Восход памяти

Ядвига Симанова, 2021

Жизнь Марианны похожа на сказку, но отнюдь не добрую, – чем дальше, тем страшнее. Всему виной – проклятье цыганки, повстречавшейся девушке на перроне железнодорожной станции. А что, если встреча эта не случайна и вся ее жизнь подчинена чьему-то заранее продуманному плану? И проблемы в личной жизни, и несчастный случай, покалечивший ее, и необъяснимые провалы в памяти, и таинственный Вихрь – помеха в информационном поле, который пытается отыскать молодой ученый Константин, – все это части одной мозаики. Жестокая цыганка, мальчик-андрогин с на редкость не подходящим ему именем, призрачная девочка, обитающая по ту сторону зеркал, что зовет себя Марийкой, популярный рэп-музыкант и некая Бусинка, сущность из недр земли, – все связаны между собой невидимой нитью. И ключ ко всему запрятан глубоко в тайных подвалах памяти Марианны. Личная история Марианны – история взаимоотношений девушки с ее прошлым и будущим, тесно переплетенная с символикой Таро, бег от самой Смерти. «Смерть – это Гидра, от нее надо бежать!» Только ли от нее? Марианне раскрывается альтернативная картина мира, с восприятием которой понимаешь, что бежать, по сути, некуда. Книга погружает в мир магии и мистического символизма. Наряду с занимательным сюжетом и неожиданной развязкой в ней под художественным соусом преподнесены некоторые практические знания.

Глава 8. Новое знакомство

Не так давно нежданно-негаданно на горизонте ее новой жизни возникло новое знакомство — презанятное и многообещающее. Началось все с очередной поездки в такси, услугами которого девушка после несчастного случая по понятным причинам пользовалась постоянно. Как-то раз Марианна, отработав вечерний тренинг в одном из столичных ДК советского периода, специально переоборудованных в помещения для подобного рода мероприятий, возвращалась домой. Только она устроилась на просторном сиденье автомобиля, как вдруг напряглась, приметив в зеркале заднего вида, что глаза водителя странно блестят, и, кроме того, слегка настораживал прикрепленный на передней панели авто ламинированный документ «Сертификат об окончании курсов: современная гипнотерапия».

После несчастного случая и событий, непосредственно предшествовавших ему, Марианна взяла за правило, встречая новых людей, сперва оценивать их на предмет нестабильной психики, и водитель, несомненно, относился к их числу. Не везло Марианне с водителями, ох как не везло! Девушка сразу приготовилась к худшему. В кармане зажала нож, который она с тех пор всегда возила с собой на крайний случай.

Но на поверку водитель оказался неопасен, если не считать опасностью безмерное раздражение, вызванное необходимостью терпеть его беспрерывную болтовню. Он рьяно и самозабвенно вещал о телепатии, якобы единственном способе общения между людьми на заре времен, с прискорбием сетуя на утрату этой способности нерадивыми потомками. Поведал о персонажах славянской мифологии: Бабе-яге, домовом, лешем и прочих, уверяя девушку в их реальности. «Если сотни поколений забыли о них, это еще не означает, что их не было», — говорил он. Под конец завел разговор об условности понятий добра и зла, дескать, хорошо или плохо спасти маленького медвежонка, угодившего в капкан?

— Вы скажете: «Разумеется, хорошо!», — все сильнее распалялся он. — А если бы вам с достоверностью было известно, что, когда спасенный медвежонок вырастет в свирепого зверя, он разорвет на мелкие куски крохотную девочку, заблудившуюся в лесу? Что вы на это скажете? Добро вы делаете или творите зло, вызволяя зверя из капкана?

И несдержанность таксиста, который вещал на повышенных тонах, и сама тема разговора уже изрядно подбешивали, а потому Марианна выпалила уверенно и строго:

— Не берусь судить о зле, но добро всегда абсолютно. Оно свершается в моменте, не раздумывая. Оно не нуждается в поводе и не терпит отговорок. Помочь пойманному зверю — хорошо, и не стоит заглядывать в будущее. Творить добро следует в любом случае, и нечего искать причины. Причины нужны злу, чтобы оправдаться. Добро в оправдании не нуждается.

Таксист озадаченно оглядел девушку и не возразил. Вместо этого он наградил Марианну пригласительным билетом на закрытый семинар по магии и гипнозу, который девушке, по его мнению, жизненно необходимо посетить.

Дома, сидя у окна за чашкой чая в бледном сиянии одинокого месяца, Марианна вертела в руках билетик, раздумывая, не это ли знак судьбы: разве не намеревалась она изучить магию — неизведанный, мутный предмет, в существовании коего она убедилась, когда проклятье злой цыганки, а затем посулы лесной ведьмы искалечили ее жизнь во всех смыслах, разве не ответственна она за душу, что томится в ведьмином зеркальце (как думала она тогда), и ту, которой взялась покровительствовать, направлять по жизненному пути во избежание ошибок? Возможно, на семинаре она откроет нечто важное для себя. Кроме того, разговорчивый таксист с сожалением поделился с ней информацией, что приглашение планировал использовать сам, но обстоятельства сложились так, что присутствовать на мероприятии он не сможет, потому и отдает билетик, чтобы не пропал зря. Выходило, что его несносная болтовня — больше не угроза, и нет причин отказываться от приглашения.

