Альтер-эго

Яна Белова

Герои романа женаты много лет, у них двое детей, хорошая работа, большой уютный дом, они достигли всего, о чем мечтали. Или нет? Красивая картинка успешности рассыпается, едва они пытаются честно ответить на вопрос о счастье. В реальности их брак трещит по швам, несмотря на любовь и искреннее желание быть вместе, их дети не видят родителей, а родители, как оказалось, мечтали совсем не о том, что имеют. Как наладить свою жизнь и наконец-то почувствовать себя счастливыми? Выход есть…

© Яна Белова, 2023

ISBN 978-5-4496-8352-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все персонажи книги вымышлены, любое сходство и совпадения случайны

Альтерэго

Меж твердой верой в Бога и безбожием — одно мгновенье

Меж правильным путем и бездорожьем — одно мгновенье

Цени же это краткое мгновенье как драгоценность,

В итоге жизни что мы вспомнить сможем — Одно Мгновенье

Омар Хайям.

Глава 1

«Наша жизнь соткана мирозданием задолго до нашего рождения. Мы думаем, это мы создаем свою реальность, мы выбираем. Увы, мы способны лишь ошибаться, тогда в узоре нашей жизни появляются дыры, затяжки и либо приходится все начинать сначала, либо остается примириться с потерей красоты и смысла своего существования…»

Записав текст, я выключила микрофон и обернулась к мужу.

Он стоял у окна, задумчиво глядя в мутную белую мглу тумана, с утра утопившую в себе Лондон.

— Пойдет? — спросила я.

— Тиснем этот кусок в отснятый на фарерских островах материал, — кивнул он, — в комплекте с видеорядом, где молочные туманы, овцы, горы и безлюдные природные красоты, этот текст не вызовет громких споров. Ну все, мы все сделали, можем отдыхать.

— Целая неделя наша, — улыбнулась я, — только ты и я, ну, детей на выходные заберем. Тихая, блаженно скучная неделя…

Нашу жизнь нельзя назвать скучной и однообразной, больше всего она подпадает под определение «странная».

Мы оба журналисты, оба работаем на одном канале, над циклами познавательно-развлекательных передач о путешествиях в разные страны. Сами снимаем, сами пишем сценарии, озвучиваем, монтируем, разве, что в кадре не светимся. На нас работает съемочная группа из 10 человек. Мы мало от кого зависим в том, как и что нам делать. Мы успешны в своей профессии, много путешествуем, молоды (и мне и Нику по 29 лет), активны и вполне состоятельны. А еще мы женаты почти восемь лет, нашим двойняшкам Веронике и Майклу 8 лет исполнилось в прошедшем ноябре. У нас классический брак по залету, наших детей фактически воспитывают мои родители, мы видим их редко. Конечно, нас периодически беспокоит тот факт, что в жизни наших детей мы занимаем слишком мало места, чтобы считать себя хорошими родителями, но, откровенно говоря, менять что-либо мы не готовы. Все так, как есть.

— Ты помнишь, когда у нас в последний раз была скучная неделя? — вдруг спросил Ник.

Моего мужа зовут Никита, но для туманного Альбиона больше подходит сокращенное «Ник», по крайней мере, ему так кажется. Нашу дочь зовут Вероника, только потому, что в то время, когда родились она и ее брат, «вера в Ника» мне была необходима как воздух.

— Рождество? — ахнула я, несказанно удивившись сему факту.

— Неужели мы провели в разъездах целых два месяца? Время неумолимо. Мы стараемся возвращаться домой по выходным, хоть это утомительно, ведь если не делать этого, то дети забудут как мы выглядим.

Иногда в выходные мы устаем сильнее, чем в течении рабочей недели.

Ник кивнул, посмотрев на часы.

— Сходим куда-нибудь?

— Идем, — тут же согласилась я, убирая с рабочего стола все бумаги и цифровые носители в ящики или в сумку.

— Кэт, ты в курсе, что я тебя люблю? — усмехнулся он, наблюдая за мной.

На самом деле я Оксана, в быту Кыс-кыс, то есть кошка, поэтому многие друзья знают меня как Кэт и Ник тоже порой называет меня так. Я вдруг подумала, что эти кодировки имен в нашем семействе почти традиция.

— В курсе, — улыбнулась я в ответ, — а ты в курсе, что это взаимно?

Он снова кивнул и, дождавшись когда я упакую ноутбук в сумку, выключил свет в рабочем кабинете. Из серой пелены тумана за окном вынырнул угол соседнего здания и вывеска бильярдного клуба.

Наш офис находится в районе Ирландских пабов. Пабов здесь великое множество, среди них есть принадлежащий нашему давнему знакомому, такому же как мы русскому эмигранту. В его пабе и одновременно бильярдном клубе мы частенько отмечаем наши свободные лондонские вечера. Впрочем, можно ли назвать «русским эмигрантом» чистокровного поволжского немца, ставшего пивоваром, прославляющим стандарты качества настоящего немецкого пивоварения? У него свои солодовые и ячменные плантации, пивоварня, несколько пабов, награды престижных конкурсов, проводимых ассоциациями пивоваров в Германии и Великобритании. Пятнадцать лет назад он приехал в Лондон вместе с женой, тещей и тремя кошками, он не любит вспоминать о том, «как все начиналось», давно перестав считать себя эмигрантом.

Мой Ник тоже не совсем эмигрант. Его отец был чистокровным англичанином, Ник гражданин Великобритании по праву рождения, до 7 лет жил в Манчестере вплоть до внезапной кончины отца, разбившегося во время катания на горных лыжах во Французских Альпах. Его английские бабушка с дедушкой, прохладно встретившие русскую невестку эмигрантку, после смерти своего сына стали относиться к ней и вовсе враждебно. Ведь в Альпах погиб их сын, а не она. Тогда моя будущая свекровь вернулась на историческую родину, забрав с собой Ника. Кстати моя свекровь еще и сестра мужа моей родной тетки. Мы с Ником не могли не встретиться. Это судьба.

