Двадцать два рассказа

Юрий Черкасов

В сборнике представлена вся линейка жанров/поджанров фантастики и фэнтези. Плюс смелые вариации и храброе создание новых.

За ответами

Пробираясь к выходу из машинного отделения, Жак треснулся головой о выступ перед дверью.

— Сколько лет прошло, а ты на месте, — не сдержавшись, рассмеялся во весь голос.

Слушать было некому. Все работники станции прямо сейчас плотно набились в космический крупногабаритный челнок — таверну «Млечный путь» — и наливались спиртным под самую завязку.

Его визит в тёмные недра машинного отделения был продиктован тем, что главный механик, нелюдим и фанатик моторов, оставался единственным, кто ещё не дошел до стойки бара. Впрочем, не только ради волнения о досуге обитателей станции Жак полез в это обильно набитое механизмами чрево. Была еще одна причина убрать промасленного бородача со своего пути.

Попав в зал стыковочного терминала, Жак хмыкнул. Все причалы оказались заняты. Прибавилось ещё четырнадцать двухместных челноков. Значит, с дальних астероидов прибыли. Отлично! Довольно потерев руки, он побежал обратно. Как там Вероник одна справляется?

Вероник справлялась. Поцеловав её в уголок губ, Жак кивнул, предупреждая готовый сорваться вопрос. Всё в порядке!

Мило сморщив носик — слева от него восемь веснушек, справа — девять, — девушка улыбнулась и вновь занялась смешиванием напитков. Он стал рядом.

Таверна изнутри была выдержана в земном стиле. По крайней мере, так считал Жак. Дубовые панели, осиновая стойка, компьютерные кресла у столиков из липы и предмет особой гордости — раритетный CD-проигрыватель.

С тех пор как Земля была превращена в заповедную зону, а это случилось почти триста лет назад, стало сложно судить и спорить о «земном» или ином стиле. Жаку было приятно, а посетителям всё равно.

По контракту с Переселенческой миссией любой челнок — таверна имел право торговать развлечениями и спиртным не больше одного дня. А дальше — новый прыжок и следующая станция. И так — до бесконечности. Ибо несть числа спутников в системе Юпитера, не говоря уже об астероидах. И почти на всех работали люди, добывая полезные ископаемые.

Переселенцы, упразднив все партии, поставили во главе правительства экономистов и избрали технологический путь развития. Роль армии выполняла бюрократия с сотнями щупалец проверяющих органов.

Ио и Каллисто первыми дали приют переселенцам. А потом, после удачных опытов по терраформированию и созданию силовых куполов, люди расселились везде. Венера стала центром цивилизации. Инопланетян, кроме неразумной живности, нигде не оказалось. Покорением дальних галактик тоже мало кто заинтересовался, ибо превысить скорость света ученым так и не удалось. Вот и суетилось теперь человечество в пределах Солнечной системы, с лёгкой ностальгией посматривая на Землю.

За триста лет опустевшая планета залатала озоновые дыры и одичала. Флора и фауна вновь отвоевали осквернённые территории. И лишь смотрители имели право проживания на прародине: библиотеки, чудеса света и музеи требовали постоянного ухода.

Переселенческий комитет даже рискнул давать виды на жительство. За миллиард — чтобы представители некогда великих наций не передрались, общую валюту решили назвать нейтрально, — космокредитов для семейной пары. Таких деньжищ почти ни у кого не было. Да и богатеи не сильно торопились переселяться в место, где не предусмотрены развлечения и запрещён бизнес. Прародина пустовала.

***

Жак отпустил страждущим старателям выпивку, с удовлетворением оглядел зал и, не увидев больше желающих, увлёк Вероник в подсобку.

— Ты видела, какие они выделяют эманации? — спросил он, прижав любимую и легонько укусив за ухо.

Девушка уперлась кулачками Жаку в грудь, впрочем, с видимым удовольствием дав поласкать свою.

— Вожделение, пьяный азарт, радуга развесистая вранья и брызги мирных споров. Обычный коктейль… Ты считаешь, мне нужно для них спеть? — она вскинула глаза орехового цвета с созвездием точечек и удивительным разрезом.

— У нас осталась последняя возможность. Почему бы не пополнить запасы. Угу? — лизнул её в нос Жак.

Вероник рассмеялась, на мгновение показав милую щель между передними зубами, и мягко провела рукой по пышной светлой гриве волос любимого.

