Наряд. Книга III. Точка кипения

Ярослав Калака

Всегда будут битвы, в которых нельзя победить. И победы, ради которых появляются на свет целые поколения. Кто одержит верх в решающей схватке?

ГЛАВА IV

в которой наши герои встречают самый настоящий рассвет и любуются самой настоящей радугой

— Поживее! — грубо будили нас незнакомцы, тыча дулами своих автоматов в наши лица.

Сначала я ничего не понял, реальность смешалась в моей голове с остатками сна, и первые несколько мгновений после того, как открыл глаза, я считал, что нас захватили те самые таинственные незнакомцы, у которых в Разбитой пустоши мы отбили Аглаю. Потом, конечно, понял, что это не так: эти говорили на русском языке, освещали пространство вокруг себя с помощью свечных фонарей, и хотя тоже были одеты в чёрные балахоны с капюшонами, безусловно, от них отличались.

Пришельцев было около десятка. Казалось, что они торопятся на пожар. Не дав нам никакой возможности объясниться, не обращая никакого внимания ни на наши возмущённые протесты, ни на попытки лидера подземной поисковой группы установить контакт, они мгновенно связали нам руки и рты, скрепив общей верёвкой так, что из нас получился караван пленников.

Этой участи избежала только Аглая, которую к общему вящему удивлению, ведущие нас неизвестно откуда отлично знали, как впрочем, и она их. Они называли её Машей, и она, как ни в чём не бывало, откликалась на это имя. В общем, по спокойной, хоть и досадной реакции своих товарищей я понял, что агрессоры — это не наши прямые враги, а какая-то противоборствующая или конкурирующая с Южным крестом группировка Подземья. Что позволило надеяться на благоприятный исход нашего плена. А также считать всё происходящее с нами весьма неприятным, но отнюдь не смертельным событием. Или мне просто хотелось так думать, чтобы успокоиться и взять себя в руки?

Несмотря на то, что нас торопили как могли, конечно, мы передвигались не так быстро, как это могли бы делать освобождёнными от пут. Так продолжалось в течение очень долгого промежутка времени, после которого наши конвоиры остановили нас. После этого они отошли в сторонку и, то и дело бросая на нас свои неодобрительные взгляды, принялись о чём-то шушукаться. У меня появилась надежда на то, что нас наконец-то развяжут и, может быть, даже отпустят в туалет. Конечно же, я ошибался: нас не только не развязали, но и вдобавок ко всему повязали чёрные повязки на глаза, которые нарвали тут же, видимо, из куска маскировочной ткани.

После этого идти стало совсем невесело. Я постоянно спотыкался и слышал, что этой же участи не избежали и мои товарищи. Лжеаглая постоянно требовала у агрессоров нас развязать, но на неё никто не обращал никакого внимания. Во рту пересохло. Ноги ныли от ссадин. Основной мотив желания окрасился в целую палитру оттенков: захотелось пить, есть, курить, не говоря уже просто об отдыхе, то есть о состоянии покоя. Границы между ними размылись.

Шаг за шагом я чувствовал, что скоро может наступить именно тот момент, когда от досады, именно от неё, а не от настоящего отчаяния или горя, человек способен забыть всякий стыд и расплакаться как ребёнок. К счастью, там, за пеленой повязки начало происходить что-то интересное: звуки (как это нам не заткнули ватой уши?) говорили о том, что мы, скорее всего, входим в лагерь этих странных людей.

Вскоре шум, хлынувший бурным потоком в наш мозг, подтвердил эту догадку и позволил с уверенностью считать, что мы попали в густонаселённое место Подземья, город или что-нибудь вроде этого. Голоса, плеск воды, всевозможные бряцанья, клацанья, щелчки и потрескивания не оставляли никаких сомнений. К тому же были слышны приглушённые переговоры, которые, несмотря на то, что слов мне так и не удалось разобрать (из-за их тишины, но они точно велись на русском), очень напоминали переговоры со стражей, а после них был отчётливо слышен звук, напоминающий скрип отпираемых ворот. Но куда мы попали? Что нас ждёт? Моя воспалённая фантазия успела нагородить Бог знает какой огород, как вдруг послышался окрик. Невозможно описать, с каким наслаждением я услышал его знакомые нотки!