Впервые мы встретились, когда нам было по 13 лет, на даче у той самой тетки в день празднования ее свадьбы с дядей Ника. Тогда Ник был высоким нескладным мальчишкой, повернутым на компьютерных играх, мультах аниме и манге. Я же занималась фигурным катанием, была отличницей и жуткой занудой, интересовалась только коньками и «Секретными материалами». Я знала этот сериал наизусть, мало того, читала книги, написанные по отдельным сериям и готова была отгрызть голову любому, кто скажет плохое слово О Фоксе Малдере или Дане Скали. Ник ничего не знал о «Секретным материалах», я не представляла, что такое манга и не играла в компьютерные игры, однако это нам не помешало весь вечер обсуждать гостей на свадьбе и смеяться над каждой ерундой. Той нашей встрече никто из нас не придал никакого значения.

— О чем думаешь? — спросил Ник, когда мы вышли с ним на улицу.

— О нас с тобой, — честно призналась я, — я вдруг вспомнила тебя мальчишкой.

Ник засмеялся, приобняв меня за талию.

— Нашла о чем вспоминать…

Сейчас он другой. Высокий, атлетически сложенный, стильный повеса, только глаза остались прежними — большими сапфирово-голубыми, в обрамлении таких же как в детстве длинных пушистых, как у девчонки ресниц. Сейчас эти глаза в купе с южным загаром, тонкими красивыми чертами лица, слегка вьющимися темными густыми волосами и властно-капризным изгибом губ привлекают к себе внимание всех представительниц женского пола, оказавшихся в поле его обаяния. Сейчас он слишком хорошо знает насколько он привлекателен, если бы мы встретились теперь я едва ли бы захотела разглядывать сквозь стену его самодовольства какие-либо положительные черты и качества.

Вечер пятницы зажигал огни, у дверей увеселительных заведений уже начали выстраиваться толпы настроенных на веселье, общение и прием алкоголя людей. Туман и слякоть глушили звуки и размывали свет фонарей и фар, цветные световые брызги отражались в витринах и лужах и тут же, будто тонули в туманной завесе, сменяясь новыми вспышками.

— Мы сегодня в клуб или в бильярд играть? — спросил Ник, — кивнув на призывно сияющую из тумана вывеску бильярдного клуба нашего русского знакомого, — У них сегодня живая музыка, играет какой-то саксофонист.

— Откуда знаешь? — удивилась я.

— Серж просил меня ему группу в соцсетях создать для рекламы, я теперь знаю все новости этого бара-бильярда.

— Тогда идем саксофон слушать, так даже лучше. Если идти переодеваться для клуба домой, велик шанс передумать и никуда не пойти.

— Устала?

— Немного, — я обняла его двумя руками сбоку.

— Может, оставим детей на этот уикэнд у твоих предков?

Я лишь вздохнула. Я бы с удовольствием. Ужасно, но это так. С огромным удовольствием и облегчением я бы провела выходные с ним вдвоем, но так не хочется выслушивать длинных проповедей моей мамы, нытья Вероники и обид Майкла.

— Ты же знаешь, что невозможно…

Ник фыркнул, шумно вздохнул и слегка отстранился.

— Ладно, проехали…

Я не хотела злиться, повода не было, но мое благодушное умиротворение растворилось в тумане.

Ник открыл передо мной дверь паба. Шум голосов, громкая музыка и смех оглушили с порога. Народа было непривычно много, все столики питейного зала были заняты, мы отправились прямиком к барной стойке. Бармен кивнул в знак приветствия.

— Вам как всегда?

— Конечно, — улыбнулась я, — Хозяин тут?

— Где-то тут.

Бармен налил нам по бокалу пива. Если и можно было в Лондоне где-то выпить настоящего немецкого пива, так это в этом баре. Серж знал свое дело.

В другом конце зала на небольшой помост поднялся сам хозяин в сопровождении бородатого человека с саксофоном, голоса стали тише.

— Дамы и господа, поприветствуйте нашего гостя из соседнего королевства — Боссе Тиннер!

Раздались аплодисменты. Серж помог музыканту установить микрофон и спустился в зал.

— Голландец? — спросил Ник у бармена, дернув подбородком в сторону сцены.

— Вроде бы швед, — пожал плечами тот и улыбнулся, — не русский, не спросишь.

Бармена звали Винсент Рокк — гражданин Британии, женат на британке польского происхождения, ни разу не побывавшей в Польше, отец двух черноглазых мальчишек. Когда-то Винсент звался Ибрагимом, родился где-то на Северном Кавказе в обычной кавказской семье, где чтили традиции и воспитывали детей несколько иначе, чем в других регионах России. Старший брат уехал учиться в Москву и неожиданно перестал писать, перестал общаться с многочисленными родственниками и даже родителями. И почему-то о нем быстро забыли, о нем не говорили, не вспоминали и даже не упоминали, будто вычеркнули из памяти и из сердца. Все потому, что на Кавказе не может быть геев. Но причину Ибрагим узнал много лет спустя, когда ему, двадцатилетнему парню, которого не пустили учиться в Москву не смотря на его горячее желание и все просьбы и доводы, пришло приглашение из Финляндии приехать в гости от брата, которого он плохо помнил. Винс никогда не рассказывал подробности того, что произошло потом. Мы знали только, что семь лет назад в Британию приехал Винсент Рокк, до этого четыре года проживший в Хельсинки и год в Норвегии, приехал к будущей жене, с которой познакомился по интернету, приехал, чтобы остаться навсегда. Для родных он умер также как старший брат, с братом при этом он тоже не находил поводов и особого желания общаться. Возможно, именно поэтому он был бесконечно привязан к жене и детям. В отличие от нас с Ником, для него провести время дома с семьей было лучшим отдыхом.

Мысли неспешно текли в голове, почти не обращая на себя внимания, просто разрозненные факты и образы, которые при желании легко собирались в единый пазл пестрого мира новоиспеченных русскоговорящих британцев. Этот мир давно стал мне ближе и понятнее, чем мир соотечественников в России.

