бóбо

Юстасия Тарасава, 2012

Бобо приехал с мамой на конференцию в Тбилиси, а попал в настоящую грузинскую сказку! Покупая на барахолке волшебную Книгу, Бобо и представить не мог, что из-за этой Книги маму похитят, а ему придётся побывать в подземном мире и на небесах, встретить грифонов, дэвов и каджей, героев грузинского фольклора и даже самого Мориге Гмерти!..Дорогие читатели! Эта книга ещё не нашла своего художника. Если вы захотите предложить иллюстрации к истории Бобо – напишите в группу «Миры Юстасии Тарасавы« в социальной сети ВКонтакте.

Мама

сняла медальон, рассмотрела и повесила мне на шею, пробормотав, что ей не по возрасту носить украшения на шнурках. Я не ношу висюльки, но спорить с ней не стал, молча спрятал медальон под футболку. День был большой, все устали, и я был расстроен — всё-таки обманул нас проклятый старик, не бывает таких драгоценных книг за бесценок.

Нодар довёз нас до дома, и мы с наслаждением нырнули в прохладу квартиры. Мама положила Книгу на стол и не могла на неё надышаться — крутила, вертела, гладила. О джезвах, которые она несколько лет мечтала купить и теперь лежавших в её сумке, она совсем забыла. Я тоже покрутился около Книги, но открыть её не удавалось, и я пошёл искать инструменты. Ничего, я справлюсь с её замком. Мне позарез надо проверить, живые в ней картинки или нет. Я облазил все закутки, но инструментов в этой квартире не было. Ни отвёртки, ни плоскогубцев, ни даже молотка. Только ножи и вилки. Кухня навела меня на мысли о еде. Неплохо было бы подкрепиться. Почему после всех этих базарчиков и блошиных рынков всегда хочется есть? Наверное, потому что сам не замечаешь, как провёл там несколько часов.

— Бобо, ты куда? — вслед мне крикнула мама.

— В хлебную лавку на углу с Марджанишвили. Я у них в витрине хачапури видел.

— О, возьми побольше! — оживилась мама. — И лобиани. Устроим пир на весь мир.

Во дворе девчушка лет восьми, высунув от усердия язык, поливала асфальт из шланга. Молодые и пожилые мужчины в увитой плющом беседке играли в домино и громко переговаривались. Я остановился посмотреть на них. Никогда не видел, чтобы в наше время взрослые люди во дворе играли в домино, а для них это, похоже, было обычным делом.

— Хочешь сыграть? — пригласили они.

— А, нет, — смутился я и зачем-то спросил: — Я в магазин бегу, вам что-нибудь купить?

Игроки загалдели, засмеялись, и самый старший сказал:

— Спасибо, Бобо! Ничего не надо. Хороший ты парень!

Я выбежал из двора. Не люблю, когда меня хвалят. И откуда они знают, что я Бобо? Не иначе Нодар рассказал или госпожа Лейла, наша квартирная хозяйка, она приходила утром, приносила завтрак. «Хороший ты парень, Бобо!» — передразнил я и припустил вниз по улице. В магазинчике за углом накупил горячей свежей выпечки и сбегал через дорогу за лимонадом. Продавщица долго отсчитывала сдачу с тархуна и дюшеса, и я начал нервничать, что лепёшки остынут. На обратном пути поделился хачапури с сидевшим у ворот церкви нищим. Соседей во дворе уже не было.

* * *

Я быстро поднялся на наш этаж и почувствовал тревогу. Дверь в квартиру была приоткрыта. Мама никогда не оставляет дверь нараспашку, она жуткая трусиха. Я прислушался, потом осторожно заглянул в щёлку. Тихо. Слишком тихо. Я рывком раскрыл дверь и обомлел. Всё в квартире было перевёрнуто вверх дном. А мамы не было. На сколько минут я выбегал? Минут на пятнадцать, если не меньше. Кто мог за это время разгромить квартиру и похитить маму? А может, мама убежала звать на помощь? Но почему я её не встретил? Она побежала в другую сторону? Вряд ли. Мама всегда беспокоится в первую очередь обо мне, и в случае опасности она побежала бы меня спасать. Я у неё один. И она у меня одна. А сейчас и вовсе ни одной. Я в чужой стране, не знаю языка, не знаю никого, кроме нескольких маминых коллег, но их номера есть только у мамы в телефоне, а мамин телефон валялся на полу разбитый. Книги на столе не было. Я обошёл всю квартиру, заглянул в каждый угол, рассмотрел все разбросанные вещи. Книги не было нигде. В том, что маму похитили, я не сомневался. Но зачем? Зачем она кому-то понадобилась? Если хотели забрать Книгу — ну и забирали бы, а зачем забирать маму? Какой выкуп за неё можно потребовать? Она же не миллионер. И что мне теперь делать? Как нужно себя вести, когда у тебя похищают родителей? Киднеппинг — слышал, а вот о мамнеппинге — никогда. Или здесь он называется по-другому? Если «мама» здесь значит «папа», а «деда» значит «мама», то похищение мамы, то есть деды, будет «деданеппинг»? И слово дурацкое, и вся эта история бред!

