На изломе алого

Янина Логвин (2025)

Александра. Алька. Алый… Игнат всегда знал, какой цвет у его любви. Неважно, сколько тебе лет, когда приходит настоящее чувство, — сердце отказывается молчать. Оно верит, что любые стены преодолимы. У Сашки Шевцовой есть мечта — обрести крылья и стать свободной. Ее мир похож на клетку, из которой не выбраться, и пусть прутья невидимы, они держат крепче стальных. Когда в ее жизни появляется Игнат, Сашка точно знает, что этому парню со светлой улыбкой и гитарой в руках не место рядом с ней. Придется Игнату доказать, что их чувства способны изменить мир.

Глава 3

— Здравствуйте!

Двери открыла бабушка Игната, после прицельного досмотра в глазок, и одного приветствия оказалось мало. С Сашки сошло семь потов, пока она подробно объясняла пожилой женщине кто она, откуда и зачем пришла. К удивлению последней, девочка передала подарок и наотрез отказалась от приглашения зайти в квартиру. Она уже попрощалась и направилась к лестнице, когда вдруг услышала за спиной:

— Аля? Аля!

Игнат, в легкой футболке и спортивных штанах, стоял в прихожей. Он позвал негромко, но с надеждой:

— Аля, не уходи. Пожалуйста!

Сашка обернулась. Мальчишка подошел ближе, чуть прихрамывая, и еще раз попросил:

— Не уходи!

Они смотрели друг на друга, кажется, не зная, что сказать. С юным любопытством и несмелой радостью ощупывая взглядами лица. Первой озадаченно хмыкнула бабушка, и мальчишка оживился.

— Аля, а ты… Ты можешь зайти ко мне в гости? — спросил и снова добавил: — Пожалуйста. Я буду очень рад.

Он улыбнулся, и Сашка сама шагнула навстречу. Поняла, что поздно говорить «нет», только когда переступила порог дома Савиных и остановилась перед Игнатом.

— Только я ненадолго.

— Пошли! Я покажу тебе свою комнату! Как хорошо, что ты пришла!

Мальчишка нашел Сашкину руку и провел по квартире — по уютному дому состоятельной семьи, с новым ремонтом и дорогой мебелью. Девочка сняла в прихожей тапочки и ступала по коврам так, словно боялась их испачкать — здесь совершенно точно не стоило опасаться холода. Если бы не пальцы Игната, сжавшие ее ладонь, она бы сбежала, а так старалась смотреть в темно-русый затылок и не замечать ничего вокруг. Так было легче помнить, откуда она пришла, и легче вернуться в мир с пьяным отцом и недовольной Ксюшей.

И только в комнате Игната она позволила себе поднять глаза и осмотреться.

Комната оказалась светлой и очень просторной для детской спальни. Раза в два больше Сашкиной. Красивые шкафы, телевизор, книги, широкая кровать, компьютер… В этой комнате новым и современным было все, даже немецкое пианино из красного дерева с дорогой инкрустацией и надписью «August Forster» на откидной крышке, блестящее темной полировкой и медными пластинами. Сашка остановилась, в восхищении глядя на инструмент.

— Неужели оно твое? — искренне удивилась.

— Да, подарок бабушки, — кивнул мальчишка. — Она у меня в прошлом известный концертмейстер, а мама преподаватель музыки. Ну а папа врач. Я учусь играть на фортепиано с пяти лет.

— Какое красивое, — восхитилась Сашка.

— Очень! И акустика хорошая. Хочешь, я для тебя что-нибудь сыграю? Я как раз разучил новую пьесу. Хочешь? — загорелся желанием Игнат. — Я могу и веселое.

Девочка даже испугалась.

— Для меня? Нет, ты что! — замотала головой, отступая. — Не хочу! — она растерянно оглянулась, не зная, куда себя деть. Спрятала руки за спину, словно Игнат мог силой заставить ее стать причастной к чему-то грандиозному, волшебному и необыкновенному. Взгляд Сашки упал на книжную полку, где стояло не так уж много книг, но все в красивом серийном оформлении и девочка с надеждой спросила, пытаясь перевести внимание:

— Ты любишь читать?

— Да, — ответил Игнат. — А ты?

— И я, — призналась Сашка. — Очень!