— Будет исполнено, мой господин! Пусти… Ну, пусти же…

— Обрати внимание на механика, когда тот придёт. Очень интересный экземпляр, — крикнул ей вдогонку и послал воздушный поцелуй.

Сколько лет уже вместе, а Жак до сих пор не мог наглядеться на Вероник. Хотя воспоминания о первой встрече вызывали боль и грусть.

Помотав головой, отгоняя былое, Жак начал выставлять из холодильника бутылки со спиртным и замороженные обеды. Они, что редкость среди регулярно курсирующих по Солнечной системе челноков — таверн, не готовили еду. У них была своя изюминка: Вероник — пела. На почти забытом французском!

Люди, покидая в спешке, как им тогда казалось, гибнущую Землю, брали с собой только самое необходимое. Книги и музыка в список не попали. Жак и Вероник побывали на своем челноке — таверне почти на всех планетах и спутниках Солнечной системы, и лишь однажды им повезло выменять у одного старателя проигрыватель и диск с минусовками группы «Led Zeppelin». Десять мелодий, покоривших Вероник до глубины души. И она сочинила к ним песни. Пропустив через сердце, мечту и любовь к Жаку. Иногда их слушали и старатели. И сейчас была такая необходимость.

Он вернулся в общий зал.

Вероник как раз подавала выпивку механику, которого удалось-таки вытащить из машинного отделения. Нежно воркуя с заросшим по самое некуда неуклюжим и смущенным мужиком, она заворожено смотрела тому в глаза.

Жак улыбнулся. Вероник оценила! А ему было пора. Пока недра станции пустуют, нужно кое-что забрать.

Снова стукнувшись о выступ перед входом в машинное отделение, он уже во весь голос отругал конструкторов и ремонтников, за столько лет не удосужившихся убрать этот мешающий проходу элемент.

Пройдя сквозь машинный зал, нырнул в кладовку и принялся шарить рукой на самой верхней полке. Есть! С натугой подтянув громоздкий ящик, Жак по очереди вытащил все стеклянные емкости. Среди покрытых пылью флаконов с лизолом оказались два явно с иным содержимым. Сунув их карман, он, не утруждаясь уничтожением следов пребывания, выбрался наружу.

Лизол уже давно перестали использовать для дезинфекции, но инструкции по поводу его утилизации так и не выпустили. Забыли. Теперь на каждой станции и хранился никому не нужный анахронизм, позволяя Жаку устраивать надёжные тайники. Нынешний прослужил аж пятьдесят лет. Он делал такие закладки на каждой станции из-за постоянных внеплановых проверок мобильного Антимонопольного комитета, представители которого вечно совали нос, куда не следовало, и изрядно портили нервы придирками. Лишаться секретных запасов и отвечать на ненужные вопросы Жак не желал.

Ему не было нужды смотреть, что написал тогда на этикетках. Он знал свои вкусы и вкусы любимой. А содержимое могло храниться очень долго, становясь со временем еще лучше.

Глянув на часы, Жак снова улыбнулся, хищно блеснув в полумраке машинного зала удлинившимися клыками. Скоро наступит их с Вероник время. Время сбора и смакования заслуженного урожая.

***

Теребя запонку на манжете рубашки, Жак сидел за столиком в компании с начальником станции, главным инженером и бухгалтером и рассеянно прислушивался к разговору.

Бухгалтер, близоруко щурясь и почёсываясь, сосал через трубочку коктейль и уверенно цедил сквозь зубы:

— Не рассказывайте мне сказки, господа! Людей с миллиардом космокредитов меньше одного процента от всех живущих. Это где-то полмиллиона. Отнимем бизнесменов, и остаётся сто тысяч. Вычёркиваем молодежь, им Земля неинтересна — минус половина. Здравомыслящих людей из них… хм… очень мало. Так что никто в заповедник за такие деньжищи не полезет.

— А я бы хотел жить на Земле! — с вызовом заявил инженер. — Читать настоящие книжки, слушать песни, дышать свежим воздухом, путешествовать и знать, что мне завидуют остальные.

Жак посмотрел вверх, где эманации ленивого цинизма и пессимизма сплетались с пафосом, росчерком зависти и серой мутью цифири подсчитанных богатств. Невкусный коктейль от неярких людей.

Слово взял начальник станции. Солидно отдуваясь, он пробасил:

— Чтобы заработать такую уйму денег, нам, старателям, нужно несколько жизней. И это даже если постоянно находить новые самородные жилы. Десять тысяч богачей и сто смотрителей живут на Земле. Тема закрыта.

