Как переехать в Америку, или Путешествие из Петербурга во Флориду

Ярослава Полетаева

Это вторая книга молодого петербургского автора Ярославы Полетаевой. В ней вы узнаете историю скрипачки Оксаны, которая (как в своё время и сама автор) в одиночку осваивает новую для неё вселенную – США. В пронзительном монологе героиня рассказывает о сделанных ею открытиях, а читатель наблюдает превращение русской девчонки в настоящую гражданку мира. В этой книге вы обязательно узнаете много неожиданного об Америке и о том, куда же приведет Оксану ее путешествие!

В КОТОРОЙ СЛУЧАЙНЫЕ ЗНАКОМЫЕ РЕШАЮТ МОЮ СУДЬБУ

Начиналась фантастическая гроза. Такая, какая бывает только на юге, и только в близости океана. Чёрная, с миллионами молний, с прямым потоком воды, льющимся и сверху, и снизу, и с боков.

«Посмотри вокруг… — говорит Итан. — Природа во всю празднует своё существо. Это пиршество вседозволенности, чувств без границ, без отчета, без тормозов. Какое счастье жить, чувствовать, испытывать ярость, громить все вокруг, тут же смывать все разрушения и снова строить песчаные замки с чистого листа. Закрой глаза — ты слышишь, как шумит ветер? Он не должен ничего и никому, он просто поёт, он свободен! Ты слышишь эту волшебную музыку дождя? Это стучит твое сердце в ритм со стуком дождя, со всхлипом подошв по лужам! Ты чувствуешь, что ты одно целое со стихией, с этой непреодолимой и необъятной махиной! Мы такие маленькие в круговороте этого пиршества! А почему мы должны оставаться в стороне от стола, накрытого яствами и винами? Давай вкушать эту нашу одну единственную и неповторимую жизнь!»

С этими словами Итан выпрыгнул из припаркованной машины и побежал к океану. Он собирался купаться в грозу! В своём смокинге, жилетке, бабочке и концертных брюках. И что мне оставалось делать? Я последовала за ним в своём единственном концертном платье! Мы прыгали на волнах и смеялись как сумасшедшие.

Позже, мы босиком шли в наших намокших костюмах по университетскому кампусу и улыбались на недоуменные взгляды окружающих. Куда им было нас понять! Мы были едины с природой, с миром. Итан был моим проводником в этот мир первобытных чувств и первозданных красок, ещё до изобретения неоновых и флуоресцентный заменителей. Ну, как я могла его не полюбить!

***

Сижу в маленьком кафе самого богатого города США и ем собственную еду, принесенную в контейнере. Бедность — это проклятие или благословение? В какой момент моя экономность переходит разумные границы, и лицо неуловимо начинает напоминать очертаниями Скруджа? Почему меня все время тянет на люди, а найдя их, я хочу спрятаться обратно в свою скорлупку?

Так меня воспитали родители. Они развелись, даже не могу сказать, когда — наверно, в годы моего раннего отрочества. Гордость никогда не позволяла просить деньги у папы. А потому он периодически «премировал» меня всякими стипендиями за отличное обучение или за какое-то достижение. Отличное обучение всегда было его пунктиком. Он не то что заставлял, но всем своим существованием давал понять, что это необходимое условие для дальнейшего счастья. Конечно, я хотела, чтобы папа мной гордился, и делала все, чтобы заслужить его любовь и одобрение. Любил бы меня папа так же сильно, если бы я не была успешна в учении и в профессии? Думаю, что его любовь в этом случае была бы тяжелым бременем из-за постоянного давления и призывов к совершенству.

Я хочу быть совершенной, однозначно да. И мне всегда казались фразы на тему «никто не совершенен» просто ленивой отговоркой. Но как тяжела дорога к совершенству! И уж «совершенно» точно то, что эта дорога идёт параллельно дороге к счастью. Как и во всех аспектах жизни, человеку нужно держаться Middle Way, или Пути Золотой Середины.

Папа мой совершенно особый человек — я надеюсь, что его имя останется и в истории, и в сердцах людей. По крайней мере, он действительно делает для этого все от него зависящее. Но один вопрос нет-нет, да и даст о себе знать — стала ли я счастлива с моими родителями?

Так вот, про бережливость. Сколько себя помню, мама все экономила и экономила. Подарки мы передаривали по два раза и никогда не ходили по магазинам. Но зато ездили путешествовать. И вот я помню, как мечтала куда-то поехать и планировала необходимые подробности за многие месяцы вперёд, а мама мне говорила, что это для нас слишком дорого. Потом мы, конечно, все равно, куда-то ехали, но мне всегда хотелось остаться там подольше, поехать куда-то ещё, помечтать и посмотреть места, которые были в моей настольной книге «Сто самых красивых мест мира».

Так, к чему это я? Мне до сих пор ужасно тяжело тратить деньги. Золотые деньги — смысл существования по-американски, — которые, оказывается, нужно просто копить — чтобы были на чёрный день. А мне хочется иметь возможность купить моей бедной маме все, что только душенька ее пожелает, и даже больше, в сто раз больше! Я так хочу, чтобы она была наконец счастлива; так хочу, чтобы она, наконец, перестала передаривать подарки. Хотя это настоящее искусство — планировать кому и что передарить. Тут стратегия нужна! Я искренне радовалась, получая подарок, который мог бы понравится кому-то из моих знакомых. Я думаю, что тут ещё сыграло свою роль то, что я больше люблю дарить подарки, нежели их получать. А может это просто удовольствие от сэкономленного доллара. Или рубля? Кто уже знает!