— Это ещё что?! Вы что, в конец охренели?! Начальник штаба 13-го окончания подземных коммуникаций сопротивления со связанными руками?! Наши люди со связанными руками, ртами и повязками на глазах?! Я требую немедленно освободить из-под стражи и развязать всех наших людей! Я немедленно приведу своего начальника… и вашего лидера, то есть автократора, тоже, идиоты!

На этом Алина Мартыненко, переусердствовав с высокими нотами, сорвала себе голос и, вызвав полное замешательство в рядах незнакомцев, связавших и захвативших нас в плен, принялась срывать повязки с наших глаз и ртов. Вскоре наступила и моя очередь.

— Ну, наконец-то! — обрадованно сказал Воронин. — Спасибо, Алина! Не кричи ты так! Меняев с Мухиным здесь?

— Да, товарищ майор! Вы принесли нам… утешительные вести?

— Приведи, пожалуйста, командира, — подмигнул ей наш лидер. — Принёс.

— Я мигом! — радостно прокричала, уже на бегу, лейтенант и скоро скрылась из виду.

— Я вам говорила! — набросилась в свою очередь на наших конвоиров Аглая. — Ну вот, теперь сами расхлёбывайте кашу, которую сами же и заварили по собственной глупости!

Я уже не раз восхищался картинами, которые представали перед моими глазами, с тех пор как судьба закинула меня в Южный крест. Ничуть не умаляя искренности всех пережитых впечатлений и не отнимая красок из описанных прежде мной полотен, я в который раз даже не просто чуть не задохнулся от восторга, а ошалел от него.

— Мы в Радуже, Митя! — улыбнулась моему выражению лица Аня.

За время нашего путешествия глаза успели частично атрофировать свои функции и теперь испытывали настоящий шок.

— Как много цветных красок! — смущённо пробормотал я.

Закружилась голова, но я не обратил на это внимания. Много ли вы помните в своей жизни впечатлений, которые смогли заставить так же радостно покраснеть, как самое первое свидание со своей самой первой, ещё детской, любовью?

Это был громадный конусообразный грот, в котором расположился подземный город. Он состоял из храмов, потому что отовсюду, со всех сторон, блестели купола. Возможно, что грот был выше уровня моря, потому что самым главным чудом этого места было то, что откуда-то сверху падали, хоть и не напрямую, но определённо забранные с земной поверхности лучи естественного, природного света. Очевидно, там, наверху, сейчас царил рассвет, потому что весь Радуж был укутан розовым маревом.

— Откуда это, товарищ майор? — спросил я.

— Наверху залежи слюды, — ответил мне начальник подземной поисковой партии. — Они расположены так, что сорок дней до летнего солнцестояния и сорок дней после него в город утром, начиная с рассвета и почти до полудня, попадают прямые лучи солнечного света.

— Ух, ты! — сказал я. — Несмотря на крайние неудобства вследствие естественных причин, не восхищаться представшей моим глазам панораме было просто невозможно.

Мы стояли на небольшой, вымощенной камнем площади, недалеко от одной из стен грота. Свет сверху, как мне казалось, ниспадал с противоположного стене направления. То есть, с другой стороны стоял город, в котором было столько много храмов и церквей, самых разных: деревянных, каменных, из красных кирпичей, что сначала мне показалось, что он состоит только из них. Это было безумно красиво: купола, много людей разных возрастов, спешащих по своим утренним делам, и мириады свечей, горевших вокруг в фонарях, подсвечниках, люстрах, и вообще, где это было только возможно. Ибо все ухищрения человеческой фантазии были сосредоточены в этом месте на том, чтобы с их помощью сделать всё вокруг таинственным и красивым.

— Какое необычное слово: «утро», — заметил Павлов. — Триста лет его не использовал.

— Сейчас начнут гасить свечи, — сказал Лихман.

— Радуж часто называют городом миллиона и одной свечи, — пояснила мне фельдшер.