Так Марианна попала на закрытый семинар по магии и гипнозу, проходивший в конференц-зале гостиницы на юго-западе Москвы. С порога ее ждало разочарование. Вместо ожидаемой атмосферы сакрального в преддверии прикосновения к таинствам высших сил и оккультных наук в импровизированном фойе царил дух товарно-денежного обмена с сопутствующим теме семинара декором. За размещенными по периметру прилавками торговали чем только можно, от чудотворных икон с изображением Матроны Московской, Николая-угодника, освященных свечей, молитвенников, православных четок до разнообразных изданий карт Таро, скандинавских рун, выполненных из камня или дерева, защитных амулетов от порчи, сглаза, в избытке были и многие-многие прочие магические атрибуты, как и прекрасно с ними соседствующие товары церковной лавки. На фоне стен, оклеенных фотоэкспозициями медийных персон, называющих себя магами, колдунами, ведьмами, шаманами, тех, чьи лица не сходят с телевизионного экрана, толпами прохаживался народ от одного прилавка к другому, стремясь скупить сулившие благополучие и оберег сувениры. Марианна тоже от нечего делать приобрела в эзотерической лавке приглянувшуюся ей колоду Таро; на коробочке была нарисована строгая женщина в длинном одеянии, сидящая меж двух колонн, черного и белого цветов, крест на груди, в руках свиток. Изображение притягивало и одновременно пугало; на миг девушке показалось, что она когда-то давным-давно знала эту женщину — конечно, такого не могло быть, но в ту долю секунды, что принесла эту мысль, Марианна почти уверилась, что знала.

Людей еще долго мурыжили в фойе, по всей вероятности поддерживая таким образом торговый бизнес, затем участников семинара все же пригласили в зал, где грохот аплодисментов возвестил о восшествии на сцену одного из свежеиспеченных медийных магов по имени (или кличке) Илларион. Маг начал читать лекцию, подробно повествующую о том, как на него много лет тому назад в результате удара током снизошло озарение, пробудились силы и открылся третий глаз, благодаря которому ему являются видения прошлого и будущего. Публика слушала его разглагольствования, некоторым даже удавалось конспектировать, хотя в его невразумительных тирадах не содержалось ни грамма пользы, ни практического смысла. Зато на протяжении всего выступления он не выпускал из рук книгу собственного сочинения в броской обложке под названием «Путь к свету», поминутно, будто бы невзначай, упоминая о ней в своей речи.

Докладчик из мага Иллариона, по мнению Марианны, вышел так себе: речь его утомляла монотонностью и постоянными повторениями одного и того же. Девушку клонило в сон. Сидела она в среднем ряду с краю, на месте откидного кресла разместилась инвалидная коляска, слева находился проход, а сосед имелся только с правой стороны. Утомленная речами докладчика, девушка склонила голову, подперев кулаком правой руки щеку, локоть поставив на подлокотник коляски. Голос лектора постепенно отдалялся, веки девушки тяжелели, локоть соскочил с подлокотника, и голова ее упала на предплечье соседа. Марианна, ощутив гладкую ткань рубашки и едва уловимый аромат мужского парфюма, сконфуженно отпрянула, машинально поправив сбившуюся челку.

— Не советую засыпать, — вполголоса произнес потревоженный сосед, как показалось Марианне, несколько извиняющимся тоном, — если только не желаете по доброй воле и в здравом уме стать постоянным читателем этого субъекта.

— Я? Нет, не хочу… Я и не собиралась, — недоумевая, откликнулась девушка.

— Поверьте, не помешай я вам со своим плечом, вы бы замечательно выспались, а после побежали бы в фойе, — при этих словах незнакомец осекся, вовремя вспомнив об инвалидной коляске, — то есть появились бы в кафе, чтобы занять очередь на раздачу экземпляров книги с автографом автора, и заметьте — ни секунды не раздумывая, зачем вам это нужно.

— С чего вы так решили? — спросила Марианна, сделав вид, что не заметила оплошности незнакомца.

— Вы обратили внимание на заунывный голос лектора, неизменную интонацию? Он словно тянет песню, в которой одна-единственная нота.

— Из-за этой монотонности я и вздремнула. Никудышный из него лектор!

— Лектор из него никакой, согласен. Илларион — первоклассный гипнотизер, практикует эриксоновский гипноз.

Девушка впервые за все время подняла взгляд на соседа, но темнота зрительного зала не позволяла разглядеть его черты.

— Прислушайтесь, как среди, казалось бы, сплошного монотонного текста он время от времени голосом выделяет одни и те же слова: «счастье», «спасение», «благополучие», «здоровье», — за которыми неизменно следуют другие: «Илларион», «учение», «книга», «Путь к свету». Человек дремлет, впадая в своего рода транс, подсознание активируется, и в него впечатываются выделяемые Илларионом слова. Заранее продуманный порядок слов рождает ассоциации. Человек, выйдя из транса, неосознанно следует запечатленным таким образом подсказкам теневого разума, ассоциируя произведение Иллариона с собственным благополучием, находя в его учении спасение от всех бед, и, как следствие, спешит приобрести сей «великий» труд.

Ироничные высказывания незнакомца прервал возмущенный оклик с переднего ряда:

— Тише! Не мешайте слушать.

Оставшаяся часть лекции осталась без комментариев, но глаз Марианна уже не сомкнула.

В зале зажегся долгожданный свет; незнакомец тут же предложил проследовать в буфет. И Марианна наконец получила возможность разглядеть его. При одном только взгляде сердце забилось в волнении — уж слишком он хорош! Впервые с момента аварии горечь утраты была столь невыносима, что колола глаза режущими до боли слезами, переворачивала все внутри, наполняя желчью нестерпимой обиды. Едва сдерживая слезы, не в силах унять дрожь на кончиках пальцев, девушка слушала внутренний голос, а тот убеждал: «Что волноваться? Тебе и со здоровыми ногами ничего не светило, а так хоть разочаровываться не придется». В памяти возникла цыганка, грязный перрон, на котором вдруг не стало людей, немигающий взгляд черных глаз, слова — жестокие, пророческие, скверные слова… А потом розовый свет уличного фонаря, первый поцелуй в ночи, первое предательство — первое из последующей череды многих других… Мысли вихрем пронеслись в голове, Марианна смахнула одинокую слезу и улыбнулась незнакомцу, принимая приглашение.