— Если хочешь, ты можешь взять любую из моих книг. Давай покажу! — вежливо предложил мальчишка и потянулся к стеклянной дверце, а Сашке вдруг стало нехорошо.

— Нет! — глухо ответила она, упрямо качнув головой, и побледнела.

Под стеклом в шкафу лежали дорогие краски. Новенький набор акварели — «Невская палитра «Белые ночи», тридцать шесть цветов. И кисти. Белая, несбыточная Сашкина мечта. Девочка застыла, не в силах отвести от набора взгляд.

— Пух, неужели ты рисуешь? — спросила изумленно, затаив дыхание.

Сколько цветов! Сама Сашка смела мечтать лишь о двенадцати.

— Я? — мальчишка засмеялся. — Нет. Совсем не умею. Это папа! Купил, вдруг пригодится. Знаешь, родители много чего покупают мне просто так. Мне не нужно, но они все равно покупают. А я, честное слово, не прошу!

— Они тебя любят, — выдохнула Сашка.

— Думаю, да, — серьезно согласился Игнат и неожиданно спросил, расслышав в голосе девочки грусть: — А твоя мама? Она кто?

— Никто. У меня нет мамы.

— Как это? Совсем нет? — изумился мальчишка, но тут же спохватился. Смутился. — Извини, Аля. — Мысль о том, что у Сашки нет мамы, очень его взволновала.

— Да ничего, я привыкла, — девочка повернулась и посмотрела в синие глаза. — Я живу с папой. У нас есть двоюродная тетя Нина, но она живет в деревне, и я только летом могу ее навещать. А больше никого.

— Наверное, папа тебя очень любит? — Игнат не знал, что еще сказать, а Сашка промолчала.

В комнату заглянула пожилая женщина и важно поправила очки.

— Внучок, может, предложишь гостье чай? Только что закипел. Я как раз привезла на гостинец рулет с брусникой и малиновое варенье. — Она обратилась к девочке: — Детка, тебе малинку в чай класть? Она у нас вкусная, лесная, я сама летом собирала. А может, вам бутерброды приготовить? Игнатушка, как думаешь, чем нам порадовать твою гостью?

Мальчишка оживился, а Сашка съежилась.

— Конечно же, чай! Я сейчас! — бросился на кухню, позабыв о ноге, изумив женщину не по-мальчишески твердым: — Бабуля, я сам!

— Надо же! Ну, как скажешь…

Прежде чем уйти, женщина еще с минуту задумчиво оглядывала девочку, и Сашка под этим изучающим взглядом стояла ни жива ни мертва. Девочка думала: и зачем она только сюда пришла? В мир светлых ковров, тихих звуков и вкусных запахов? Дважды заштопанная на носке дыра горела факелом, как и растянутая на свитерке горловина. Тяжелый взгляд Ксюши даже здесь давил на плечи, не давая Сашке забыть, кто она и где ее настоящий мир. А что если ее сейчас выставят из этого красивого и доброго дома, как хитростью прокравшуюся в него воришку? Хотя Сашка ничего не брала. Она никогда и нигде ничего не брала…

— Аля, что с тобой?

Игнат вошел, поставил поднос с двумя фарфоровым чашками и печеньем на письменный стол, и посмотрел на девочку. Бабушка уже ушла, они были одни, и можно было никого не стесняться, разве что себя самого и своего желания.

Он колебался и все же осмелился. Руки у Сашки оказались холодными, как ледышки, хоть бери и грей. И Игнат попробовал согреть, несмело сжав их в своих горячих ладонях.

— Я не знаю, чего ты боишься, но не бойся, пожалуйста, — тихо попросил и вдруг сказал: — Аля, почему?

— Что, почему? — Сашка смотрела прямо в глаза и рук не убирала. Ей понравилось неожиданное тепло, исходящее от мальчишки, оно оказалось сродни подарку, и она жадно его впитывала.

— Почему ты не смеялась, когда я упал на уроке физкультуры? Все смеялись, а ты нет. Это, должно быть, было весело — неуклюжий толстяк и баскетбольный мяч.

Ответ давно крылся в Сашкиных мыслях, и признаться не составило труда. А еще девочка помнила, как отчаянно мальчишка старался не разреветься, когда больно подвернул ногу и не сразу смог встать. Тогда его забрали из школы родители, и Сашка снова шла домой одна.