Жак поёрзал на стуле. Всегда, как только начинался подобный разговор, его просто распирало. И он понимал почему. Хоть жизнь у него и вечная, он пропускал года сквозь себя, почти ничего не оставляя в плане опыта и умудренности. Разве что с маленьким дополнением в виде миллиарда космокредитов наличными, собранными почти за триста лет.

А вот сколько прожил на Земле — сказать не мог. Он смутно помнил темные громадины замков, факела, пышные платья и оружие с длинным и тонким лезвием. Вероник была моложе.

Жак привычно подавил желание похвастаться.

***

Покорённый обаянием Вероник механик дул пятую порцию и беспрепятственно давал ей листать картинки своих мечтаний. Собственно, мечта у него была одна, в чём Жак уже имел возможность убедиться, и теперь представлял, каково его любимой, натуре впечатлительной и порывистой, видеть такое.

«Шестерёнки, масса блестящих шестерёнок встык крутятся и дают крутиться другим. Целая стена шестерёнок вертится, а механик со счастливой улыбкой и масленкой в руках следит за ее бесперебойным движением». Смысла в этом Жак не уловил, но оценил неординарность и искренность мечты.

Таверна гудела от разговоров и звона столовых приборов. Как всегда. Разве что выпивки употребляли больше, отчего Жаку приходилось часто помогать Вероник. В ход пошло всё: венерианское виски, брага с Ио, марсианский портвейн, ядрёный сшибач с Юпитера и крепчайший самогон с Деймоса. Заказы умиляли фантазией.

Раз и навсегда решив не принимать чаевых и не обирать чрезмерно выпивших клиентов, Вероник и Жак с честью пережили последний наплыв страждущих. Выпивка почти закончилась.

Похожий на медведя с Ганимеда старатель, до смешного коряво попытался сказать скабрезность. Жак его примерно отчитал, и тот теперь мучительно краснел и извинялся, разворачивая перед любимой картинки своей потаенной, яркой и невинной мечты. «Маленький мальчик в бархатной спецовке и шапочке с помпоном, ловко вырезает лобзиком из фанеры диковинных зверушек». Вероник растрогалась и бережно сохранила картинку.

Жак ревниво спросил:

— Поделишься?

— Если очень попросишь, — лукаво блеснула глазами любимая.

Он задохнулся от желания и хрипло проговорил:

— Давай уж быстрее заканчивать.

— Я еще не пела, — сладко прошептала она и, покачивая бедрами, пошла к проигрывателю.

Жак в предвкушении опёрся о стойку.

Переселенцы музыку не сочиняли и книг не писали — разве что многостраничные запретительные и разрешительные циркуляры. Технологическое общество было озабочено лишь добыванием денег. Накопив определенную сумму, индивидуум переселялся в более комфортный сектор или на другую планету, и так до бесконечности. Такую систему правительство рьяно поддерживало, ибо чтение и прослушивание музыки рождало у людей ненужные помыслы и навевало хандру, что влияло на производственный процесс.

За такое самоуправство челноку — таверне грозил солидный штраф, вплоть до лишения лицензии. Но Жак, если бы мог — плевал бы на это. Если бы получилось — чихал бы на все опасности.

***

Двести лет назад Жак, обаяв паспортистку до судорог, стащил несколько десятков бланков мультипаспортов. Впрочем, сглупив и разболтав о «подвиге», нажил проблему. Вероник даже подозрение об измене восприняла серьезно и при каждом обновлении паспортов устраивала ему полновесную истерику вкупе с посягательством на членовредительство.

Начинала она всегда традиционно:

— Если бы ещё существовали такие как мы, ты точно бы не пропустил ни одной юбки!

Жак морщился, фыркал и лез обниматься. За столько лет они так и не встретили себе подобных, потому предмет обвинений был лишен смысла. Зато заканчивался скандал всегда одинаково. В постели.

Заполнение мультипаспортов сопровождалось буйным весельем. Сначала Жак и Вероник становились собственными младшими братом и сестрой, потом своими детьми и внуками, правнуками. И так далее.

***

Зазвучала музыка. Старатели притихли. Вступительные аккорды гитары смешались с тихими благоговейными вздохами. Голос Вероник заскользил по помещению неслышной поступью хищной кошки, чаруя и восхищая. Жаку всегда было грустно, когда он слышал вокал любимой. Вот и сейчас она пела об одиночестве и неприкаянности, о мечте найти родных и близких.