— Как вас зовут? — спросила она.

Мужчина отчего-то приподнял вверх брови, озадаченно посмотрел на нее и, слегка замешкавшись, произнес:

— Константин.

— Очень приятно. Марианна.

Мимолетно в уме всплыл образ Киану Ривза, изгоняющего демонов^[4], и девушка улыбнулась собственным мыслям. Признаться, новый знакомый действительно во многом напоминал знаменитого актера: уверенная осанка, темные, коротко стриженные волосы, слегка раскосые глаза, разве что очки в тонкой оправе немного искажали сложившееся представление, благодаря им он походил скорее на загадочного интеллектуала, нежели на демонического персонажа экшна. И как мил был он, смущаясь в неловкой попытке предложить сопроводить Марианну, толкая коляску за задние ручки.

— Не стоит, я справлюсь сама, — ответила Марианна, отстранив его руку.

Константин извинился, тут же принявшись протирать очки.

Они расположились в буфете среди ароматов кофе и коньяка и продолжили беседу.

— Если задача Иллариона состоит в том, чтобы погрузить слушателей в сон — или, вернее, в дремоту, — то почему многие в зале не спали, а, напротив, с восторгом внимали каждому его слову? — спросила Марианна.

— Ты первый раз здесь, ведь так? А они — нет. Проще провести аналогию с рыбалкой. Гипнотические манипуляции Иллариона, погружающие в пограничное состояние между явью и сном, наживка, скажем, червяк. Ключевые слова, внедряемые в подсознание жертвы, — предпочитаю выражаться прямо — крючок, который зритель-рыба должен заглотить. Стоит новичку-зрителю вздремнуть, и он попадается на крючок — его разум запечатлевает нужный манипулятору образ спасителя — Иллариона. Все новички, вроде тебя, находятся на стадии приманивания. Другие, те, кто не дремлет, ловят каждое слово, давно миновали эту стадию, они уже висят на крючке, исполняя замысел манипулятора. Чужие мысли руководят ими. Масса болтающихся на крючке рыб образует толпу. В толпе активируется элемент коллективного бессознательного, реализующий внедренную, единую для всех программу — модель поведения, которая руководит ими всеми во благо искусного манипулятора.

— В таком случае что здесь делаете вы? — Резонный вопрос напрашивался, и девушка озвучила его.

Константин изящным движением слегка приподнял очки, за которыми темные красивые глаза искрились улыбкой.

— Я — наблюдатель, — отвечал он. — Наблюдаю на практике за тем, как растворяется человеческая индивидуальность в едином сознании толпы.

— Наблюдаете, но не вмешиваетесь? — немного резко осведомилась Марианна.

— Понимаете, я при всем желании ничего не сделаю для толпы. Это — лавина, а у меня нет ни сил, ни возможностей, чтобы ее остановить. Мой голос утонет в таргетированной монотонности Иллариона и ему подобных. Я лишь могу предостеречь того, чей разум пока не охвачен лавиной, кто пока не пойман на крючок.

— Как вы предупредили меня?

— Да, наверное. — Константин помедлил с ответом, словно решил говорить только правду, которая, однако, давалась с трудом. — Я не вмешиваюсь, как правило. Не специально вышло… — И он снова принялся протирать очки. — А каким ветром сюда занесло вас?

Марианна поведала ему о разговорчивом таксисте и приглашении, которым он ее одарил. Во время беседы девушка старалась угадать возраст своего нового знакомого. Когда он говорил о гипнозе, бессознательном, хитростях Иллариона, столь непоколебимая уверенность в доскональном знании предмета выдавала в нем мудрость, на лице намечались морщинки, что не говорило в пользу юности, но время от времени проскальзывающая в его поведении неловкость и даже какое-то детское смущение сразу убавляли лет. Мужчина, чей предположительный возраст, по мнению Марианны, колебался в довольно широком диапазоне от двадцати семи до сорока лет, все больше нравился ей. И дело было не только в его привлекательной наружности. Ей весьма импонировали его ненавязчивость и природный такт, несмотря на пару неловких эпизодов, но даже тогда он отнюдь Марианну не оскорбил, а скорее умилил, искренне сконфузившись. Находиться в тот момент рядом с ним приятно и мило, и нечего больше желать.

Константин оказался дипломированным психологом, что многое объясняло и будило любопытство. Марианна представила себя лежащей на кушетке в кабинете привлекательного психоаналитика… Представила и задала вопрос:

— Вы консультируете? Ведете прием?

— Нет-нет, — поспешил внести ясность Константин. — Я занимаюсь наукой. Вхожу в состав исследовательской группы, которая работает над одним научным проектом. Точнее сказать, — снова легкий румянец тронул его гладкое лицо, — я курирую этот проект. Но боюсь, вам это будет неинтересно.

— Отчего же? Расскажите хотя бы в двух словах!