— Потому что они дураки, Пух, и не понимают, что ты лучше их всех.

— Ты правда так думаешь?

— Правда.

Но чай остывал, и Игнат рассыпал на столе сладости из школьного подарка. Подвинул к девочке конфеты получше.

— Зачем ты? Это же самые вкусные! — удивилась Сашка.

— Ну и что. У меня еще есть, вкуснее! — Игнат выбежал из комнаты и вернулся с красивой коробкой в руках. Щедро раскрыл ее перед девочкой. — Попробуй! Эти — мои любимые!

Сашка попробовала и решила, что теперь они и ее любимые тоже.

— Нравятся?

— Да.

— Аля…

А потом Игнат рассказал, как отдыхал на море и плавал с дельфинами. Это оказалось почти так же круто, как увидеть своими глазами северное сияние, и если Сашка не против, он сейчас включит компьютер и обязательно ей покажет, как это красиво. И показал. Внутренний мир девочки тут же ожил и благодарно заиграл яркими красками. А потом Игнат признался, что давно мечтает научиться играть на гитаре, как знаменитый Джимми Пейдж…

— Как, ты не знаешь, кто такой Джимми Пейдж, и никогда о нем не слышала? Аля, он же настоящий волшебник! Я тебе сейчас покажу!

…И что, кажется, родители собираются подарить ему музыкальный инструмент уже совсем скоро, на этот Новый год.

— Но это, — мальчишка засмеялся и его ямочки притянули Сашкин взгляд, — конечно же, большой секрет! А бабушка случайно проговорилась!

Он очень удивился, когда узнал, что у Сашки нет мечты, и что она ничего не хочет, и честно сказал, что так не бывает. А потом все-таки сыграл ей на пианино веселую мелодию и последнюю разученную пьесу — по словам Игната, жутко скучную, но Сашка ни капельки не заскучала. Они оба даже не заметили, как тихо за дверью наблюдала за их общением вся семья Савиных, и как быстро летело время. А потом…

В квартире снова оказалось накурено и пахло кислым, а из кухни доносились всхлипы Ксюши вперемешку со смехом и пьяным признанием Диме в любви. Сашка открыла дверь и проскользнула в дом едва слышно, не желая нарушать примирение взрослых, но отец все равно поймал дочь в прихожей и больно впился в плечо сильными пальцами.

— Санька! Стоять! — прорычал хрипло, разворачивая девочку к себе. — Сюда иди! Где была? — грозно спросил, дыхнув перегаром.

— Гуляла.

— Без куртки? Вре-ешь. — Отец присел на корточки и придвинул девочку к себе. Заглянул в глаза. — Где? Опять на крышу забиралась?! Я же тебя предупреждал…

Сашка не ответила. Да, можно было что-нибудь соврать, но девочка не хотела. Как всегда, смотрела на мужчину исподлобья, но прямо, сжавшись в комок. И только душа трепетала, билась птицей в тесной клетке, больно раня крылья о прутья. Почувствовав вкус чужой свободы, она оказалась готова заплатить болью даже за глоток.

— Молодец, — пьяно захохотал Шевцов. — Моя кровь, не сучья! Могла бы и в рожу папке плюнула, да, Санька? Но не сможешь, — он хлопнул девочку пятерней по лбу, не рассчитав силу, и затылок больно стукнулся о стену. — Не надейся. Никогда не сможешь! Клянусь, я из тебя всем на зависть человека сделаю!

Мужчина поднялся, пошатываясь, и притянул дочь к себе. Поцеловал в макушку, надолго и с чувством припав к Сашке губами.

— Никому тебя не отдам, — повторил знакомые с детства слова, стиснув хрупкие плечики. — Никому, Санька! — И, словно очнувшись, подтолкнул привычно под спину.

— Ладно, иди. Считай, что я сегодня добрый. Одевайся, пойдешь на улицу…

— Зачем? — глухо спросила девочка.

— Сигареты закончились. Вернешься, сиди у себя, поняла? Нечего тебе на паскудство взрослых смотреть.