Приятная музыка, хорошее пиво, тихие разговоры и негромкий смех — проблемы и тревоги рассеивались, мысли переходили в плавно-ленивое течение.

Подошел поздороваться Серж, заговорили о нашей недавней поездке и съемках на Фарерских островах. Он познакомил нас с музыкантами — милейшие люди с очаровательным акцентом. Я поймала себя на мысли, что редко в Лондоне слышу английский язык совсем без акцента и при этом с маниакальным упорством требую правильной речи от собственных детей. Мои дети говорят без акцента. Ник, я и Серж тоже говорим без акцента. Перестали ли мы ощущать себя эмигрантами? И да и нет.

Все наши русскоязычные знакомые в Лондоне люди не бедные, полностью интегрированы в британскую реальность, давно граждане Британии, голосуют на выборах, некоторые даже сторонники жесткой миграционной политики и выхода Британии из ЕС из-за проблемы с «понаехавшими». Однако большинство по-прежнему думает на своем родном языке и даже избавившись от акцента, чем-то выдает свою этническую принадлежность. Впрочем мой Ник исключение, если в нем кто-то и угадывал когда-то «иностранца», то русским его не признавали даже русские.

— Кэт, вы танцуете? — вдруг спросил Тиннер.

Ник о чем-то беседовал с Сержем и его женой Светланой.

— Да, пойдемте, разомнемся, — усмехнулась я.

Заиграла развеселая ирландская музыка, на крошечном танцполе было не протолкнуться, люди танцевали прямо у столов и барной стойки. Тиннер с удовольствием включился в традиционный ирландский танец, которому обучал всех желающих седой завсегдатай бара, ирландец по происхождению.

Спустя пятнадцать минут я поискала глазами Ника. И не нашла. Серж по-прежнему сидел у стойки бара, Светлана разговаривала с барменом, а Ник куда-то смылся.

— Извини, я отойду на минутку, — я кивнула Тиннеру и все-таки решила узнать куда девался мой благоверный.

— Покурить вышел, — ответил Винс, не успела я задать вопрос, — с девицей какой-то, — поколебавшись, добавил он.

— Знакомая девица? — удивилась я.

— Первый раз видел.

Винсент отличался почти феноменальной памятью на лица. Если он говорил «первый раз вижу», значит человека никогда прежде не было в баре в его смену даже пары минут.

— Налей мне текилы, — попросила я

Что-то мне смутно не нравилось, беспокойство, неясная тревога, усталость заполированные приятной атмосферой и нежеланием портить вечер требовали очередного усилия по своему усмирению. Сил не было, текила была.

— Трудный день? — спросил Винс, глядя как быстро исчезает выданный мне шорт-дринк.

— Пятница — развилка между трудной неделей и выходными с детьми, — прозвучало довольно уклончиво и безэмоционально.

— Чувство вины и стыда не дали высказать мысль полностью: «Как же меня тяготят выходные, как же я устала от перелетов и переездов, как же мне надоело бегать от необходимости жить с собственными детьми и как же устала чувствовать себя виноватой. Не могу больше, не хочу и не знаю, что с этим делать. Я в ловушке». Ужасные мысли. Я ведь люблю и Веронику и Майкла. Я никогда не жалела, что родила их тогда. Или жалела?

Мысли вернули меня на 9 лет назад. Те смутные темные времена я не любила вспоминать. Ник уехал учиться в Лондон, перед ним открылись чудесные перспективы, я же узнала, что беременна за пару дней до его отъезда. Он сказал: «поступай, как знаешь, я в любом случае заберу тебя, как только устроюсь, с ребенком все будет сложнее, но все решаемо». Вера в Ника. Абсурдная вера во всемогущество двадцатилетнего мальчишки, а еще уговоры мамы не делать аборт. Поступить «как я знала» я не смогла, не хватило смелости отстоять право на собственную жизнь. В итоге у меня двое замечательных детей, которых я очень люблю. Жалею ли я об этом? В самом темном уголке души живет жесточайшее чувство вины перед ними, перед собой, перед всем миром при любой попытке искренне ответить на этот вопрос. У меня не было юности, у меня не было права выбирать, как мне жить, у меня не было права на ошибку. И как бы я не пыталась все наверстать сейчас — бесполезно. Я плохая мать, я недоучка, я намертво зависима от собственных родителей, живущих с моими детьми вместо меня.

— Хочешь еще потанцевать? — спросил подошедший ко мне Боссе Тиннер.

Я допила вторую порцию текилы и молча кивнула.

Пара танцев, еще пара коктейлей, мозг избавился от шлака ненужных рефлексий, вечер вновь заиграл радужными красками. Ник вернулся спустя сорок минут. Краем глаза я видела, как он, найдя меня взглядом в толпе, наблюдает за нашим довольно фривольным на тот момент танцем с Боссе.

Музыка кончилась и, поддавшись внезапному желанию отомстить ему за его долгое отсутствие с неизвестной бабой черт знает где, я обняла и поцеловала своего партнера по танцам. Быстрый легкий поцелуй прикосновение, так целуют старых друзей и родственников, но я точно знала, что Ник со своего места не разглядел подробностей. Он обязан был думать, что поцелуй был настоящим. Видимо, я хотела скандала, вернее, я добивалась возможности вылить на него весь сумбурный негатив, кипевший во мне весь вечер.

— Идем домой? — спросил Ник, едва я вернулась к барной стойке. Он не был расстроен, растерян, напряжен или зол. Обеспокоен чем-то и только.

— Идем, — вздохнула я, вдруг почувствовав себя очень усталой, ворчливой, сумасбродной и одинокой старухой.

До дома доехали молча, говорить не хотелось и казалось бессмысленным. О чем говорить?

Зарядил мелкий, жалящий холодом дождь, пробежав от машины до дверей дома, мы оба вымокли до нитки. Дома было холодно, надо было срочно включить отопление.

— Ром или виски? — внезапно спросил Ник, не раздеваясь, открывая бар.