— Я занимаюсь памятью, — произнес Константин, устремив на собеседницу взор — настолько прямой и открытый, что он, казалось, проникал в самое сердце. — Память — все, что у нас есть. А все, что мы помним о себе, и есть мы. Мы живем, ежесекундно воспроизводя в уме собственные воспоминания. Когда вспоминаем, мы совершаем поступки, диктуемые памятью о том, что мы делали или помышляли когда-то в прошлом, памятуя о результатах прошлого действия. Память — безжалостный диктатор, не оставляющий выбора. Но в то же время она — бесценный помощник, формирующий нашу личность, нас самих. Я скажу больше: у целых народов, даже всего человечества существует единая общая память. То самое коллективное бессознательное хранит воспоминания о далеком прошлом — прошлый опыт всего человечества мельчайшими крупицами выплескивается в сознание индивида и воспринимается им как собственный, хотя на самом деле является воспоминанием давно ушедших предков. Так или иначе, значение памяти трудно переоценить, потому она — более чем достойный объект для исследования.

Константин, заметив, что из его речи девушка улавливает далеко не все, осекся.

Он прервал монолог и решил повернуть разговор ближе к личности самой девушки:

— Скажите, есть что-то такое в вашем прошлом, что вам бы хотелось выкинуть из него, попросту забыть?

Взгляд Марианны упал на колени — атрофированные мышцы под синими джинсами, вечное сидение в опостылевшем кресле, когда так хочется встать и убежать. А этот рафинированный ученый красавчик еще спрашивает, что бы она предпочла забыть!

— А по мне разве не видно? — возмутилась Марианна, повысив голос, — к счастью, свидетелей тому не нашлось: в буфете они остались одни, толпа благополучно вернулась в зал. — Я сильно, вы даже не представляете, как сильно хочу забыть аварию, забыть недуг, встать с этого проклятого кресла и побежать, да, побежать навстречу ветру, дождю, снегу, в неизвестность, бежать, не оглядываясь, задыхаясь, пока хватит сил, до самого горизонта, где алеет закат! И, ощутить усталость в мышцах, ощутить кровь, биение загнанного сердца, саму жизнь на ее пределе! Вот чего я желаю!

— Я не хотел обидеть вас… Я не должен был… Надо было по-другому… — неуклюже оправдывался Константин, стараясь успокоить девушку. — Давайте я провожу вас на воздух!

— Не нуждаюсь! — в сердцах выпалила Марианна и, не глядя на Константина, направила коляску к выходу.

Злилась она не на него, она злилась на саму себя: на дорожки слез, что струились по щекам, на растекшуюся тушь, унижающую жалость, которую она сумела вызвать, на собственную несдержанность и глупость. У самых дверей гостиницы ее окликнул знакомый голос. Обернулась — Константин.

— Простите, я иногда веду себя как полный идиот, кретин, осел… Психолог, а общаться не умею. Простите дурака! — сказал он, обнажив ровные зубы в обезоруживающей улыбке, которую, однако, Марианне не суждено было лицезреть, потому что она не смела поднять глаза — растекшаяся тушь являла фатальную катастрофу. — Возьмите мою визитку! Позвоните, если захотите поговорить! Или просто так позвоните!

Марианна, не глядя, протянула руку, и плоская карточка легла на ладонь.

Одиноким поздним вечером и всю столь же одинокую ночь Марианна неустанно прокручивала в голове обстоятельства завязавшегося накануне знакомства с таким удачным началом и таким досадным завершением. И что она так завелась от, по существу, безобидного вопроса, как будто Константин был ей чем-то обязан или виноват в ее печальном положении? Подчеркнутая деликатность, проявляемая другими по отношению к ней, всегда раздражала. Константин же, напротив, вел себя так, как будто не замечал никакого недуга, никакой «особенности», как теперь принято говорить, подразумевая под этим все ту же ущербность. Подмена понятий не изменит смысла: ущербность всегда ущербностью и останется, как ее ни назови. Разве не того она сама и желала, чтобы с ней обращались не как с «особенной», ущербной, предупредительно деликатничая из боязни травмировать, ранить ее обостренные убогим положением чувства, а относились бы как к равной без страха задеть или обидеть? Почему она именно от Константина ожидала сочувствия и чуткости, проявления коих кем-то другим непременно бы взбесило ее? Ответа она не находила. Между тем, прокручивая в голове заданный им вопрос, она не переставала удивляться, почему ответила именно так. Если судить искренне, по совести, ответ предполагался совсем иным: нет, она не обманула, сказав, что хотела бы забыть об аварии, но разве с аварии начались ее несчастья? Авария — скорее их закономерный итог, а корень следует искать в самом начале. Пустой перрон, цыганка в пестром платке, брошенные ею точно плевком слова — вот что она в действительности хотела бы забыть, стереть, уничтожить, вот о чем следовало рассказать. Но признаться во встрече с цыганкой значило посвятить нового знакомого во все свои проблемы, раскрыть всю подноготную, обнажить душу перед первым встречным, и, как Марианна успела убедиться на собственном опыте, такая откровенность всегда отталкивает. Впрочем, памятуя о проклятье цыганки, неоднократно проявлявшем свою состоятельность и безупречное действие, сохрани она тайну или нет, с ногами или без, у нее с Константином все равно ничего бы не вышло. Получалось, что, открывшись Константину, она ничего не теряет. В худшем случае он отстранится, в лучшем — она приобретет в его лице неплохого советчика, а вероятно, и друга.

Скромно отпечатанные буквы на гладком белом картоне сообщали: «Константин Плотников. Психолог». Под надписью значился номер телефона. Марианна набрала на клавиатуре ноутбука его фамилию и имя, но искомых совпадений не обнаружилось — ни в соцсетях, ни в каких-либо интернет-сообществах о нем информации не нашлось. На том поиски прекратились. Марианна решила, что обязательно ему позвонит, но для звонка нужен был повод, который по прошествии времени наконец представился.