Жак остановил время для людей — настал час снимать жатву.

Он пошёл между столиков и начал… собирать чувства и ощущения старателей, в виде дымчатых эманаций выползающих сквозь широко раскрытые зеркала их душ. Загодя расставленные на стойке пустые бутылки из-под спиртного начали наполняться, повинуясь взмахам рук и нашептываниям Жака.

— Летите, собирайтесь, хорошие мои. Чувства в одну, ощущения в другую тару. Потом вас переселю в подходящие компании. Летите…

Вероник, закрыв глаза, пела. Старатели, под воздействием музыки и исполнения, отдавали лучшее. Жак буквально купался в удовольствии, нежности, блаженстве, восторге, симпатии, доверии…

Неизбежные ошметки плохих эмоций в виде уныния, отвращения, горечи, злорадства, испуга и разочарования отгонял прочь. Подойдя к очередному столику, он ощутил от одного старателя боль и панику, что напомнило ему о первой встрече с Вероник.

***

…Он пришёл в себя в полутёмном помещении, полном мертвецов и еще живых, но умирающих людей. Окна были зарешечены, а двери закрыты. В воздухе плавали лишь могучие потоки страдания и предсмертного ужаса. Страшно хотелось есть. Жак вдохнул, и в его голове всё помутилось. Какая гадость! Этим невозможно было питаться. С трудом поднявшись, подошел к окну. Незнакомая местность. Как он сюда попал?

Внезапно в глубине зала послышался жалобный плач. У Жака пошёл мороз по коже, и он опрометью бросился на звук. Плакала и причитала девушка. Вероник.

— Я не могу! — всхлипывала она. — Меня сводит с ума эта боль. Я не могу всю выпить. Её все больше и больше.

Рядом с ней умерших людей не было.

Жак всё понял. Выдавив стекло и разогнув решетку он, схватив девушку в охапку, покинул больничный зал смерти.

С тех пор Жак и Вероник были вместе. Как они оказались на Ио, и кто устроил их лекарями без спросу — узнать так и не удалось. Единственный намек оказался в кармане его брюк. Билет с Земли годичной давности. Именно тогда последние люди покинули родную колыбель.

Придя в себя в ближайшем лесочке, согнав с себя плохие эманации и напившись простеньких эмоций мелкой живности, они кое-как привели себя в порядок и… полюбили друг друга. От всей души.

Набеги на другие больницы результата не дали. Либо они действительно были одни такие во Вселенной, либо только им посчастливилось выжить и оказаться на свободе.

Вероник из прошлой жизни помнила лишь несвязные фрагменты, но очень умело обращалась с компьютером. А Жак, тоже покопавшись в памяти, обнаружил там сплошную кашу и бездну обаяния.

Позаимствовав у алкоголика с помойки мультипаспорт, он пошел в банк за кредитом. Получил. А Вероник, купив простенький ноутбук и слегка поколдовав, тут же его выплатила. Поразмыслив, они решили не искушать судьбу и сделаться странниками. Были вопросы, но не было ответов. Были естественное желание находиться в движении и крупная сумма космокредитов. Вот так и завелся у них челнок — таверна.

Со временем они поняли, как и чем могут служить человечеству…

Однажды, из любопытства посетив заброшенную еще на заре эры космонавтики станцию «Мир» они нашли в ее библиотеке книгу Брема Стокера, и выяснили, кем являются на самом деле. Вампиры — название им очень импонировало и наводило на приятные ассоциации. Особенно обобщающее — вам пир.

Автор был признан соплеменником, а нестыковки текста — особенно гротескный Дракула, — списали на то, что тот предназначался для людей.

Да, они могли питаться болью, но на Вероник такая диета влияла не самым лучшим образом. Любимая становилась нервозной и жаловалась на давление внутри головы. Жак же чувствовал вялость и апатию. Другое дело, когда кормёжка состояла из хороших эмоций. Люди же никакого дискомфорта не ощущали. И пользы было больше.

***

Как-то один старатель, основательно напившись спиртного, заснул в подсобке челнока — таверны и вынужденно полетел к следующей станции. Полмесяца Жак и Вероник осторожно питались его эмоциями. Старатель этого даже не заметил… правда, к концу путешествия вышло так, что он бросил пить и твёрдо решил стать дояром — а это равносильно подвигу, — жабуинов на Каллисто.

