин городских,

сады окраин,

я как-то жил… не по-людски.

Я неприкаян:

Как будто в зарослях мечусь,

хоть город рядом.

Жить будто заново учусь,

И в кронах сада

Срываю звёзды — яблок нет,

да и не надо.

И манит неизвестный свет

В глубинах сада.

Сады окраин городских,

приют мой давний,

Вы не гнездилище тоски,

Вы — лоно тайны.

* * *

Кто я в диковинном саду?

Гранат? Сирень? Пырей иль мята я —

Та, что в тени, не на виду,

Ни ветром, ни людьми несмятая?

А может, сорная трава —

И мое место подзаборное?

И мне судьбой дано сперва

Побыть травою этой сорною,

Чтобы затем сиренью стать

Или гранатом закудрявиться?

Под солнцем всем равны места,

Но каждый ближе к небу тянется.

Но глушит тех, кто послабей,

пырей,

И к солнцу тянется быстрей

пырей,

И слабых ставит на колени…

Но у меня —

душа сирени…

или цветущего граната —

в глубинах сада.

В безбрежье сада…

* * *

Обними меня, дерево,

чтобы стал я высоким

и душою коснулся

небесных огней.

Напои меня, дерево,

ты живительным соком,

чтоб окрепли душа,

корни веры моей.

Обними меня, дерево,

и в пору грозовую

отведи от меня

стрелы меткие гроз.

Обними меня, дерево.

Силы все приложу я,

Чтоб никто над тобой

Свой топор не занёс.

* * *

Душа моя, уставшая, омойся

В купели слёз в священный час молебна.

Признаться в грешных помыслах не бойся —

Молитва покаянная целебна.

Душа моя, сойди с пути гордыни.

Смиренна будь в земной лихой юдоли.

Омытая, прозревшая, отныне

Одной подчинена ты — Божьей воле.

Уставшая душа, скажи на милость,

От Неба стала дальше или ближе?

В купели покаяния омылась?

Теперь же сквозь огонь молитв пройди же!

* * *

Жёлтым мёдом солнечного света

С ног до головы иду облит.

Пролилась на землю сладость эта

Щедро — небо нам благоволит.

Сладостно из суеты — из тины

Вынырнуть и мёд янтарный пить.

И брести аллеями пустыми

Парка, что у Сожа, и… грустить.

Понимая, но не принимая,

Что погаснет этот небосвод…

Поспешу глотнуть земного рая:

Листья дарят свой небесный мёд.

Хрустнет позабытая газета,

Свёрнутая трубочкой в руке…

Жёлтым мёдом солнечного света

День запечатлён в моей строке!

* * *

Голуби и воробьи

Солнце пьют из неба проруби.

Чувства чуткие мои —

Словно воробьи и голуби:

Улетают, коль спугнут

Птицы ночи, птицы-вороны.

В сердце принести весну

Вновь мешают птицы черные.

Грусть свою прогнать спешу:

Страхи за спиной оставлены.

Крошек щедро накрошу

Птицам, пьющим из проталины.

* * *

Слова — как нити. Я канат сплету,

Подняться над собой рискну, попробую,

Чтоб покорить крутую высоту

Воскресшим в сад войти, что весь в цвету,

К стихам с серебряной иль золотою пробою.

И захлебнуться нежным молоком

Цветущих яблонь, говорящих шёпотом

О том, что связаны мы крепким узелком

И что восхищены моим рывком

К высоким небесам, зависшим лоскутом.

Ах, яблони, мне ль вам стихи шептать!

Тревожит вас пора осенняя.

Пришло уж время цвету облетать…

Но отцветание — стихам не враг, не тать —

А нужные душе мгновения…

Наступит скоро вновь пора цветения…

* * *

Мир снова в тишину одет.

Беззвучно льётся лунный свет

На плотный полог темноты —

Тот, под которым я и ты.

И бездыханна ночь моя.

И будто бездыханен я.

И я в безмолвие одет

И в этот

тоньше шёлка

свет.

* * *

Белый ветер тучи ночи

С твоей помощью разгонит

И посеет в небе звёзды,

И взрастит их дивный свет.