У нас дома всегда есть виски, ром, пара бутылок вина, несколько бутылок пива, пара видов ликеров и коньяк нескольких разновидностей. Это пунктик. Хотя дома мы почти никогда не пьем, да и бываем не часто.

— Чай с лимоном и спать, — буркнула я, стаскивая с себя мокрую куртку.

— Кэт, звони сейчас своим предкам, ври как угодно, но детей мы забираем в понедельник и не раньше. У нас есть свободная неделя для них, но завтра и послезавтра мы будем вдвоем, — безапелляционно заявил Ник, снимая свитер.

У меня не было ни сил, ни желания спорить.

— Что мне им сказать? Придумай сам, я устала врать.

— Скажи правду, скажи, что нам надо срочно придумать, как спасти чертов брак и детям лучше быть при этом подальше, — фыркнул Ник и ушел на кухню.

Я не удивилась. По закону жанра и всем правилам хорошего тона я была обязана быть шокированной, испуганной, взволнованной… Внутри не отозвалось ничего. Будет жаль этого дома, будто специально созданного для нас, этого камина, который мы так редко разжигали и у которого проводили свои самые счастливые вечера. Поколебавшись секунду, я решила разжечь его сейчас же, немедленно.

Ник принес с кухни поднос с горячим чаем, жесткими печеньями и цукатами, поставил его на кофейный столик около камина и присел рядом помочь мне. Вспыхнул огонь, я развернула плед и набросила его на плечи себе и подсевшему ко мне на диван Нику.

Надо было что-то сказать, как-то начать этот давно назревший тяжелый разговор, попытаться в очередной раз спасти этот чертов брак…

Ник протянул мне чашку с чаем.

— Ром или кола?

— Выпить или что? — на автопилоте отреагировала я, нисколько не удивившись вопросу.

— Иногда Ник думал вслух и задавая, подобные бессмысленные вопросы, пытался определиться с решением.

— Сейчас.

— Сейчас вместе бы подошли… — вздохнула я, привалившись к его плечу, — Ник, я не хочу тебя терять, — вдруг призналась я, — Если мы разведемся с тобой, разъедемся и заживем каждый своей жизнью, я очень тебя прошу, найди способ нам с тобой не расставаться.

Какой-то абсурд, я прекрасно понимала, как глупо это звучит, но логики в этом и не было, только ощущения. Я могла легко потерять его как мужа, как коллегу по работе, как отца своих детей, как часть семьи, родственника, сожителя, но не как моего Ника, моего единственного друга и любовника, самого близкого мне человека во всей жизни и во всем мире. Это сложно объяснить словами, да и не нужно объяснять, он понял, о чем я говорю.

— Ты меня не потеряешь, — усмехнулся он, обнимая меня, — Я не умею жить без тебя, не умею и не хочу, качество жизни рухнет, если мне не с кем будет быть самим собой.

— Нам надо повзрослеть, — вздохнула я, чувствуя, как тепло от чая, его объятий и пледа, в который мы вдвоем завернулись, медленно добирается до каждой клеточки тела, растворяя напряжение и скованность.

— Я сегодня говорил с психотерапевтом, та дама, к которой ты приревновала, она не женщина… ну то есть женщина, конечно…

— Я ее не видела, — прервала его объяснения я, допивая остатки чая, — я просто знала, что ты ушел с незнакомой бабой…

— Ей около пятидесяти, но выглядит на тридцать пять без преувеличения, — зачем-то добавил Ник, — ну да не о том речь…

— Все так плохо, что ты пошел к психотерапевту? Почему мне не сказал?

Ник сделал большой глоток и отставил свой бокал.

— Я не знал, что говорить, все не плохо, все даже хорошо, но я устал от всего. Вот вообще, совсем устал. Я думал, это вроде депрессии.

— А оказалось дело во мне? — тихо спросила я, прекрасно зная ответ и отчаянно не желая услышать его.

— Дело в нас двоих. Она, ну то есть психолог, предложила один способ выяснить весь спектр наших проблемных тем, а потом, если нам будет это нужно, обратиться к ней, как к семейному консультанту, хотя там есть одно «но» — она не владеет русским языком, а психотерапевт вроде как должен говорить на одном языке со своими клиентами.

— То есть все решаемо? — удивилась я.

— Все решаемо, решения только могут не нравится, — парировал Ник, доставая из кармана джинсов какой-то мятый листок.

— Это список вопросов… — он аккуратно расположил на кофейном столике лист, исписанный мелким почерком, — Это почти игра, называется «Альтерэго». Нам с тобой надо придумать для себя параллельную реальность, где мы с тобой еще не встретились. Каждый по отдельности пишет свою альтернативную личность, оно же Альтерэго. Что-то может совпадать с тем, что есть на самом деле, но стремиться к этому не следует, пишешь без оглядки на правильность — это первое условие. Второе условие — все, что касается твоего Альтерэго должно нравится, быть где-то твоим на задворках сознания и желаний. В итоге должна получиться идеальная параллельная реальность, где живет твое Альтерэго, но логичная, продуманная со всех сторон, со своими плюсами и минусами.

Я удивленно смотрела на него и молчала. В этой затее мне определенно многое нравилось, но успех казался сомнительным, а смысл непонятным.

— Она сказала Альтерэго — это то, что в нас есть в придушенном состоянии, но это тоже часть нас и мы должны познакомиться с этим альтернативным «Я» в себе, а потом сыграть в знакомство нас с тобой в образе этих других «Я» в реале, — продолжал Ник, воодушевившись тем, что я не настроена возражать или выражать скепсис, — То есть ты напишешь свою параллельную реальность и себя в ней, вот по этому плану, — он указал на лист, — а потом представишь, что ты и есть твое Альтерэго и пойдешь на свидание уже в реальности со мной, вернее с моим Альтерэго, которое напишу себе я. Тут несколько разделов и в каждом много пунктов, забава точно на пару дней, — усмехнулся он.