— Неужели вы все были здесь раньше? — спросил я своих друзей, и по их лицам и улыбкам понял о том, каков был бы ответ, если бы его произнесли вслух.

Но и это было ещё не всё. Стена грота, рядом с которой мы были, тоже была сама по себе маленьким чудом. Как минимум треть её площади занимал водопад, воды которого падали в небольшое озеро, которым заканчивалась площадь. Вдруг стало происходить что-то необыкновенное: сначала один, затем ещё несколько, и вот уже мириады солнечных лучей вдруг упали на водопад так, что над городом стала явственно видна радуга.

— Митя, у тебя открыт рот, — заметила фельдшер. — Ты знаешь, что я умею вправлять челюсти? Умею, но не люблю.

— Вот поэтому он и называется Радуж, — хмуро заметил Иван Васильевич. — Когда нам дадут сходить по нужде?

— Но сами себя они больше любят называть Радужной лаврой, — зевнул Воронин. — Слава Господу Богу, вот идёт наш командир.

Конвоиры, до этого стоящие в сторонке, подбежали к нам и вытянулись по струнке. Поправлять сорванные Алиной повязки, впечатлённые её гневной тирадой, они не стали, как, впрочем, и освобождать нас от пут, тоже. Аглая, беседовавшая с кем-то невдалеке, вернулась, наверное, для того, чтобы встретить группу людей, приближавшихся к нам.

Их было не менее трёх десятков. Это была элита 13-го окончания вместе с людьми, судя по всему, управляющих Радужем. Иссушённые фигуры, укутанные в чёрные рясы с капюшонами. Чистые внутренней одухотворённостью лица, ясные и глубокие глаза, как у людей, которые часто и подолгу молятся. В общем, на вид — самые настоящие монахи.

С нашей стороны я увидел много знакомых персон. Помимо командира здесь были Лопарёв, Капустин, Рыбин, Петруня, а также другие офицеры, занимающие руководящие должности в 13-м и 47-м окончаниях. Само собой, по сравнению с ними, одетыми в чистую, выглаженную форму, мы выглядели самыми настоящими оборванцами: небритыми, грязными и уставшими. Одетыми в невесть какие гражданские лохмотья.

— Восхитительно! — изумился Меняев. — Итак, может быть вы и всех нас, как и моего начальника штаба и моих офицеров, закуёте в кандалы и бросите в ваши темницы? Просто так, попоститься и развеяться, месяца на три?

Последние шаги он преодолел с трудом, чтобы не сорваться на бег. В своей жизни я никогда не встречал человека, который бы больше пёкся о том, как он выглядит. Казалось, лидер Южного креста продумывает и репетирует своё каждое движение, каждый жест. Естественно, если это, конечно, так и было, а не являлось врождённым талантом, этот труд не прошёл бесследно: одна его легендарная походка, напоминающая грациозные движения рыси, чего стоила.

— Ну же, не волнуйтесь, Александр Владимирович! — с этими словами из людей Радужа вперёд выступил старец. — Конечно же, вышла ошибка. Наши люди проявили излишнее рвение.

По его внешнему виду, осанке и взгляду, отношению к нему других я сделал вывод, что он здесь или самый главный, или в числе самых первых лиц города. На нём была чёрная ряса, но опоясан он был простой верёвкой. Он был худ, с живым лицом, на котором за стёклами очков мерцали добрые карие глаза. Его шевелюра переходила в бороду, обрамляя всю его голову роскошной белоснежной гривой.

— Не стоит так всё драматизировать! — заявил ещё один батюшка.

Он был тоже в очках, почему-то круглых, коротко пострижен, в поддержку своих слов бурно жестикулировал и картавил. Впрочем, это ему шло.

— Наши люди, — продолжил батюшка в круглых очках, — просто встретили ваших людей и проводили, чтобы с ними ничего не случилось, к нам. Зная, что вы у нас. Вот и всё, Александр Владимирович! — он сделал жест рукой, после чего таинственные незнакомцы, совсем недавно безжалостно конвоировавшие нас связанных, принялись с извинениями развязывать нам путы.