Если ты, как белый ветер,

Тьму навек прогнать захочешь

Из души; в душе посеять

Злаки первых счастья дней,

Отделив от плевел злаки,

Отделив рассвет от ночи,

Ты захочешь, чтобы белой

Ночь в году была —

Одна.

* * *

О.А.

После купанья — легкость в теле,

И мы летим, траву не смяв…

А дали вновь позолотели

В вечерний час, у неба взяв

Одну лишь каплю акварели,

Одну лишь пригоршню воды.

А купола церквей горели

И птичий хор на все лады

Пел о закате очень скором,

О том заветном часе тьмы,

Когда — на смену птицам — хором

Цикады будут из травы

Петь, шепот волн перебивая,

О том, что легкость бытия

Мы завтра вновь с тобой познаем

У озера иль у ручья.

* * *

Я, Небо, без Тебя — осиротелое

Дитя. Мне нужен твой подол,

Чтоб скрыл от всех нагое тело я,

А пред Тобою я навеки гол.

Навеки наг душою грешною.

Ты, как младенца, вспеленай меня.

К Тебе влеком не силой центробежною,

А верой в то, что Ты — моя родня.

Я — облако твое, я — птица певчая,

Присевшая на землю отдохнуть.

О Небо, без Тебя мне делать нечего

Здесь, на земле. К Тебе мой путь.

Среди пустыни этой каменной

Устал Твой сын от суеты, возни.

О Небо, на руки на мамины

Мой дух мятущийся возьми.

* * *

Белорусскому акварелисту Фёдору Киселёву

Молилось долго

дерево нагое

Перед иконой

мартовских небес.

И от молитв

во мне поэт воскрес.

И по земле

я вновь побрёл изгоем,

Чтобы под древом

слушать звёзд псалмы,

Чтобы рыдать

над их извечным смыслом.

И Млечный путь,

зависший коромыслом

Над головой моей,

позвал меня из тьмы.

* * *

Гомельской художнице Светлане Курашовой

Небесные качели

Светланы Курашовой,

Скажите, неужели

Под небом хорошо вам?

Земля, где ветер ночью

И пироги с калиной,

Невидимой цепочкой,

Невыразимо длинной

Не связана ль с рассветом,

Где ваше место взлета?

Присуще лишь поэтам

Стремление к высотам.

Кто воплотит мечты их,

Чтоб небо сделать близким?

Рванулись вы! Но вывих

Полет ваш сделал низким.

Сустав — изгиб каната —

Поправив, воспарите!

Моя душа крылата —

Меня с собой берите.

* * *

О. А.

Нет, костры не умирают.

Зарастают только тропы

К тому месту, где на углях

Пепел коркою лежит.

Но однажды свежий ветер

Эту корку сломит, сбросит,

И костёр оближет пальцы

Путнику, как нежный пёс.

И тепло обнимет плечи —

В глубь души оно проникнет.

Лишь бы только путник этот

Сердцем разглядеть сумел

В самом центре пепелища

Под остывшею золою

Негасимый, животворный,

Огнь творящий

Уголёк.

* * *

Народной артистке БеларусиН. А. Корнеевой

Театральные подмостки —

Жизни, смерти перекрестки.

Сердце слышит отголоски

Душ, родившихся на них.

Жизнь в лохмотьях, а не в лоске

Видят, чувствуют подмостки.

Черно-белые полоски…

Целым веком — каждый миг.

* * *

Художнику из НовозыбковаК. Ф. Попову, автору цикла«Зона отселения»

Надежда наша — феникс-птица —

Воскреснет, смерть преодолев.

Надеюсь я, что возвратится

Жизнь в те места, где дом и хлев

Дышали утренним туманом

И небосвод был свеж и ал.

Все стало прошлым, стало странным,

Но — нет! — не менее желанным

С тех пор, как черный стронций пал.

Пусты дома. Как пчелы соты,

Покинул люд свои места.

О вы, небесные высоты,

Смирите гнев. Зачем вы так?

Такому лучше бы случиться

Лишь в страшном сне, забытом сне…

Жизнь, в эти села аист-птицей

Вернись, как прежде, по весне.

Прозрели мы, в грехах раскаясь…

Но сердце глохнет от тревог.