Но прежде чем вечер закончился и Сашка легла спать, она рисовала. Сегодня в ее груди тихой радостью пело маленькое счастье. Глядя на открытку в руке, девочка простым карандашом наносила на стену своей спальни линии города будущего и как никогда верила, что однажды этот город проступит сквозь старые обои ее личной сказкой, когда она разрисует его цветными мелками.

А за похожей стеной, только этажом ниже, счастливо улыбался синеглазый музыкант, сочиняя свою первую в жизни мелодию. Ее звуки еще были несмелыми и тихими, как первые капли весеннего дождя, как робкие чувства, толкнувшиеся в сердце мальчишки, но Игнат знал — она обязательно станет настоящей.

На следующий день выпал рыхлый пушистый снег. Он падал и падал на землю красивыми нежными хлопьями, и вся детвора окрестных домов высыпала на улицу. Мальчишка ждал девочку под окном, и она вышла. Они лепили снеговика, играли в снежки и просто смотрели друг на друга. В этот последний день старого года Игнат понял одну важную вещь, а еще увидел, как Алька улыбается. И услышал, как смеется. А еще она бегала так быстро, что никто во дворе не мог ее догнать.

Алька… Эти каникулы стали самыми счастливыми в их жизни. Но все однажды заканчивается, и счастье Сашки закончилось так же внезапно, как и началось.

— Ирина, если не ошибаюсь?

— Да?

— Простите, Ирина, можно вас на минутку. Я ваша соседка, баба Лида из третьей квартиры. Гаркуша Лидия Никитична. Какой мальчик у вас славный. Слыхала, вроде Игнаткой зовут?

— Спасибо. Да, Игнатом.

— Который день смотрю в окно и умиляюсь: ну до чего же воспитанный ребенок! Такая редкость в наше время. И опрятен, и одет как игрушка, и вежливый, а уж какой симпатичный! Сразу видно, что из хорошей семьи. И родителям не плевать на сына, как некоторым. Мне, старухе, особо делать нечего, вот и гляжу в окно на деток, радуюсь. Смотрю и внучатам своим носки вяжу — при дневном свете оно сподручнее. А тут мальчик ваш бегает, такой хороший. Уж я-то в людях разбираюсь.

— Да, погода стоит чудесная, а в школе каникулы. Золотое время для прогулок на свежем воздухе. Игнат у нас очень загружен учебой, так что мы с мужем только рады, что у него появились друзья и он доволен.

— Не только друзья, но и подруги. Еще годочков шесть, и прохода от девчонок у вашего Игнатки не будет! Не дай Бог, вертихвостка какая-нибудь попадется, собьет с пути, или с компанией дурной свяжется. За такими детьми уже сейчас глаз да глаз нужен. Жизнь она такая — оступился разок, а кривая возьми, да и выведи на обочину.

— Простите, Лидия Никитична, я не совсем понимаю… Это вы о чем?

— Это я о том, дорогая Ирина, что не с той компанией ваш сынок гуляет. Смотрю, с Санькой Шевцовой связался из тринадцатой. Без году неделя знакомы, а уже не разлей вода. А девчонка-то эта, как волчонок дикий. Ни тебе людям здрасти, ни тебе до свидания. Не расскажет о себе ничего, сколько уж раз пыталась ее допытать. Еще маленькой была, сверкнет серыми глазищами, и убежит! Гостинца с рук не возьмет! Но откуда там вежливости взяться-то и уважению к старшим, когда ни мамки родной, ни бабки, чтобы научить. Один папаша, и тот пьянь!

— Подождите… Вы о Саше говорите, с четвертого? Да, я слышала от сына, что у девочки нет мамы.

— О ней, о ком же еще! И о папке ее! Здоровый боров, красивый мужик, здоровья там на два века хватит! На строительном складе грузчиком работает. Бабы на него как течные телушки вешаются. А потом сбегают, дурищи, со слезами да с синяками. А может, он их сам в шею гонит, кто разберет. Так вот, Димка этот Шевцов еще после армии психом вернулся. Мало того, что детдомовский, так война последние мозги отшибла — уж не знаю, где он там воевал. Говорят, с ножиком ходит, как настоящий бандит! Борька Маслов, электрик наш со второго подъезда, как-то пил с ним в пивбаре, а после рассказывал мужикам, что Димка два года наемником служил на Ближнем Востоке. Не одного человека собственноручно порешил. На эти деньги и квартиру в приличном месте купил. К нему и сейчас типчики шастают — не приведи Господь! Урки, иначе и не скажешь! А не дай Бог, ваш Игнатка к ним в гости заглянет? Ты, Ириша, подумай на досуге. Побеспокойся за сыночка-то.