— Полноте, Иван Иванович! — резко ответил ему командир 13-го окончания подземных коммуникаций сопротивления. — Приберегите вашу пышную риторику для своих проповедей!

— Слава Господу Богу, не зря мы молились ему, ты жива! — обнял девочку батюшка, первым ответивший командору. — Как ты, Машенька?

— Всё хорошо, Юрий Юлианович, спасибо. Вы не будете возражать, если я с вашего разрешения займусь размещением и обустройством гостей?

— Конечно, дитя моё. Только не забудь рассказать о своём возвращении Константину Евгеньевичу. Он очень беспокоится о твоей судьбе, и не далее как вчера мы снова говорили о тебе… — кивнул головой Юрий Юлианович и обратился ко всем нам: — Рад вас приветствовать, гости дорогие! Ребятушки, простите нас милосердно за нашу ошибку! Добро пожаловать в наш город!

Вокруг нас возникла толчея, на площадь подходили новые люди, кто-то прибежал с новостями, и радужцы принялись что-то бурно обсуждать. Воспользовавшись ситуацией, выбрав момент, когда нас никто не мог подслушать, к нам подошёл полковник Меняев.

— Как ты, Юрьевич? — обнял он Воронина. — С возвращением, приключенцы… Ну что?! Делитесь!

— Нашли! — сказал майор.

— Значит, он всё-таки есть! — прищурил глаза командир. — Как же вовремя и кстати ваше возвращение с такими новостями! Прямо слов от радости нет!

Чувствовалось, что ему очень хотелось улыбнуться или засмеяться, но вместо этого он только удовлетворённо закрыл и вновь открыл свои глаза и облегчённо вздохнул.

— Только вот, Саша, — нахмурился Юрьевич. — На обратном пути даже не сифон, а самая настоящая водная преграда…

— Ну, что поделаешь, — сказал полковник. — Плохо, конечно, но результат есть. Будем думать. Потом обговорим детали. Вы мне пока не нужны, отсыпайтесь, отдыхайте. Мне пора к Мухину. Он пошёл встречать Когутенко и его делегацию окурков из Балдур-Кугута. Конфедерация свободных городов, и всё такое. Совсем уже рехнулись.

— Нам тоже пора, — заволновался Зигунов.

Видимо, встречаться со своими ему совершенно не хотелось.

— Когда домой? — спросил Александр Юрьевич.

— Завтра на рассвете проведём общий совет, — ответил командир. — После него сразу же возвращаемся в Южный крест. А сегодня подготовительная русалия… То есть, подготовительный день… А вы отдыхайте.

— Наших ребят на совет возьмём?

— Зачем они там. Но я ещё подумаю, и окончательное решение приму позже. Всё, я погнал.

— Всяческой удачи вам, Саша, — тихо сказал ему вслед майор.

— Так кто ты по-настоящему? — спросил девочку Павлов.

— Аглая или Маша? — подхватила Илюшина. — Или, может быть, у тебя есть и другие имена?

— Ну, — улыбнулась она. — Вообще-то я Маша. Мария Эдуардовна Якимова. Не обижайтесь, пожалуйста, на меня, хорошо? Я и вправду не могла вам сказать!

— Ты отсюда родом? — спросил я её. — И, вообще, кто?

— Да, отсюда. Я из Новой чёрной сотни. Вот.

— И ты всё это время молчала и водила нас за нос? — спросил её Андрей.

— Ну, — ответила Маша. — Я же извинилась!

— А ты что, неужели скажешь, что не знала? — спросил фельдшера Алексей.

— Нет! — вклинился в разговор Воронин. — А я знал, конечно. Да и в плен нас скрутили, потому что её искали… Аглая… То есть, Якимова, веди нас, пожалуйста, побыстрее! Догадываешься куда?

— Догадываюсь, товарищ майор! — звонко ответила девочка и наконец-то отвела нас в двухэтажную маленькую гостиницу, где оставила размещаться. Сначала мы привели себя в полный порядок (нам даже удалось помыться и переодеться в чистую одежду), а потом поели и выспались.