Люди вообще постоянно генерировали и щедро разбрасывали эмоции. И лишь умение Жака и Вероник их пить и консервировать не давало добру рассеиваться зря.

Именно Жак обратил внимание, что эманации из газообразного состояния путем компоновки и определённого промежутка времени переходят в жидкое. Смешав удовольствие, доверие, нежность, добавив самую чуточку грусти и позволив смеси три десятка лет побыть в одиночестве, он получал жидкий букет эмоций, действовавший на него и Вероник как отлично выдержанный брют. Предчувствие объятий, сексуальная фантазия и блаженство уже через двадцать один год давали продукт, по вкусу и ощущениям напоминавший молодое игристое вино. И таких компоновок было множество, как и станций, на которых зрел их жидкий урожай.

***

Вероник допела песню и выключила проигрыватель. Не беда, что восторженный слушатель оказался один. Пение вкупе с музыкой настраивало людей на генерирование только положительных эмоций, и через несколько часов все старатели станут чище и здоровее.

Девушка сделала изящный книксен любимому и двинулась между столиков.

Эту игру она придумала сама и втянула в неё Жака. Притормозив у безмятежно развалившегося на стуле с выпученными глазами старателя, Вероник задумчиво почесала подбородок.

— Посмотри на этого молодого человека. Ему не хватает смелости признаться в любви своей девушке!

Жак, мельком взглянув на облачко эманаций над головой старателя, хитро улыбнулся:

— Да ты посмотри, какой у неё нос? Он же кривой! Зачем ему кривоносая жена?

— Ничего не кривой! — возмутилась Вероник, инстинктивно становясь на защиту любой девушки, не сообразив, что Жак попросту издевается.

— Ну, как же, — озабоченно проговорил он. — Вот, сама посмотри, — и развернул перед любимой полную проекцию изображения избранницы старателя.

— Ты не ослеп случайно? — с подозрением осведомилась Вероник и, уперев руки в бока, двинулась на него. Прядка волос выбилась из прически и, упав на лоб, придала ей невыносимое очарование.

Жак моментально сдался.

— Поедешь в отпуск и сделаешь предложение! — шепнула Вероник старателю и, бросив торжествующий взгляд на любимого, двинулась дальше.

— Нет и ещё раз нет! — патетически воскликнул он у следующего столика. — Почему ты всегда требуешь, чтобы я лечил алкоголиков? Ведь это же наш хлеб!

— Мы больше никогда сюда не вернёмся. Помоги ему. Не видишь, печень вот-вот откажет?

— А раньше!

— Жа-ак! — капризно протянула Вероник.

— Не буду! — буркнул он и отошёл от столика, впрочем, не забыв вытянуть из пожилого краснолицего старателя тягу к зелёному змию.

Девушка улыбнулась и продолжила обход. Механику, фанату шестерёнок, она пожелала человеколюбия и избавила от насморка.

Жак собрал наполненные бутылки в ящики и не преминул похвастаться:

— Целых три ящика.

Накопленных запасов им, вообще-то, при самых грубых подсчётах должно было хватить, минимум, на сто лет.

Хлопнув в ладоши, хозяин челнока — таверны запустил время, и старатели начали приходить в себя. Они, естественно, ничего не помнили, но чувствовали себя превосходно. А ведь их ещё ждали подарки!

Оставшуюся выпивку по-братски и бесплатно разделили среди всех присутствующих. Главный инженер на радостях не заметил, как лишился простатита и язвы желудка. А бухгалтер потерял начальную стадию рака кожи, темным зловещим пятном растекшуюся на полу.

Вскоре старатели, наговорив кучу неуклюжих комплиментов Вероник и сдержанно попрощавшись с Жаком, покинули челнок — таверну. Пора было улетать и им. Все тайники с настоянными эмоциями вскрыты, горючее и оружие — на всякий случай, — подготовлено, предварительный вид на жительство на территории бывшей Франции получен. Свой долг перед человечеством за почти триста лет Жак и Вероник считали выполненным. Теперь настал черёд человечества дать ответы на вопросы. А если точнее — смотрителям. Жак резонно полагал, что это их соплеменники, и наверняка среди них будет — других, по понятным причинам, они не знали, — и Брем Стокер.

Не владея эпистолярным жанром, он просто выписал вопросы на линованный лист древней бумаги.

« — Почему мы не можем обернуться летучими мышами или другими животными?

— Почему такая стремительная регенерация?

— Почему нам противна чужая кровь?

— Почему умеем останавливать время? И как это соотносится с бессмертием?