— Ну… — я задумчиво смотрела на облизывающие поленья языки пламени в камине и по сути не думала в этот момент ни о чем, — Почему нет, давай, пострадаем фигней, это интересно… и кто его знает, может и поможет чем…

— Самая большая проблема, что я не понимаю, что я хочу, — проговорил Ник, — я задыхаюсь в том, что есть, но я не знаю, чего мне надо…

— Как мысли мои читаешь, — вздохнула я, обнимая его, — завтра с утра и начнем самокопание…

Он развернулся и поцеловал меня.

— Что значили твои вопросы про ром, виски и колу?

Ник лукаво улыбнулся, так улыбаться мог только он один.

— Если бы ты сказала «виски» в первый раз, я бы думал, что ты хочешь скандала, если бы сказала «ром» во второй раз, я бы думал, что секс все сгладит…

— Я сказала «ром с колой вместе бы подошли», они хорошо сочетаются.

— Вот и хорошо, совместим легкое непринужденное общение с сексом, — вновь улыбнулся одними глазами Ник.

Я обняла его крепче, позволив увлечь себя в горизонтальное положение. Как бы то ни было, это тепло, это ощущение неодиночества стоит любых жертв и страданий фигней, Альтерэго, так Альтерэго.

В тот момент я была абсолютно уверена, что предстоящие выходные станут самыми интересными за последние несколько лет.

Глава 2

С утра я позвонила матери и попросила побыть с детьми еще и в выходные. Наврала с три короба, о незавершенном монтаже отснятого материала, о двух новых проектах, пообещала забрать детей на неделю, якобы, только доделав все дела, я могу прожить эту неделю в Лондоне. Чувство вины накрыло с утроенной силой.

Ник приготовил завтрак — тосты с джемом, яичницу с колбасой, сварил кофе и, разложив все это перед настроенным на какой-то музыкальный канал телевизором, торжественно вручил мне ксерокопию листа со списком вопросов, отвечая на которые, можно было создать свое Альтерэго.

— Ну вот, пока отвечаешь, никаких мне вопросов не задавай и не говори, как отвечаешь.

— Начнем, — вздохнула я, вручая ему в свою очередь одну из двух приготовленных заранее тетрадей, позаимствованных из запасов детей.

— Давай поедим, а потом разбредемся по углам, — предложил Ник, налегая на яичницу.

— А говорить вообще нельзя?

— Можно говорить, нельзя только о том, что пишешь, — пробулькал Ник с набитым ртом.

Он определенно отнесся к этой затее с большим энтузиазмом. Видимо, ему очень плохо. Как я могла не замечать этого раньше? В последнее время мы говорили в основном о работе. Он хотел побыть вдвоем, а я злилась. Разве я не хотела того же? Очень хотела, но чувство вины перед детьми и родителями не давало мне уступить этому простому, такому естественному желанию.

Мне всегда было с ним комфортно. По идее, мы давно женаты, мы работаем вместе — по всем законам здравого смысла мы обязаны были друг другу смертельно надоесть. Вместо этого нам не хватает друг друга, общения другого качества, без необходимости играть роли. Нам не хватает пространства, где мы могли бы быть вдвоем. Определенно какая-то часть меня лелеет мечту о жизни на необитаемом острове или высоко в горах, где есть только я и Ник.

— А в этой игре мы с тобой обязательно не должны друг друга знать? — уточнила я.

— Не должны. Смысл как раз в том, чтобы познакомиться заново.

«Так, горы и остров отменяются» — вздохнула я про себя.

Расправившись с завтраком, мы действительно разбрелись по углам. Я устроилась у камина в кресле, Ник развалился на диване перед телевизором. Музыка не отвлекала, громкость он убавил почти до минимальных значений, но благодаря ей серьезность и необычность ситуации нивелировались. Просто игра, забава выходного дня.

Развернув инструкцию опросника я прочла в слух:

«Отвечайте на каждый вопрос максимально подробно. Помните, ваше Альтерэго — целостная личность, ему столько же лет, сколько вам сейчас и в настоящее время оно находится в том же месте (стране, городе), что и вы, избегайте противоречивых фактов в биографии вашего Альтерэго».

С некоторым волнением я приготовилась к созданию новой себя. Ник уже что-то строчил в своей тетради, перестав обращать внимание на все вокруг.

1 блок: Ваше прошлое.

«Как вас зовут?»

В детстве мне нравились разные имена, иногда нравилось свое собственное, но я считала его «обычным». Мне хотелось быть кем-то, чье имя кончалось на « — бель» — Мирабель, Кристабель, Марисабель, Исабэль. Вроде бы был какой-то латиноамериканский сериал, смысла и героев которого я не помню, а вот имя… Да, пожалуй, пусть новую меня будут звать Исабэль.

«В какой стране вы родились?»

«Не в России» — первая мысль меня удивила. Мое российское детство было вполне себе сносным, я уехала из России за мужем, а вовсе не за «лучшей жизнью». Или лукавлю? Без него мне перебраться в Европу было бы настолько сложно, что едва ли я когда-либо задумалась бы об этом. Однако, реши он жить в России, я бы сделала все, чтобы убедить его все же увезти меня в Европу. Хотя о чем это я? Мы же не знакомы с ним в этой параллельной вселенной.

«Итак, в какой стране? Меня зовут Исабэль. Латиноамериканка — это не мое. Остается Испания или Португалия. Конечно, с таким именем только в Испании рождаться, на юге, возможно, в Барселоне» — постановила я про себя.

«Кем были ваши родители? Их имена, род деятельности».

Мои родители развелись, когда мне было два года. Собственно, человек, которого я считаю отцом и называю «папой» — это мой отчим. Биологического отца я не помню и в сознательной жизни не видела никогда. Вроде бы он живет где-то в Германии, у него другая семья и едва ли он помнит, что у него есть дочь от первого брака.