Пусть в души, словно белый аист,

Вернется Бог, вернется Бог!

* * *

Посвящение Игорю Журбину

Есть высота

и глубина

В стихах-прозреньях

Журбина.

Кричит душа —

немы уста.

Небес

бездонна высота.

И глубина

прозревших глаз

Пьянит.

И возвышает нас

Полёт души

над бездной дней,

Где мир

становится бедней

Без слов прозрения;

Где свет

Несёт

в своей душе Поэт.

Несёт —

и мир идёт за ним.

И свет Поэта

негасим.

И век Поэта

не сочтён.

Он, вне веков

и вне времён,

Идёт над бездной

к Небесам.

И сам он бездна,

Небо сам!

***

Одетый в камень Гомель мой,

Ночной окутан тишиной.

Одетый в сны, в ночной туман,

Ты спишь, мой добрый талисман.

Ты дремлешь, словно древний бог.

От холодов ночных продрог.

Встречай скорей рассвета синь,

На плечи солнца свет накинь!

И нас храни от многих бед,

Мой город. Ты в любовь одет!

***

Для Гомеля ноктюрн Шопена

Исполнит осень, а зима

Накроет город белой пеной

И выйдет из неё сама.

И будет городу симфоний

Играть ночами только джаз.

И лучше всяких благовоний —

Морозный воздух в поздний час.

* * *

Cтучит в окно каштана ветка

И серебрится тихо Сож…

И город, вросший в сердце крепко,

На город снов моих похож.

Я там, где города истоки,

Где память, как река, чиста;

Где сердце изливает строки

На поле белое листа.

Я там, где будят вдохновенье

Все улицы и все мосты.

Прекрасно каждое мгновенье,

Мой Гомель, если рядом ты..

О город мой, в купели Сожа

Ты освящён. Ты чист и свят.

И я, сумняшеся ничтоже,

Отдать всё сердце тебе рад.

* * *

Небо Гомель снегом не жалует.

Небо дождь ему шлёт в декабре,

Оставляя надежду лишь малую,

Что снег; ниспошлёт в январе.

Гомель зябнет, от ветра чуть ёжится.

И дыханье своё затаил.

Дремлет Сож

подо льда тонкой кожицей,

Набираясь к весне новых сил.

О зима, почему ты бесснежная?

Прогони беспричинную грусть.

Я на небо взираю с надеждою.

Снега жду. И, надеюсь, дождусь.

СНОтворения

Приснилось мне…

…вливалось небо в четырёхгранный сосуд городского дворика и чахлая сирень пила стекавшую на землю синеву большими, жадными глотками…

…март густо мазал землю снегом и предлагал всем этот «бутерброд». Один лишь я не отказался утолить свой вечный голод…

…я, как булавка, скрепить пытаюсь разные материи — землю и небо, свечу и пламя, реальность и грёзы…

…ты сидела на облаке и обрывала лепестки белых хризантем. В городе, где я живу, идет снег…

…вслед тебе, уходящей, я крикнул: «Не разлюбил!…» Тебе послышалось: «Не раз любил…”. Ты не вернулась…

…за тем, другим, ты будто бы за каменной стеной… И у тебя окаменело сердце…

…земля уходила из-под ног. Но чей-то голос возвестил: «Воспрянь-ка духом. Ты — взлетаешь!…»

…после аварии на ЧАЭС мою душу выселили. Она вернулась. Теперь я — самосёл. И живу там, где боль…

…нам выдавали водку — выводить радиацию. С водкой ушло ощущение боли. Водка вывела из нас все, а сама осталась…

…предстояло пережить сложнейшую операцию, а я просил не делать общую анестезию. Только боль позволяет понять, жив ли я — живо ли тело, жива ли душа…

…я прикоснулся к отраженью солнца в луже и отраженье руку обожгло…

…Так обжигают нас воспоминанья о том, чего, увы, нам не вернуть.

…стояли рядом двое в белом. Врач недостаточность сердечную признал, и Ангел вторил, что сердечность я утратил.

…по клавишам рояля, как по ступенькам, к музыке я шёл. И ближе, ближе становилось Небо.