* * *

Марианна, вернувшись из поездки в загородную психлечебницу, где она имела примечательную беседу с пациентом 29-го отсека, тем же вечером набрала давно сохраненный в контактах телефона номер. Приятный мужской голос прервал длинные гудки, и она, стараясь подавить волнение, произнесла:

— Константин, это Марианна. Помните меня? Мне нужна ваша помощь.

Они встретились на следующий день в сквере Екатерининского парка, в полдень. Стояла чудная погода. Солнечные лучи пробивались сквозь паутину опадавшей листвы, сверкающими кристаллами переливаясь в лужах, напоминавших о прошедшем ночном дожде. Константин сидел на скамейке, подставив лицо серебристому осеннему солнцу. Он был одет в черную кожаную куртку поверх белой футболки и темно-синие джинсы. Очков на нем не было, что тут же бросилось в глаза Марианне, когда ее коляска, прокатив по свежевыложенной брусчатке, остановилась напротив скамейки. Константин приветливо улыбнулся девушке в красном вязаном кардигане, удивительно шедшем к ее светлым благородного оттенка волосам, небрежно накинутом на кремовый топ.

— Без очков вас не узнать, — сказала Марианна, вглядываясь в темно-карие глаза мужчины, слегка прищуренные под мерцающей сеткой солнечных лучей.

«Все-таки вылитый Киану Ривз», — подумала девушка, но на этот раз воображение рисовало другое кино — о хакере Нео, легендарном Избранном^[5].

— Я в линзах, надеваю их, когда за рулем, — отвечал Константин, не подозревая о лестных сравнениях. — Рад, что вы позвонили.

С самого утра день был хорош, обещая хорошее продолжение. Ненавязчивый осенний ветерок уносил сомнения, страх вместе с напоминанием о неприятном моменте их первой встречи, будто сглаживая острые углы колкой памяти. Марианна и представить не могла, насколько легко ей будет открыться перед совершенно новым человеком, рассказать всю историю, начиная с роковой встречи шестнадцатилетней девчонки с безжалостной цыганкой у платформы станции «Выхино» до знакомства с поэтом-медиумом Ильей Седых, не забыв упомянуть и о лесной ведьме с ее прирученными воронами и несчастном случае, навсегда лишившим девушку возможности передвигаться самостоятельно.

Константин оказался безупречным слушателем, внимал рассказу Марианны вдумчиво, безэмоционально. После собеседники, не сговариваясь, перешли на «ты».

— Значит, ты непременно хочешь докопаться до сути и расшифровать слова медиума? И хочешь довести дело до конца, покровительствуя мальчику со странным именем, с которым, как ты считаешь, у вас одна на двоих душа?

— В общем и целом, да, — согласилась Марианна.

— Тогда скажи, только честно: ты в состоянии выслушать мое личное мнение на этот счет — спокойно, не осуждая, без обиняков?

— Смогу, — ответила Марианна, на деле напряженно приготовившись увидеть торжество материального мировоззрения ученого над навеянным эмоционально окрашенной историей мистическим ореолом.

— Я — атеист, — начал Константин, не оставляя надежд. — В проклятия ведьм, магию зеркал и иже с ними — медиумов я не верю. Но тем не менее я верю тебе.

— Как это возможно — и верить, и не верить? — недоумевала Марианна.

— Повторюсь: я верю тебе, верю всему, что ты рассказала. Я прекрасно знаю, как работает механизм человеческого восприятия. Я говорил, что изучаю память. И то, что я только что услышал, есть воспроизведение твоих воспоминаний. Воспроизведение уж точно не первое.

Марианна чуть не возразила, пребывая в совершенной уверенности, что ни единому человеку на земле она ничего подобного не озвучивала, но Константин не дал перебить себя, тут же внеся ясность:

— Сколько раз ты воскрешала все описанные тобой события в своем уме? Десятки, сотни раз — не меньше. Каждый следующий раз ты воссоздаешь в уме не само событие, а собственное воспоминание о нем, видоизмененное под влиянием эмоций, внешних и внутренних шаблонов восприятия, различных обстоятельств и перипетий. И каждый раз одно и то же событие перекраивается, меняясь настолько, что от его первоначального восприятия мало что остается. При этом мы с уверенностью принимаем сотни раз истасканный трафарет за непреложную истину.

— И как все это применимо к моей истории?

— Так же, как и к любой другой. Любая история — субъективное отношение рассказчика к его личным воспоминаниям о том или ином событии, а воспоминания, в свою очередь, лишь на ничтожно малую долю состоят из события, происходившего в действительности, по большей же части это коктейль из объектов информационного поля различных источников, как то: просмотренные фильмы, новостные передачи, Интернет — как без него! — сплетни подруг, в конце концов, и прочего, — изрядно сдобренный эмоциями и переживаниями. Такой коктейль я называю наносным фоном. Понять, что на самом деле имело место, можно, только избавившись от наносного фона, под пологом которого скрывается правда. Но поскольку в твоем случае полностью «приоткрыть полог» довольно затруднительно, мне остается лишь строить предположения насчет того, что произошло в действительности.

— И каковы они, твои предположения? — спросила Марианна наконец, позволив спутнику везти коляску, когда они прогуливались по устланным разноцветным шуршащим ковром дорожкам парка, провожаемые шепотом ветра, пролетающим под куполом ротонды меж ее белых колонн, напоминавшим о себе мельчайшей рябью в прозрачной воде декоративного пруда.