* * *

— Тук-тук, извините, что поздно. — У порога стоял Нодар с пакетами в руках и ошарашенно разглядывал комнату. — Вай ме! — потрясенно выдохнул он. — У вас тут что, землетрясение было?

Странный он парень, Нодар. Всегда старается пошутить.

— У нас тут… мама исчезла, — я сглотнул комок в горле. Не буду плакать. Не при нём.

— Так, — Нодар обвёл глазами комнату и взгляд его упёрся в мамин телефон, вернее, в то, что им раньше было. Потом он посмотрел на меня: — А ты чего с сумками стоишь?

Я и не заметил, что до сих пор держу пакеты с покупками в руках.

— А ты? — переспросил я.

Нодар протянул вперёд руки с набитыми до отказа пакетами: — А я вам покушать привёз. Моя бабушка ачму испекла, а это девочки с кафедры долму передать просили, ну и так, по мелочи.

«Хорошие мелочи, — подумал я, глядя на выпирающие из пузатых пакетов свёртки, — килограммов на десять». А вслух сказал: — Спасибо. — И расхохотался. Я не собирался смеяться, но хохотал и хохотал, и никак не мог остановиться. Мы с ним стояли друг напротив друга с дурацкими пакетами, полными еды, а мамы не было.

* * *

Нодар отнёс пакеты в кухню, достал телефон и принялся названивать и что-то объяснять по-грузински. Как я понял из имён, которые он называл, сначала он позвонил декану в институт, потом ещё одному человеку с кафедры и только потом вызвал полицию. Закончив разговаривать, отнёс и мои пакеты в кухню и по-хозяйски убрал продукты в холодильник.

— Может, поешь, пока полиция не приехала?

Я помотал головой. Не до еды сейчас. Нодар кивнул и принялся снова осматривать квартиру.

— Слушай, а это здесь раньше было?

На вешалке у входной двери на рожок для шляп был наколот книжный лист.

— Как думаешь, можно его трогать? — спросил Нодар. — Может, на нём отпечатки пальцев?

Я подошёл и снял листок с пронзившего его копья. Грибоедов. «Горе от ума». Кто и что хотел этим сказать? Мама филолог, она никогда не вырвет страницу из книги, для неё это всё равно что человеку руку оторвать. И всё же… А вдруг мама хотела мне что-то сказать? Но что? Грибоедов? Шифр? Я быстро достал из чемодана мой блокнот и сделал решётку. Наложил на книжный лист, проверил. Никакой криптограммы. И всё же зачем-то этот листок оставили. Это записка. Но о чём? «Уж коли зло пресечь: Забрать все книги бы да сжечь». О Книге? Забрали Книгу, чтобы сжечь? Кто? Забрали Книгу, чтобы пресечь зло? Какое? Ничего вразумительного в голову не приходило, только вспоминались ухмыляющиеся морды дэвов на Мтацминде.

* * *

К приезду полиции я совсем запутался в мыслях и невнятно отвечал на вопросы. Полицейские не понимали по-русски, а я ни слова не знал по-грузински, поэтому мы изъяснялись через Нодара. Я пытался рассказать им про записку, но это не произвело на них впечатления. Они повертели в руках грибоедовский листок, хмыкнули и убрали его в папку с документами. Полиция мне не поверила, но я знал — всё дело в Книге. И зачем я только уговорил маму её купить?

Сфотографировав почти все предметы в комнате и сняв отпечатки пальцев со всех ровных поверхностей, полицейские забрали останки маминого телефона и уехали. Нодар перевёл, чтобы я не волновался, они будут искать маму и обязательно её найдут. «Не найдут», — шепнул противный голосок внутри. Оставаться в пустой разгромленной квартире было выше моих сил. Я встал и медленно побрёл к двери.

— Куда ты? — спросил Нодар.

— Не знаю… — пожал я плечами.

— Подожди, и мне туда… — он быстро прошёл по квартире, закрыл все окна, выключил свет и вышел на площадку.

— А если мама вернётся, а дома никого? — спросил я.

— А мы ей записку напишем, — сообразил Нодар. — И оставим ключ у госпожи Лейлы.

Он быстро накарябал послание маме и вставил его между дверью и косяком. Несмотря на поздний час, госпожа Лейла не спала. И никто не спал. Весь дом, взбудораженный приездом полицейских машин и неясными новостями о пропаже мамы, гудел как потревоженный улей. Госпожа Лейла обещала позаботиться о маме, если она появится в наше отсутствие. «Не появится», — чуть было не сказал я. Не знаю, откуда я это знал, но я знал точно: полицейские маму не найдут и сама она сюда не вернётся.