Кем могут быть родители у Исабэль? Ответ пришел буквально из ниоткуда. Иначе быть не может. Ее родители бывшие эмигранты из России. Приехали в Испанию задолго до ее рождения. Отец инженер (как мой отчим), мать бухгалтер (как когда-то моя мама). Исабэль не эмигрантка, она полноправный гражданин Испании, ей не придется проходить через унизительные процедуры доказательства, что ты действительно жена своего мужа и в курсе какого цвета нижнее белье он носит. Самой-то мне пришлось перед получением британского подданства доказывать чиновникам, что наш с Ником брак не фиктивный. Двое детей никого не убеждали, им надо было знать в курсе ли я какие трусы он носит и на какой стороне кровати спит. От злости меня передернуло, как всякий раз, когда я об этом вспоминала. Исабэль, как гражданка страны ЕС, может жить в Лондоне без необходимости доказывать кому-либо, что она не верблюд.

Осталось придумать родителям Исабэль имена. Мать пусть будет Мария, отец Виктор, имена привычные в любой стране, им было легко интегрироваться. Фамилия… Вэбэр? Что-то еврейское. Давным-давно я училась в школе с Машей Вэбэр, она была еврейкой. Мысль мелькнула и тут же пришло понимание, что именно так было бы проще всего. Еврейская семья выходцев из Советского Союза вполне могла легко интегрироваться в испанское общество еще до падения Советского Союза. Исабэлль не просто дочь эмигрантов, она родилась уже после того, как ее родители перестали считать себя эмигрантами, стали испанцами, не утратив при этом своей самобытности. Евреи в любой стране остаются евреями, хотя, возможно, это стереотип.

«Пусть будет Исабэль Вэбэр» — окончательно решила я.

Мой отчим до моей матери был женат на еврейке, тот его брак не сложился и я рада этому, будь иначе, у меня бы не было отца.

Отчим говорит, что не любит евреев, но я точно знаю, что он ими восхищается.

«Какое место в вашей семье занимала религия?»

Никакого. Ни в моей настоящей семье, ни в любой альтернативной.

«Наверное, потому семья Исабэль оказалась в Испании, а не в Израиле» — усмехнулась я про себя.

Мы отмечаем Рождество и Пасху и масленицу и китайский и старый и обычный Новый год и Хеллуин и дни британской короны и день святого Валентина и день святого Патрика и 8 марта и 23 февраля. Традиция или привычка — неважно. Пока праздник радует, пока это повод желать родным и друзьям добра и счастья, есть смысл его отмечать.

Однажды я прочитала в интернете слова Далай Ламы о том, что каждая религия учит добру, милосердию, терпимости и прощению и пора бы забыть о различиях разных религий и сосредоточиться на том, что их объединяет — ценности мира, добра и любви. Интересно было бы проверить, действительно ли основные религии — это добро. Я никогда не задумывалась над подобными вещами.

Исабэль интересуется религиозными текстами с научной точки зрения. «Зачем?» — удивилась я сама себе и опять же ответ пришел сам собой. Исабэль испанка с еврейскими корнями. Она изучает культуру своих предков, не желая погружаться в нее. Возможно, она специалист по древним языкам.

Да! Это как раз область, которая всегда была интересна мне. С момента просмотра «Мумии» в детстве. Я почти засмеялась про себя.

Ладно, пока рано об этом. Пока что стоит написать лишь о том, что Исабэль Вэбэр не имеет религиозных убеждений. Она агностик и скептик. Почему не атеист? Потому что агностик. Точка.

Я перешла к следующему вопросу.

«Ваше детство. Где вы жили, любимые детские увлечения и один-два запомнившихся эпизодов в период от 3—12 лет?»

Свое детство я плохо помню. Оно не было плохим, оно было скучным. В детском саду мне не нравилось, там нужно было все делать как надо, а не как хотелось, в школе тоже самое. В семь лет я занялась фигурным катанием. В этом тоже было мало веселья, но иногда было интересно. Иногда больно. Я три раза ломала левую ногу на тренировках, выигрывала какие-то региональные соревнования. Мое детство было спокойным. Я была разумным уравновешенным ребенком. Мне часто было скучно в ситуациях, которые у других детей вызывали кучу эмоций. У меня же чаще эмоции вызывали книги. Я любила читать. В 11 лет я наткнулась на книги из серии «Секретные материалы» и уже после того увлеклась сериалом, по которому эти книги писались. Мы жили в самом центре города, а я любила бывать на природе и всегда радовалась поездкам на дачу.

А что Исабэль? Ее детство прошло в Барселоне. Летом толпы туристов и море. Она любит море. В детстве, наверняка, любила приходить на пляж рано утром и перед закатом, когда нет толпы отдыхающих. Она тоже любила читать и знала в свои 3—12 лет два, если не три языка: русский, испанский и английский, а, может, даже немного иврит в порядке повышения личной образованности. Спорт? Она каталась на велосипеде и роликах, но только как любитель. Родители берегли ее от больших физических нагрузок, она была их принцессой.

Стоп. А меня не берегли? Если задуматься, то не особо. Мама считала фигурное катание отличным заменителем «улицы». Мое детство пришлось на трудные с точки зрения разгула преступности годы. Наверное, позволять мне ломать ноги на тренировках было своеобразным способом защиты от более масштабных бед. Как знать. Возможно, это было проявлением банального равнодушия. Моя мать всегда знала, что правильно. Правильность требовала жертв и мама не считала их существенными. Она до сих пор уверена, что знает, как и что правильно и злится, что я всячески избегаю приносить жертвы на этот алтарь. Я плачу за собственную неправильность чувством вины. Едкое дрянное чувство. В детстве я не знала, что это, я была правильной девочкой.

Исабэль тоже была правильным ребенком и ей тоже часто было скучно, от того, что за нее слишком боялись и от многого ограждали. Она училась в частной хорошей школе, занималась с репетиторами языками и музыкой, играла на фортепьяно. Ей было немного одиноко, но родители научили ее быть осторожной и разборчивой в контактах. Она не искала сближения с другими детьми, поддерживала вежливо отстраненную дистанцию, но ладила со всеми, не сближаясь по-настоящему ни с кем.

Как и я. Я общалась со многими, «друзей» у меня был ворох, но никто из них мне не был нужен. Они были мне неинтересны. В книгах мир был цветным, а в реальности серым понятным и скучным.

«С кем вы были ближе всего в детстве, с матерью, отцом или еще кем-то из семьи?»