***

Когда мой самолёт наконец приземлился, во Флориде бушевал ураган. Я спускалась за багажом по эскалатору и смотрела в гигантские стеклянные окна аэропорта.

«Погода была такой же в Петербурге, когда я уезжала!». Я не знала, смеяться мне или плакать. Реальность состояла в том, что все средства связи с Бока Ратоном — городом моего назначения, где находился мой институт — были отменены. Поезда не ходили, и только такси могло довезти меня до желанной постели, в которой я собиралась проспать несколько дней подряд. А лучше месяцев, чтобы проснуться уже в Питере. Но такси стоило примерно столько же, сколько мне было отпущено на три первых месяца существования в США, так что этот вариант я старательно игнорировала.

Прямо рядом со мной человек лет сорока разговаривал по сотовому.

— Ну все, мы уже едем! Ты в Боке? Давай, тогда до встречи!

Он повесил трубку и повернулся к своему пожилому спутнику.

— Пап, нам с тобой туда, я видел указатель.

— Извините ради бога, я случайно услышала ваш разговор, вы случайно не в Бока Ратон едете? — говорю я на моем ломанном английском, краснея и запинаясь.

— Да, мы с отцом идём арендовать машину — это сейчас единственный способ туда добраться.

— А, понимаю. Мне вот тоже туда. Вы знаете местный Университет? Я скрипачка, и еду учится…

— Ух ты, как здорово! Моя жена обожает музыку! А это мой отец — он родом из Испании, и мы возвращаемся с его родины, — показал незнакомец на своего спутника. — Мы гостили там у наших родственников… Меня зовут Майкл, кстати, а это Лоренцо. Тебя кто-то встречает?

— Нет, я сама по себе, как кошка… Или скорее дворняжка бездомная.

— Так давай мы тебя подвезём! — говоря это, Майкл косится на мою скрипку. — Это что у тебя там? Автомат Калашникова?

— Почти. Скрипка!

— Отлично, ты моей жене как раз и поиграешь! — это уже Лоренцо во всю радуется. — Замечательно, пойдём с нами, Русса Туриста!

Мы когда потом разговаривали об этом эпизоде с друзьями, меня ошеломлённо спрашивали, как я решилась сесть в машину с двумя незнакомыми мужчинами. Но дело в том, что в этот момент здесь на чужбине решалась моя судьба. Я не знала ни одной живой души, и была обречена жить целый год без семьи, друзей и поддержки. Передо мной стоял выбор — или быть букой, верной нашим русским традиция недоверия и подозрительности, молчать всю дорогу и страдать втихомолку (слово-то какое!). Или же я могла круто поменять своё мировоззрение и открыться миру душой, готовой принимать все с благодарностью и удивлением.

— Я с удовольствием познакомлюсь с вашей женой! Спасибо огромное, я вам так благодарна!

И вот мы уже едем в арендованной машине, и Лоренцо рассказывает мне про себя и свою семью.

— Я родился и вырос недалеко от Алеканте, в маленьком городке. Я помню, что был пионером, присягал служить Комсомольской партии и Ленину — можешь себе представить? Ты наверно такого и не знаешь!

— Как не знаю? Ленина, конечно, знаю! А вот комсомолкой не была, я родилась в год распада Советского Союза.

— А… Ну вот, а я мальчишкой был угнан из Испании во время войны. Потом мы бежали, я устроился на корабль поваром, а когда прибыл в Америку, то просто остался здесь. Вот так с тех пор и живу тут — сначала в Чикаго, а на старости лет здесь, во Флориде. Чего только не повидал я на свете! Был и в России во время моего пребывания на корабле. Помню Киев — очень красивый город.

Привыкнуть к тому, что любой город и республику Советского Союза тут называют Россией, мне придётся ещё только через несколько лет. Помню, как я тщетно пыталась поправлять и рассказывать, откуда же я все-таки родом. Сейчас-то я понимаю, что наши советские республики имеют много общего, и будучи так далеко от родины глупо отказываться от родства с нашими историческими соседями. Да к тому же мои объяснения вряд ли могли возыметь какой-то эффект. Если уж человек не знает истории, то и география ему ни к чему. А сегодня, встречая русскоговорящее население тут, заграницей, понимаешь, как крохотен мир, и только уповаешь на всеобщую дружбу.

Мне тяжело воспринимать сильный испанский акцент Лоренцо. День, когда я научилась его понимать почти без проблем я праздную, как день свободного освоения английского языка. А почему «почти без проблем», так это потому, что акцент у Лоренцо такой силы, что тут уж любой американец снимает перед ним шляпу и рассеянно улыбается.

По приезду в Боку меня не везут в Университет. Нет, Лоренцо говорит, что я ему так полюбилась, и он просто обязан представить меня всей своей семье.

Мы едем к ним домой. Майкл звонит своей жене, и она тоже приходит со мной познакомиться. Эти люди останутся со мной на протяжении всех этих лет. Я не могу сказать, что всегда была для них тем, кем они меня, возможно, считали — своей русской внучкой. Говорю я это потому, что не всегда была рядом с ними, не до конца отблагодарила их за ту доброту и теплоту, которую они мне оказали с первых же дней моего приезда. Хотя возможно, внучки тоже удаляются от своих дедов, потому что молодость всегда чуждается и боится старости. Поэтому я хочу хотя бы сейчас поклониться им низко, по нашей русской традиции, и сказать, что своей добротой и щедростью они открыли мне мир доверия. Мир, который благодаря им стал ассоциироваться у меня с Америкой.

Yo-Yo Ma, Quartet Chicken Dark