— Неприятная встреча с цыганкой-попрошайкой на перроне больной занозой застряла в твоей памяти, вызывая гнетущие, всячески отравляющие существование мысли. Пара ошибок юности (на самом деле с кем не бывает) явилась для тебя подтверждением якобы наведенной цыганкой порчи или, если угодно, проклятия. И главное — каждый эпизод воскрешения цыганки в памяти, уже подкрепленный доказательствами действия проклятия, становился для твоего разума все более фатальным, нерушимым, неизменной данностью. Ты сама убедила себя в фатальности происходящего, сама взрастила в себе веру, что искоренить сотворенное цыганкой зло способна лишь не менее сильная магия. На твоей вере и сыграла ушлая шарлатанка, хотя здесь я, признаться, не исключаю присутствие элементов гипноза, но никак не магии. Ее россказни о переселении клонированных душ посредством зеркал даже не собираюсь комментировать. Дальше все ясно: ты стояла одна на безлюдной трассе, села в первую попавшуюся машину. Прости… Дальше не хочу…

— Ничего, продолжай! Я уже переболела.

— Извини за вопрос… Насколько ты уверена, что больше не сможешь ходить? Так ли категоричен диагноз?

— Уверена, — отрезала девушка. — Продолжай!

— Как скажешь… Насчет мальчика, АК-47, — родителей не выбирают, вот уж кому не повезло, тому не позавидуешь. Я вполне понимаю твою заботу о мальчике, пострадавшем в той же аварии. Ты желаешь помочь сердцем, а сердце не ищет причин для помощи. Разум, напротив, жаден до объяснений, ему необходим резон. И здесь ты подбрасываешь изголодавшемуся разуму объяснения бабки как кость. Разум радостно начинает ее обгладывать, тем самым в полной мере удовлетворяясь. Но наиболее занятный персонаж во всей истории — пациент психлечебницы, который несет послания в стихах. И знаешь, что я тебе скажу — он меня заинтриговал! Я распознал в его стихах символы. Ты удивишься, но я эти символы уже встречал, по крайней мере один из них точно, только в совсем других шифрах. И было еще нечто… — Константин задумался, морща лоб.

Собеседники расположились у пруда, глядя, как появляются и исчезают круги на воде.

— Вспомнил! — радостно воскликнул Константин. — И бабка из леса, и Илья Седых пытались донести до тебя один и тот же смысл.

— Не понимаю, — призналась Марианна.

— Ну как же? Когда бабка посвящала тебя в подробности «клонирования» души, она акцентировала внимание на том, что часть есть целое. И поэт в стихах говорил о том же… как там было у него… «Память единого целого…»

— Три памяти единого — разделены… — повторила слова медиума Марианна задумчиво.

— Вот именно! Три памяти единого — это то, над чем мы работаем. Это — свойство памяти, подтвержденное проведенными нами исследованиями. Дело в том, что даже самая крохотная частица памяти хранит информацию о целом. Не хочу вдаваться в подробности, тема требует детального объяснения. Но вот вопрос — откуда пациенту психлечебницы и старой шарлатанке известно о свойствах памяти?

— Понятия не имею. Возможно, так совпало, и каждый из них говорил о своем, и память тут ни при чем.

— Тогда вернемся к самому началу, — возбужденно заговорил Константин. — Что такое твой рассказ?

— Мой рассказ — это… как ты сказал… мои воспоминания, — тоном прилежной ученицы ответила Марианна.

— Точнее, воспоминания о воспоминаниях, основанные на твоем субъективном отношении к ним.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что ответы на все вопросы, разгадка таятся в тебе самой, в твоей собственной памяти. Это она говорит с тобой устами ведьмы, медиума и прочих персонажей.

— По твоим словам, все то, что рассказывала бабка о цыганском проклятии, душах и зеркалах, стихи медиума с зашифрованными в них символами — игры моего разума?

— Вернее будет сказать — игры памяти. Какие-то тайные знания имелись в твоей голове, но твой разум отчего-то прятал их, оберегая от посторонних глаз. Потому в памяти сохранились лишь символы, завуалированные наносным фоном.

— Допустим так, — рискнула согласиться Марианна, решив отложить осмысление всего услышанного на потом. — А что за символ ты видел раньше? Ты собирался сказать, но отклонился от темы.

— Ах да… — протянул Константин, вспоминая. — «Вихрь. Разлом. Земля пополам». Я кое-что знаю о Вихре. Меня волнует другое — откуда о нем знаешь ты?

— Я ничего ни о каком вихре не знаю! — удивленно воскликнула девушка.

— Ты теряешь нить, — мягко прервал Константин. — Ты знаешь. «Вихрь. Разлом. Земля пополам» — складно. Ты когда-нибудь писала стихи?

Константин попал в самую точку. Марианне стало страшно… Если принять теорию Константина за истину, то все ее представления о собственном прошлом — ложь, выдумка, искореженная фантазия. Если поверишь в такое, остается лишь перестать доверять собственным чувствам.

— Так память играет в прятки, скрывает знание, — говорил Константин. — Вопрос — откуда у тебя это знание?

Марианна молчала. Создавалось впечатление, что она вот-вот вспомнит, откроет кладовую знаний, предоставив ее в распоряжение привлекательного ученого. Но то ли ключ был утерян, то ли кладовая пуста, поэтому девушка, не выдав ни крупицы ценной информации, нарушила молчание и спросила:

— Что такое Вихрь?

Чуткий к произнесенным словам ветер, выметая из-под колес листву, закружил ее в воздухе ровным кольцом, затем, стремительно изменив направление, швырнул вниз, разметав в беспорядке по коленям Марианны. Для нее это был знак, для мужчины — напоминание. Подмена понятий не меняла сути — Вихрь стоил того, чтобы о нем послушали, Вихрь стоил того, чтобы о нем рассказали.

