Баллада о Середе. Победе – 75

Юрий Токранов

В книге использованы семейные легенды, рассекреченные наградные и фронтовые документы, произведения Олеся Гончара, воспоминания бойцов и офицеров 72-й Гвардейской стрелковой Красноградской дивизии 2-го Украинского фронта.

© Юрий Токранов, 2020

ISBN 978-5-4498-6209-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Баллада о Середе

^{Посвящается павшим и выжившим}

Брат матери — Григорий Середа.

Мы в жизни не встречались никогда.

И для меня он — лишь парнишка бравый,

на чьей груди ещё не орден Славы,

но уже три медали «За отвагу»,

что заслужил, стремясь, как все, к рейхстагу.

На фото с фронта — дата и «От брата».

День пятый, месяц май, год 45-й.

Мой дядя — в центре. Вовсе не атлет.

Ему ещё немного — двадцать лет.

Шестнадцать только стукнуло в тот год,

когда военный начался отсчёт, —

и наши отступали без него,

непризывного дяди моего.

***

Вернулись же назад в сорок четвёртом —

и вышибли гостей незваных к чёрту

с земли Кировоградской в январе.

И вот весной в апреле на заре

встал в строй со всеми вместе и Григорий.

Враги бежали с Родины, а вскоре

в Румынии 6 сентября

он доказал, что в армии — не зря.

Его полк номер 222

сражался в Трансильвании. Слова

приказа наградного лаконичны:

за сутки застрелил гвардеец лично

при отражении вражьих контратак

шесть единиц противника. Итак,

за это был «Отваги» удостоен

сын Украины — храбрый русский воин.

Но месяца не минуло — второй

солдатский подвиг совершил герой.

2 октября у Берестелки,

венгерского селенья, перестрелки

переходили в боестолкновенья,

да только замер фронт — до наступленья:

6-го лишь рванулся он вперёд.

Что же до дяди, Середа во взвод

связистов угодил — сослал комроты.

Телефонистом. Чтоб отбить охоту

от удали мальчишьей, наконец:

тягай, мол, провода, лихой боец.

А те ведь вдруг имеют свойство рваться:

от артогня, бомбёжек авиации.

Опять же фрицы и мадьяры те же,

заметив провода, их сразу режут.

Короче, в передряге роковой

погряз и здесь везучий рядовой —

четырежды он рисковал собой.

Ползком, подчас под бешеной пальбой,

что по нему противником велась,

Григорий, восстанавливая связь,

и поврежденья сращивал, как мог,

и недругов отстреливал. Итог —

четыре немца — вписан был в бумагу.

И вновь — медаль. Другая «За отвагу».

***

При всём при том — ни одного раненья.

Ни до, ни после. Смерть-старуха тенью

вертелась возле — и вовсю косила

со всех сторон. Но дядю Гришу сила

какая-то спасала: может, даже

молитвы его мати — бабы Саши.

Как знать, наверно, просьбы к небесам

услышали спецы по чудесам,

архангелы которые, и вот

в победоносный 45-й год

герой наш не шагнул — вкатился сходу.

Как ездовой! Снабженческого взвода!

Но, вероятно, всё ж таки комбат

бойца охолонил: «Давай-ка, брат,

не суйся больше в пекло без приказа,

а повози пока боеприпасы…»

Да, командиру ведомо, как лучше.

Тем более что сызмальства приучен

Григорий к лошадям был, да и батя

Матвей Михалыч воевал в сапбате

повозочным — ответственным за грузы

сапёрные и прочие обузы.

Но на другом Украинском — подале,

и даже удостоился медали

за переправу через Одер в том же

последнем январе войны. И может,

слыхал про сына от других солдат:

молва и слава сквозь фронты летят.

***

В те дни полк Гриши бил врага при Барте,

(название — в венгерском варианте,

словаки же и по сию минуту

всю эту местность именуют Бруты,

а изначально — Бурты, борти, ульи).

Роились только там не пчёлы — пули,

да гибель разносили по посёлку

фашистские фугасы и осколки.

9-го его оставил враг,

но рвал назад: тараном контратак

два месяца пробить пытался брешь

в кольце, что окружило Будапешт.

Гвардейцы же держали оборону,

закрыв собой правобережье Грона,

замёрзшего дунайского притока.

Шёл третий день. Противник бил жестоко,

садил из миномётов по квадратам,

и без конца немецкие granaten

плацдарм крушили, сажу, снег и грязь

мешая с кровью. Но в ответ велась

стрельба контрбатарейно. В сей дуэли

боекомплекты на глазах пустели.

И вот мой дядя честь по чести правил

запряжкой пароконной. Сидя браво

на передке снарядами гружёной

подводы, он порой мечтал мажорно

о рiдном Рiвно, одров вскачь гоня.

Ведь не в миноре же в пылу огня

грустить о неизбежном завтра счастье?

***

Там передых случался столь нечасто,

что оглушал внезапной тишиной,

вдруг ограждавшей от войны стеной.

Но после вновь сменялся мясорубкой,

и плыл вдоль русла Грона запах трупный,

Конец ознакомительного фрагмента.