— Господи… С-спасибо.

— Да мне-то за что? Я о хороших людях беспокоюсь! Надоумила, мне и легче. А то смотрю — бегают, хохочут. Ишь ты, волчонок с курчонком…

Сашка стояла на лестничной площадке, опустив руки. В одной из них болтался пустой пакет для хлеба, в другой — до самого пола свисал шарф. Она стянула его с шеи, когда перехватило горло и стало нечем дышать.

Женщина поднималась по лестнице не спеша, уйдя в свои мысли, вспоминая, где сейчас ее сын — на улице, или дома. После первого визита девочка больше не приходила в их дом, но Игнат словно жил новой дружбой с Алькой. Когда Ирина Савина увидела девочку на площадке, она от неожиданности вздрогнула. Отвернулась от ребенка, растерянно поджав сумку к груди, застучала каблуками, а Сашка уставилась в стену. Так и разминулись молча, даже не поздоровались.

В тот день Сашка впервые из магазина не принесла сдачу — потеряла по дороге, и Ксюша не сдержалась. Руку, конечно, не подняла, побоялась, но обматерила со всем чувством. И плевать, что девочка едва ли ее услышала, а потеряны оказались сущие копейки. Появилась причина, и раздражение женщины выплеснулось с лихвой.

— Убью, сука!

— Дима, не надо! Только не бей! Я не хотела… — звон разбитой посуды и вскрики. Звуки глухой борьбы. На этот раз в стену врезался табурет, и Ксюша затихла.

— Пошла на хер!

Час разборок, слез, ругани, и за очередной подругой отца закрылась дверь.

— Сашка, твою мать! Выходи! Убери там все! Если эта сука вернется — задавлю!

Бывают у человека моменты, когда он болеет душой. И вроде бы температура тела в норме, и руки-ноги двигаются, голова поворачивается, а язык складывает звуки в самые простые слова, но что-то в нем ломается, истончается до мембраны, и на какое-то время он становится беззащитен.

Вот и Сашка сломалась. Закрылась в своем мире, который вдруг выцвел и посерел, съежившись до маленькой комнаты в девять квадратных метров со старой мебелью и вылинявшими занавесками. Заболела душой, потеряв ко всему интерес, а когда пришла в школу, Игнат ее не узнал.

— Аля, здравствуй.

— Уйди, Савин. Я сижу одна.

Одно движение и чистенький рюкзак Игната упал на пол вместе со спортивной формой.

— Аля?

Очень спокойное и холодное в ответ:

— Уходи, ты меня отвлекаешь.

Сашка открыла тетрадь и закрыла уши. Сжав рот в твердую линию, уставилась перед собой, повторяя домашнее задание, отказываясь замечать застывшего возле ее парты мальчишку. Он неуверенно оглянулся, услышав за спиной смешки одноклассников, и снова посмотрел на девочку, не в силах поверить, что это Алька прогоняет его. Та, чьи тонкие пальцы он знал наизусть и любил держать в руках. Да, мама была убедительна и постаралась тактично объяснить сыну разницу между их семьями. Почему Игнату не стоит водить дружбу с соседкой, если он хочет вырасти хорошим человеком, а не изгоем общества, но он не стал ее слушать. Точнее, он слушал не слыша, протестуя еще не словами, но чувствами.

— Аля, мне все равно.

— Что «все равно»? — Сашка не хотела, но подняла голову и взглянула в побледневшее лицо Игната.

Мальчишка молчал, не находя слов. В его мыслях Алька совершенно не вязалась ни с чем плохим и страшным, совсем наоборот. У него захватывало дух уже оттого, что он мог ее видеть, подойти и даже коснуться, куда уж тут заметить простенькую одежду или косые взгляды соседей.

Но девочка ответила сама.

— А мне нет. Больше нет, — сказала и отвернулась. — Уходи, Савин! Твое место рядом с Маршавиной, не со мной.