Исабэль точно близка с родителями. И с матерью и с отцом и, возможно, бабушками и дедушками.

Я была ближе всего с котом Тимофеем. Он мурчал и приходил ко мне всегда, когда мне нужно было кого-то потискать. Остальным моим родным было не до меня. Они работали, уставали, им была нужна удобная версия меня с которой нет проблем, и без меня проблем было много. Я была беспроблемной и не обижалась на них. Мои дети обижаются и это злит. Почему они тоже не могут жить в своем микро мире, как я в детстве? Мне было комфортно наедине с собой, почему они не такие же?

«Домашние животные в вашем детстве»

У Исабэль жили дома два кота, один, как кот моего детства Тимофей, всегда готовый быть потисканым, а второй мышелов, редко появляющийся дома.

«Почему так?» А не знаю, просто так. Пусть будут два кота.

«Где и как вы проводили праздники и выходные в детстве (период от 3—12 лет)»

Исабэль, наверняка, таскали по увеселительным и познавательными мероприятиям и заведениям. Дельфинарии, театры, концерты, музеи — ее обычная программа на выходных. Ее родители хотели, чтобы она знала историю и культуру Испании и России и Европы в целом. Для интегрированных эмигрантов это пунктик.

Для моей мамы это пунктик сейчас, именно она развлекает и заодно обучает моих детей быть частью британского общества, о чем постоянно мне напоминает.

В моем детстве самыми развлекательными мероприятиями оказывались походы в парк и поездки на море раз в три года. В выходные я пропадала на тренировках или читала, радуясь, что все наконец-то отстали с дурацкими вопросами типа «как дела в школе?» и «как твои тренировки?».

Исабэль культурно развлекалась и просвещалась. Выходные ее родители посвящали только ей одной.

«Вы единственный ребенок в семье? Расскажите о своих братьях и сестрах, если они есть»

Исабэль единственный ребенок. Я тоже. Никогда я не грезила о брате или сестре, нисколько не жалею, что у меня их нет.

Вероника и Майкл постоянно ссорятся по поводу и без повода, зависят от настроения друг друга. Я им сочувствую даже. Единственным ребенком быть намного проще. Возможно, именно наличие друг друга мешает их самодостаточности, они не умеют заняться своими делами и отстать от взрослых, потому что отвлекают друг друга. У них у каждого своя комната, свои игрушки, казалось бы, что им делить, но они всегда находят что. Им нужны взрослые в том числе, чтобы друг от друга отдохнуть, им неизвестна прелесть одиночества.

«Где вы учились? Ваши успехи в школе, любимые школьные дисциплины»

Исабэль учится в хорошей школе, учится легко и с удовольствием, любит иностранные языки и историю и какой-нибудь предмет вроде «мировой культуры», где рассказывают об архитектуре и искусстве разных стран.

Мне в школе нравились уроки «МХК» (мировая художественная культура), я была отличницей, опять же чтобы отстали и не следили, делаю ли я уроки и как регулярно. Я не была прилежной ученицей, школа мне давалась легко, я уверена, что смогла бы успешно закончить любой университет. Не сложилось, не вышло, образования у меня по сути нет. Мне пришлось уйти после третьего курса из-за беременности, потом мы переехали и мои три курса журфака обратились в ничто. Поступать заново на первый курс уже поздно, да и смешно, учитывая мой практический профессиональный опыт. Отсутствие академического образования мне никак не мешает в настоящий момент. Однако я бы предпочла, чтобы оно у меня было.

«Друзья детства. Были ли они, много ли их было»

Исабэль дружит с двумя девчонками из своего класса и мальчиком из музыкальной школы. Общается с ними, переписывает домашние задания, смеется на переменах, обсуждает учителей. Школьные друзья-подружки, значат они для нее не много, но она ценит сам факт, что они у нее есть.

У меня в детстве друзей было много, всех с кем я общалась, я охотно называла друзьями и никого таковыми не считала на самом деле.

«Бабушки, дедушки…

— Кыс, ты напиться не хочешь? — вдруг спросил Ник.

Я удивленно уставилась на него, он казался потерянным и грустным.

— На каком ты вопросе?

— На бабушках с дедушками, — вздохнул он и, отложив в сторону тетрадь, потер переносицу как если бы у него болела голова, — Все сложнее, чем мне казалось.

— Хочешь бросить?

— Нет.

— Я принесу бокалы, будем креативить под мухой, — достав из бара бутылку вина, согласилась я.

Для меня тест не казался сложным. Вопросы заставляли думать о собственной жизни, вспоминать эпизоды, которые при других обстоятельствах я бы не стала вспоминать, но пока никаких скелетов в шкафу я не обнаружила. Никогда прежде я не думала о своей жизни так системно. О детстве Ника я знала мало, он не любил говорить о периоде «от 3—12 лет». Мы познакомились когда нам было по тринадцать лет. Он был обычным, нормальным для своих лет мальчишкой без каких-либо сложных или агрессивных тараканов в голове. Я не ожидала, что воспоминания о детстве вызовут у него желание немедленно напиться.

Пока я ходила за штопором и бокалами, Ник в дополнение к вину достал бутылку коньяка.

— Это на всякий случай, — усмехнулся он в ответ на мой немой вопрос, — вдруг там дальше треш и ужас будет.

Разлив вино по бокалам, мы вернулись на свои места.

Я нашла глазами строчку, где остановилась, но что-то мешало сосредоточиться. Ник кусал карандаш и смотрел в потолок, погруженный в свои размышления. Жаль, что нам нельзя обсуждать нашу писанину, оказывается мы знаем друг о друге далеко не все. С другой стороны, нужно ли знать все? Некоторые демоны должны оставаться в тени. Я отхлебнула вина и заставила себя вернуться в мир Исабэль.