— Осина. Осиновый кол?

— Почему на нас не действует серебро?

— Почему мы можем дышать и выделять влагу при употреблении жидкого экстракта эмоций?

— Почему оба не помним прежней жизни.

— Смотрители. Сплошная тайна. Не они ли как-то причастны к использованию наших лекарских возможностей в залах смерти при больницах? Друзья или враги? Сто смотрителей и десять тысяч людей. Хорошая кормовая база для каждого»

Вероник, втайне от Жака — чтобы не взял на смех, — приготовила свой список вопросов и мыслей. Зная, что любимый, как огня боится бухгалтерии, спрятала в папку «Архивная документация» и еще на всякий случай использовала нетипичный, но вызывающий какие-то странные отголоски воспоминаний, шрифт Mistral.

«Как хочется маленького. Но это может привести к старению?! Он же будет во мне расти и развиваться. Только вот когда мы делаем „это“, у Жака почему-то ничего не выделяется. Я читала, откуда берутся дети, да и старатели постоянно об этом говорят. Может на Земле все наладится? А еще я хочу научиться курить трубку. Вот! Зависть берет, когда старатели сплевывают сквозь зубы. А у меня не получается. Во рту мокро, а не выходит. С запахами тоже беда. Когда сплю с Жаком, ощущаю сотни запахов. А проснусь — вообще ничего. Сколько пропавших готовых обедов приходилось выбрасывать. Кошмар! Еще хочу увидеть лошадь, стрельнуть из ружья, послушать настоящие тексты песен Led Zeppelin и домик в лесу. Брему Стокеру, когда увижу, так и скажу что он врун, каких нет. И еще волосы… Они не растут. Вот как есть, по пояс, так и остались навсегда. Увидеть Париж хочу. Вот бы, такие как мы нашлись. Или лучше нет? Пока не знаю. Смотрители на Земле кто такие? Жак просто зациклился на них. Вот бы они оказались вампирами?! И мне почему-то не страшно. Ну, разве что самую капельку. И вообще, надоело от всех скрываться. Ведь мы не виноваты в том, что делали только добро и хотим сохранить себя и любовь».

Ещё несколько важных вопросов Жак и Вероник держали в уме. Болезни и старость их не брали, но, с другой стороны, они не могли наблюдать за жизнью и старением людей. Для них те были почти безлики, потому что челнок — таверна нигде надолго не останавливался. И на Земле могла подстерегать опасность. Бессмертные Жак и Вероник надеялись стать членами общины и сгорали от любопытства увидеть, наконец, полный цикл их коротеньких жизней. Но как вести наблюдения в таком маленьком социуме и одновременно скрывать свое бессмертие? Разве что снова стать странниками? Вопрос из вопросов.

А пока… Пока челнок, переставший быть таверной, набирал скорость, готовясь к долгому перелёту к Земле. Жак давал вводные автопилоту, а Вероник колдовала над их последними мультипаспортами. Этот этап жизни был закончен.

Покончив с делами, вечно влюблённые долго бродили по кладовой, целуясь и хохоча, выбирая ужин. Наконец-то они безоглядно принадлежали друг другу.

Открыв бутылку с букетом изысканных настоянных эмоций, Жак налил два бокала. Оба, смакуя каждый глоточек, выпили и, почувствовав лёгкое опьянение, остановили время для себя.

В спальне Жак медленно разделся и так же неторопливо освободил от одежды Вероник, не забыв поцеловать каждый сантиметр ее тела. С немым восторгом поглядел на небольшие аккуратные груди с розовыми сосочками вразброс и провел языком вокруг них, едва касаясь нежного пушка. Не забыл и о шелковистом холмике…

Вероник благодарно оценив такой подход, уселась на него, укрыла волной темно рыжих волос и зашептала в ухо милые глупости.

Войдя в нее с лёгким стоном, Жак выпустил клыки — они подходили только для этого, — и потянулся к шее любимой. Она сделала то же самое. Одновременно прокусив друг другу яремные вены, никуда не торопясь, нежно задвигались в такт, обмениваясь кровью… Потом, насытившись, они будут лежать и разглядывать бережно хранимые в памяти картинки светлых мечтаний людей, и будут верить, что всё и всегда будет хорошо. Уж чего-чего, а времени у них было — завались. Влюблённые верили, что найдут все ответы на вопросы. И не сомневались, что даже если они не встретят соплеменников, их любовь будет вечной.