Нас разбудила Аглая, а точнее, Маша, которую мы иногда по инерции продолжали называть её старым именем. Пока ещё не полностью привыкли к новому. Теперь она была одета, как и большинство жителей Радужа, в чёрную ризу с капюшоном. Мы спустились вниз, в маленький гостиничный кабачок. Там съели по две миски ароматной похлёбки из фасоли и сушеной рыбы и заказали по кружке крепкого ароматного кофе с порошковыми сливками. Потом оказалось, что есть квас. На него с радостью накинулись без исключения все. Давно хотелось чего-нибудь кисленького, к тому же он был невероятно вкусным.

За столом нам прислуживала молоденькая и очень симпатичная официантка по имени Ашхен. Я позволил себе слегка построить ей глазки. Девушка зарделась от удовольствия и стала нарочито медленно взмахивать своими удочками-ресницами каждый раз, когда подходила к нашему столу для того, чтобы что-нибудь подать или унести. Из-за обилия свечей здесь было светло, а ещё тепло и уютно. Только сидя за широким дубовым столом, среди друзей, мне, наконец, удалось поверить, что хоть мы были и не в Южном кресте, но наша экспедиция завершена, и причём не просто завершена, а завершена успешно.

— Интересно, а Ашхен — это чьё имя? — спросил я.

— По-моему, армянское, — ответил Андрей.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Машу Аня.

— Спасибо тебе, уже лучше. Хотя маленькая температура ещё держится, — ответила та.

— А кто тебя тогда вёл в Разбитой пустоши так и не расскажешь? — спросил девочку Павлов.

— Нет, — ответила она.

— Ей нельзя, — вступился за неё Воронин.

— Да, нельзя, — подтвердила Илюшина.

— Маша, а что такое автократор? — спросил я.

— Ну, наша форма правления немножечко сложнее, чем у вас, в Южном кресте, — ответила девочка. — Но если всё предельно упростить, то так называется наша глава.

— А кто такой батюшка в круглых очках? — продолжил интересоваться я.

— Это Председатель отдела внешних церковных связей Радужной лавры, — ответила бывшая Аглая.

— Митя, как можно до сих пор не знать таких простых вещей! Что такое Новая чёрная сотня, ты хоть знаешь? — застеснялась вместо меня старший сержант медицинской службы.

— Конечно, знаю! Всех тут знаю! — рассердился я. — Это был сарказм. Нет, не знаю. Откуда? Я же не про степени боевой готовности расспрашиваю!

— Ладно, я тебе потом расскажу, — улыбнулась Анна.

— Нет уж, — ответила подросток. — Я сама.

— Хорошо! — развела руки в стороны фельдшер.

— Чёрная сотня, точнее, Новая чёрная сотня — это меч и щит Радужной лавры…

— Ну, наконец-то я вас нашёл! — перебил её вбежавший в гостиницу молодой монах. — Простите, что перебил вашу беседу, но… — он запнулся и замешкался.

— Сделай выдох, за ним паузу и просто скажи нам, за кем тебя послали, — посоветовал ему Александр Юрьевич.

— За майором Ворониным и за старшим сержантом Илюшиной, — ответил тот. — Полковник Меняев просил вас поторопиться.

— Ну что же, с вашего разрешения, друзья, — поднялся из-за стола начальник штаба. — Аня, ты готова?

— Я на секунду забегу в свой номер, хорошо?

— Давай быстрее.

— Спасибо, я мигом.

— Маша, покажи им пока город, хотя бы просто прогуляйтесь по нему, — попросил Воронин, пока фельдшер бегала наверх.

— Хорошо, Александр Юрьевич, — ответила девочка.

Потом прибежала Илюшина, и они ушли.

— Ваши люди пришли попытаться уговорить нашу лавру участвовать в операции по освобождению детей, — серьёзно вздохнула девочка.

— Наверное, так оно и есть, — медленно проговорил Лиханов.

— Мы всегда вас поддерживали, — напомнил Павлов.

— А мы — вас, — заметила девочка. — Да что мы? Вы бы лучше об окурках побеспокоились.

Конец ознакомительного фрагмента.