«Бабушки, дедушки, родственники и друзья семьи. Оказывал ли кто-то на вас влияние, часто ли вы общались, на чем было сосредоточено ваше общение»

О себе я могла бы написать кратко — «Не оказывали, общались мало, внимание было сосредоточено на следующем: хорошо ли я учусь; молодец; держи шоколадку (книгу, фломастеры), будь хорошей девочкой; иди играй, дай взрослым поговорить»

У Исабэль все точно было интереснее. Ее дедушка был археологом, в его доме было много старинных книг и вещей. Он любил рассказывать о своих поездках и исследованиях. А еще в их с бабушкой доме жили две кошки — лысый египетский сфинкс и пушистая длинношерстная британка, как в старой российской рекламе магазина «кожа-меха». Бабушка хотела, чтобы Исабэль знала иврит и заказывала для нее красочные интересные книги на иврите, а дедушка настаивал, чтобы Исабэль знала русский язык и сам читал ей на русском. А еще одна бабушка отлично готовила и умела играть на скрипке, ее особенно радовало, что внучка занимается музыкой.

Да, дедушка у Исабэль был один, а бабушек две. И для всех них она тоже была принцессой, которая должна много знать и уметь и которую они с огромным удовольствием ненавязчиво всему этому учили.

Часто ли Исабэль виделась с ними? Пожалуй, часто, они все жили на одной улице, постоянно ходили друг к другу в гости. А вот других родственников она почти не знала, очень редко, на больших праздниках видела, но не общалась ни с кем близко.

«Первая любовь случилась с вами до 15 лет? Если да, расскажите об объекте своей первой любви. Если после 15 лет, пропустите этот пункт»

У меня то до 15 лет случилась эта любовь Ник был моей первой и единственной любовью. Мы дружили, мы не говорили о любви до моего пятнадцатилетия. Он пришел на мое день рождения с букетом роз и мы впервые поцеловались и нам понравилось.

У Исабэль нет Ника. Могла ли она влюбиться в кого-то до 15 лет? Точно нет. Ей эта тема неинтересна, с людьми она не сближается, она на порядок умнее своих сверстников и Ника у нее нет. Пропускаю этот вопрос.

«Первый сексуальный опыт. Сколько вам на тот момент было лет? Каким был этот опыт, опишите свои ощущения.

Я посмотрела на Ника, он что-то сосредоточено писал, потягивая вино и вдруг резко поднял глаза на меня, широко улыбнулся.

— Сексуальные приключения пишешь?

Я кивнула.

Мы засмеялись и, не слова больше не говоря, вернулись к своим записям.

Он был моим первым, но я была у него шестнадцатой. Мы были странными подростками, циничными и романтичными и глупыми и расчетливыми одновременно. В один прекрасный момент я поняла, что секс у меня будет только с ним, на тот момент мне было 16 лет. Я немедленно благословила его «набираться опыта». Мы не расстались, впрочем, парой мы себя и не считали. Мы свято верили, что «дружим» а то, что целуемся и лапаем друг друга за все места, так то ерунда — «подростковые гормоны».

Я знала о всех его сексуальных эпизодах. Его романы были непродолжительными, от двух дней до двух недель с девицами года на два-три старше него. При знакомстве он забывал сообщать о собственном возрасте, девицы велись на его сапфировые глазки и пушистые ресницы и тогда уже высокий рост, а когда цель была достигнута и необходимый «опыт» получен, он признавался, что ему всего 16 и мама велит ему быть дома в десять вечера. Его подружки растворялись сами, без истерик и объяснений. Мальчик 16 лет у совершеннолетней девушки — это минус девушке, подружки засмеют.

Мы в деталях обсуждали подробности его свиданий и сексуальных экспериментов, его предпочтения и многое другое. К моменту, когда мы все-таки оказались с ним в кровати, я знала о нем и сексе много больше, чем любая среднестатистическая девственница. Мой первый сексуальный опыт был трогательным и смешным и, наверное, идеальным, учитывая диапазон вероятностей.

Я слишком увлеклась воспоминаниями.

Что могло быть у Исабэль?

А, пожалуй, ей не могло повезти в этом смысле как мне. Кто мог стать ее первым опытом? У нее определенно это случилось позже, чем у меня. Ей было 22—23, девственность начала ее тяготить и она убедила себя «найти парня». Какое-то время они встречались, вероятно, они учились в одном университете. Любви не было, но были правильные действия с его стороны — цветы, свидания, прогулки по пляжу, потом логичный секс во время совместной поездки в Париж на выходные. Да, пожалуй, так и было. Ощущения? Никакие, разочарование и неловкость и нежелание все это продемонстрировать. После той поездки она решила, что расстанется с ним. Через пару месяцев нашелся повод — он нашел себе кого-то еще. Пожалуй, я забегаю вперед.

«Какое образование вы получили? Какие курсы посещали, какую специальность избрали?»

Исабэль изучает древние языки, древнюю историю и археологию. Она умеет управлять легкомоторным самолетом.

Как странно, я никогда даже не задумывалась о самолетах или о том, чтобы научиться ими управлять. В прошлом году мы с Ником летали на Мальдивы, неделя съемок и еще неделя безмятежного отдыха запомнились не в последнюю очередь благодаря перелетам на гидросамолетах между островами. Потрясающее чувство свободы, чудесные виды, открывающиеся с высоты птичьего полета, мобильность. Тогда я буквально влюбилась в эти бипланы, способные приземляться на воду.

Исабэль обязана уметь пилотировать такие самолеты. Это ее увлечение. Как и тайны древних цивилизаций. Образование у нее блестящее. Она умна и успешна в выбранной профессии, говорит на многих языках, знает латынь и древнеарамейский.

Все это мне было интересно в юности. Книги Дена Брауна о масонских символах и ребусах я читала на одном дыхании. Сейчас мне нравится снимать древние развалины, нравится весь этот флер таинственности и древности. Наша с Ником передача развлекательная, мы не можем уделять много внимания историческим фактам, а я готова целые выпуски посвящать отдельным загадкам архитектуры, странным артефактам и археологическим находкам. У нас другой формат, другая целевая аудитория и другие задачи. Мы снимаем красивые виды и рассказываем популярные байки для массового туриста.

Конец ознакомительного фрагмента.