Становилось прохладно, и Константин предложил пройти к автомобилю. Он, продолжая толкать коляску, пытался собраться с мыслями, чтобы в двух словах объяснить девушке то, что сам не понимал о конца.

— Я гоняюсь за Вихрем уже несколько лет, с тех пор как зашел в тупик в своем исследовании. И Вихрь — причина тому. Представь себе некое абстрактное информационное поле — хранилище информации о тех или иных событиях. Память по сути является таким информационным полем. И что самое интересное, это поле не имеет четкой локализации в каком-либо определенном центре головного мозга. Известны случаи, когда пациенты, которым по различным показаниям удалили значительную часть головного мозга, не только не утрачивали память, но и зачастую вспоминали многие чрезвычайно точные детали из ранее забытого. Такие случаи подтвердили гипотезу, сделанную еще в середине 40-х годов нейрофизиологом Карлом Прибрамом^[6] о голографической природе памяти. Информационное поле памяти, подобно голограмме, распределено по всему головному мозгу, причем каждая его частица хранит память о целом. И тебе это известно! — заметил Константин, сворачивая в переулок и подводя коляску к припаркованному у тротуара серебристому «форду».

Автомобиль доставил их к дверям кафе с оранжевыми занавесями на окнах на Большой Садовой, неподалеку от булгаковского дома. Понтий Пилат с его душевными терзаниями и кровью праведника на руках вдруг ни с того ни с сего возник в памяти. Вероятно, из-за расположенного рядом музея-театра, а может, и потому, что когда-то история Пилата поразила Марианну в самое сердце, она даже писала стих… давно, когда душа рождала песни… в давно ушедшие времена…

Приглушенный оранжевый свет, ненавязчивое звучание мелодичной музыки у барной стойки, уютный столик в уголке — сама обстановка приглашала окунуться в тайну, прикоснуться к неизвестному.

— Когда лазерный луч попадает на поверхность голографической пленки, мы начинаем наблюдать последовательность появления визуальных образов. Память работает по сходному принципу: для того чтобы вызвать определенное воспоминание, луч освещает определенный фрагмент информационного поля, воссоздавая в уме набор воспринимаемых органами чувств ощущений — зрительную картину, вкус, запах, пережитые эмоции, то, что объединяется в ментальный образ — конкретное воспоминание.

— Но откуда в организме человека взяться лазерному лучу? — спросила Марианна.

Глаза Константина мгновенно вспыхнули радостным блеском. Девушка отметила, что так бывает всегда, когда молодой ученый слышит ожидаемый вопрос.

— Человеку не нужен лазер! — с плохо скрываемым самодовольством заявил Константин, подняв указательный палец. — Каждая клетка человека вызывает вокруг себя спектр колебаний энергетических полей. И что характерно, колебания эти когерентны — согласованы и взаимосвязаны между собой. Эти вибрации имеют волновую природу, являясь по своей сути тем самым лучом, который активирует голограмму, и в результате человек вспоминает.

— Допустим, все так, но ты сам говоришь, что это открытие сделано давно и не вашей исследовательской группой. В чем тогда уникальность ваших исследований и при чем тут Вихрь?

— Я — ужасный зануда, да? — словно очнувшись, спросил Константин, оглядывая пустой столик, с которого официант только что успел убрать кофейные чашки и пустые блюдца из-под съеденных тирамису. — Не желаешь еще кофе?

— Просто воды, — сказала Марианна, мягко улыбнувшись. — Продолжай, ты вовсе не зануда, и мне интересно!

— Серьезно? — с толикой сомнения произнес Константин. Сделав заказ официанту, он продолжил: — Еще немного терпения, и мы подойдем к самому главному. Так вот… Если признать, что энергетические волновые вибрации — это лучи, то что же происходит, когда человек утрачивает память, не в состоянии воспроизвести те или иные события? Предметом наших исследований как раз и являлось установление причин патологических нарушений функций памяти, целью — довольно амбициозной, но, поверь, достижимой — регулирование механизмов памяти. Иными словами, мы хотим добиться реализации механизма, позволяющего в полном объеме восстанавливать человеческую память, когда ее потеря является следствием физических или психологических травм, с возможностью и обратного процесса — если человеку ввиду определенных причин показано выкинуть из памяти травмирующее событие, ему надо предоставить средство, чтобы он отделался от неугодного воспоминания окончательно и бесповоротно.

— И каковы успехи? — спросила Марианна, подавшись вперед. Она вдруг вспомнила, с каким удовольствием стерла бы из памяти противную цыганку.

— Успех… Он был, — неуверенно произнес Константин. — Но об этом потом. Сначала о механизме. Чтобы активировать голограмму, необходим верный угол падения луча. Или, применительно к человеку, для того чтобы человек вспомнил, необходима верная направленность когерентных вибраций энергополей. Соответственно, для стирания памяти их направленность — противоположна. «Но как этого добиться?» — спросишь ты.

— Спрошу… — Марианна улыбнулась, внимательно слушая.

— С помощью звука! Отвечу я, — победоносно заявил Константин. — В этом состояло наше открытие. Различные звуковые частоты способны влиять на вибрацию энергополей. Существуют звуковые частоты настолько высокие, что не воспринимаются человеческим слухом, однако они способны резонировать в широком волновом диапазоне, вызывая тем самым колебания энергополей, так сказать, перемещая луч под тем или иным углом.

Подоспевший официант принялся разливать воду по бокалам.

— Благодарю, — произнес Константин с явным нетерпением к медлительности официанта, боясь потерять мысль.