— Но, Аля…

— Да иди же! — рассердилась, не сдержавшись. — Иначе я тебя ударю! И никогда, слышишь, больше никогда не подходи ко мне и не называй этим глупым именем!

Она не замечала его до конца учебного года, а как только начались каникулы — Сашка с отцом уехали. Они вернулись к сентябрю, двадцать девятого августа, и Игнат наконец-то дождался, когда в квартире Шевцовых зажегся свет, а в окне мелькнула худенькая фигурка. В тот день он простоял под окнами почти до темноты, пока родители не позвали его домой, но Алька так и не вышла. Напрасно мама приготовила его любимый вишневый торт. Засыпая, Игнат думал, что он самый разнесчастный человек на свете.

В деревню за дочерью Дмитрий приехал не один, с другом. Оба рослые, заросшие, бородатые, мужчины парились в старой баньке, хрустели огурцами, пели песни и пили водку за ВДВ. Много водки за ВДВ и своих ребят. Сашка не знала, где каждое лето бывал ее отец, но он неизменно возвращался с деньгами. Быстро спускал их на подруг и друзей, и все же помнил о дочери. Как умел, помнил о том, что нужно заплатить за жилье и Саньке кой-чего прикупить к школе. На это кой-чего обычно оставался мизер, но Сашка не жаловалась — отец этого терпеть не мог.

Так и приехали втроем в город — Шевцовы домой, а друг переночевать и дальше на поезд. И снова мужчины пили и закусывали, тянули песни и курили, пока Сашка убирала дом и готовила нехитрый ужин — картошку с колбасой да помидорный салат.

В это лето она немного вытянулась и волосы отрасли, но все равно осталась худенькой, как кузнечик. «Одна кожа да кости, — сетовала тетя Нина. — Санька, ешь! Кому готовлю-то? Все свое, хозяйское. Еще пару годков и чем женихов привлекать будешь? Глазюками? — и добавляла шепотом, как будто племянник ее услышать мог: — С таким папкой побыстрее бы замуж выскочить и своим домом жить! Ох, Санька-Санька. Могла бы — забрала тебя. Так не отдаст ведь!»

Ну и подумаешь, что худая! Зато все вещи остались впору, и форму новую к школе покупать не нужно. Юбка, конечно, стала короче, и манжеты школьной блузы не закрывают косточку на запястье, но ноги стройные, стесняться нечего. А манжеты и повыше задернуть можно. Главное, что Сашка честно старалась помогать тете Нине по хозяйству, и дальняя родственница дала ей денег на бумагу и краски. Невская акварель «Белые ночи», совсем как у Пуха, пусть и не тридцать шесть цветов.

Пух. Как всегда при мысли о мальчишке в груди острыми гранями шевельнулась грусть. Сашка часто вспоминала Игната, особенно перед сном, когда оставалась одна в темной комнате деревенской избы, и картинки в памяти проступали ярче — то, как он играл ей на пианино, рассказывал истории, как улыбался на улице, все время норовя поймать за руку. Сашка сразу догадалась, что ему этого очень хочется, и не противилась. Ей нравилось чувствовать его тепло, и почему-то нисколечко не было стыдно от понимания, как осторожно он сжимает ее пальцы.

Ей не хватало его, но Сашка всегда была умной девочкой и сразу поняла (еще тогда, оказавшись на лестнице), что баба Лида права. Ни к чему хорошему их дружба не приведет. Только не с такой, как она — уж лучше выскочка Маршавина. Даже страшно подумать, что стало бы с Пухом, окажись он в ее мире. В мире, где женщин называют суками, а мужчины легко решают проблемы с помощью алкоголя и силы рук. Где забота о ближнем похожа на выживание, а любовь на боль. Где нет поцелуев на ночь, теплых объятий и ласковых слов. Что стало бы с Сашкой, доведись ей увидеть, как гаснет огонь в синих глазах, а на его место приходят разочарование и страх?.. Нет, уж лучше обида и мудрая опека родителей. А притяжение между ними однажды пройдет. Это просто ошибка, что оно все никак не проходит.

«Мне все равно», — сказал Пух. Глупый. Ей, Сашке, не все равно, и этого достаточно, чтобы решить за них двоих.