Официант отошел, позволив Константину продолжить:

— Проще говоря, мы выяснили, что звук определенной частоты способен влиять на человеческую память. Нам даже удалось добиться разрешения использовать эту экспериментальную методику при лечении пациентов с расстройством памяти.

— Любопытно, как это происходило на практике? — поинтересовалась Марианна.

— Научная группа сконструировала специальное устройство — акустический луч интерференционной картины, сокращенно АЛИК, названный согласно его основному назначению — активировать в человеческом разуме извлекаемые из памяти мыслеформы посредством создания интерференционной картины. Но, к несчастью, проведенные опыты не подтвердили эффективность нашего изобретения. — Константин, тяжело вздохнув, в несколько больших глотков осушил бокал минеральной воды, после чего уже на минорной ноте продолжил рассказ: — Дело в том, что в каждом конкретном случае ставилась цель воссоздать конкретное воспоминание. Но АЛИК зачастую не попадал в цель. Например, пациент в результате аварии утрачивает память о событиях предшествовавшего перенесенной травме года. Подключение к АЛИКу дает феноменальные результаты: он вспоминает цвет глаз стюардессы, подарившей ему набор фломастеров, когда он в шесть лет летал с родителями на отдых, во всех подробностях он воскрешает содержание институтской курсовой работы по теории государства и права и еще многое, многое другое. Многое, но не то, что требовалось воссоздать, — из событий предшествовавшего травме года он не вспоминает ничего. То же происходило и с другими испытуемыми. АЛИК безусловно влиял на энергополя, но это влияние оказалось непредсказуемым, он хаотично перетасовывал воспоминания, проецируя мыслеформы наугад. Такая бесконтрольность рискнула обернуться катастрофой. Дальнейшее проведение экспериментов пришлось приостановить.

— И на этом ваша работа завершилась? Никто так и не продолжил дело?

— Многие покинули группу. Осталась пара человек — преданные делу фанатики. И я в их числе. Бессонными ночами мы просматривали запечатленные устройством записи экспериментов и в конце концов установили причину неудач. Во всех случаях устройство работало слаженно — выражаясь образно, луч двигался в направлении намеченного градуса падения, но в какой-то момент на его пути возникала помеха — неизвестно откуда появлялась гигантская волна, всепоглощающей воронкой она всасывала в себя содержимое энергополей, закручивая в едином магнитном Вихре, из-за этого луч менял направление, сводя весь эксперимент на нет. Позже мы начали догадываться об истинной природе Вихря. Он являлся помехой, но помеха в каждом отдельном случае действовала одинаково. Значит, Вихрь происходит извне, он один на всех, обитает где-то в информационном поле Земли, мешает не только АЛИКу, лучу, мешает всему. Вихрь, резонируя с невероятной силой, структурирует окружающее пространство под себя, он — Вихрь с большой буквы, и я не успокоюсь, пока не найду его.

Константин говорил настолько увлеченно, что девушка невольно прониклась его ученой одержимостью и, будучи человеком действия, не всегда, правда, разумного, произнесла:

— Что, если я помогу тебе отыскать Вихрь? Если подключить меня к АЛИКУ, возможно, мне удастся воссоздать свои воспоминания о том, что связано с Вихрем, если таковые и вправду прячутся в моей голове.

Константин твердо сжал ладонью локоть Марианны. Девушка, не ожидав, пронзила его острым взглядом. Но ответный взор был мягок и нежен, а спокойный голос без единой запинки произнес:

— Я никогда не позволю испытывать на тебе опасное экспериментальное устройство. Не для того я все тебе рассказал. Я разберусь с Вихрем, обязательно разберусь, но не такой ценой.

* * *

Тем вечером Константин не находил себе места. Он был озадачен. Ощущение, что он упустил нечто важное, не оставляло его ни на минуту. Но впервые за все время с момента провала эксперимента его мысли занимал не Вихрь. Он, нарезая круги по полупустой комнате своей холостяцкой квартиры, то брал со стола мобильник, снимал блокировку с экрана, то резко швырял телефон обратно на стол.

Сквозь незашторенное окно в комнату глядела луна, сколотым блюдцем разлегшаяся на темной скатерти безоблачного неба. «Три памяти единого… — повторял про себя Константин. — Что-то здесь не так…» Наконец, решившись, он поднял мобильник и набрал номер.

— Извини за поздний звонок, — проговорил он, дождавшись ответа. — У меня к тебе дело, не терпящее отлагательств.

Абонент на другом конце внимательно слушал.

— Ты не мог бы посмотреть для меня историю болезни одного пациента с параличом? Имя? Марианна Иванова.

* * *

Марианне той ночью снился Вихрь. Во сне он представлялся всеохватным, яростным, безудержным и что самое страшное — относящимся непосредственно к ней. Он протягивал к ней свои резонирующие щупальца, и каждая клеточка ее тела испытывала точечные колющие удары тока, и воронка все сильнее затягивала ее, лишая воздуха. Резонирующая субстанция становилась все плотнее и плотнее, и девушка с ужасом поняла, что следующего вдоха не будет, Вихрь поглотит ее целиком… Как вдруг наступило пробуждение.

Марианна очнулась в полной уверенности, что кошмар снился ей не впервые. Она вспомнила, что Вихрь уже не раз врывался в ее сны, лихорадя ужасом неминуемой гибели, задолго до того, когда молодой ученый поведал ей о нем.

Примечания

4

Фильм «Константин: Повелитель тьмы»; режиссер: Френсис Лоуренс.

5

Фильм «Матрица»; режиссеры: сестры Вачовски.

6

Карл Прибрам — американский врач, психолог и нейрофизиолог, автор книги «Languages of the brain; experimental paradoxes and principles in neuropsychology» (1971) и др.