Следствие провели

Alex Boyko, 2022

Несколько лет назад, лёжа под прицелом лучевой пушки, я задумала, что надо бы оставить какой-то след в жизни, например, написать учебник криминалистики. По здравому размышлению поняла, что товарищ я ненаучный, всё больше практик, поэтому подойдет формат методички. И даже написала начало-вступление. А дальше дело не пошло. Заботы, перемены, другие перипетии отвлекали, но главное: никак не вырисовывался формат… А тут еще друзья-знакомые периодически спрашивают, почему свои почти полные двадцать, включающие разные совсем истории из лихих 90-х, напряженные, анекдотичные и иже с ними, я не изложу буквами?..Действительно, почему бы и не попробовать.

В сложно-непонятный период жизни я пообещала себе, что напишу то, о чем за годы службы узнала некоторые вещи."Занимательная криминалистика" — так, по моему мнению, можно назвать мою задумку.

Насколько занимательно будет то, что, как мне кажется, лучше бы знать тем, кто работает в следствии/дознании, не знаю, но само название мне нравится). Теории нас учили хорошо, но все равно: некоторые вещи узнаешь только с опытом, встречая разные ситуации, сталкиваясь с проблемами по делам, наблюдая за людьми и анализируя ситуации.

Наука криминалистика, как известно, подразделяется на три основных части: наука о следах (трасология), процессуальные моменты и методики проведения отдельных следственных действий.

Первая более доступна описанию специалистов-трасологов. Во вторую сложно добавить что-то свое, тут главенствует УПК. Вот третья — более практика, чем теория. Об этом у меня есть, что сказать.

Хотя… в российском следствии как раз процесс, в том числе оформление, имеет определяющее значение.

Но. Надо ж еще иметь ТО, что оформлять. Т.е. факты и информацию, необходимые для результата.

А результат у нас что? Правильно — дело в суд с обвинительным заключением. С результатом рассмотрения в суде — обвинительный приговор.

Следы, вернее отображение действий во времени и пространстве (а проще говоря — окружающем мире) интересовали меня всегда. В детстве мы играли"в следопытов", ползая по заснеженной площадке с кучей разнообразных следов. Тогда это был просто интерес, без теоретической базы, а потому много пользы не принес.

Я хотела быть экспертом, но выбрала в итоге следствие. Мне нужен был конечный результат зафиксированного процесса (знать, чем закончилось), а эксперт владеет только частью информации по конкретным следам.

Я внимательно и с удовольствием изучала трасологию и, в принципе, на месте происшествия могла обойтись без эксперта, если что.

По прошествии лет неиспользуемая информация по большей части забылась, потому рассуждать в эту тему было бы непрофессионально.

Разных фишек в процессуальном оформлении тоже достаточно. Но здесь два главных момента: знать УПК и правоприменительную практику как"отченаш"и уметь систематизировать знания, что позволяет быстро ориентироваться в моментах. Тогда практически любую ситуацию можно обернуть если не"в свою пользу", то сделать нейтральной, а, значит, обезвредить противную сторону.

Даже в российской действительности уголовный процесс — дело состязательное. И победа в нем, не всегда, увы, но зачастую, зависит от того, кто кого переиграет/передумает.

Поскольку процесс состязательный, придется применять характер, знания и психологию. Главное, ясно отображать: ты изначально находишься в конфликте со всеми участниками процесса. Ибо: потерпевший хочет возмещения/возврата ущерба и наказания виновного; подозреваемый/обвиняемый (и его адвокат/представитель) хочет отмазаться; свидетели — чтобы их оставили в покое и не дергали; начальство и прокуратура требуют показатели…

А тебе надо всех выдернуть, получить от них информацию, составить четкую картину случившегося, произвести все необходимые действия, соблюсти все необходимые формальности, получить запланированный результат, преодолевая активное или пассивное сопротивление участников, потом систематизировать полученное, вывести анализ, сформировать в связную, понятную постороннему"книгу", подписать ее в нужных инстанциях — и все это в строго отведенное время.

Задача, при всей ее сложности, выполнима, если ты: четко представляешь себе, что хочешь иметь в общем итоге, результате каждого действия, знаешь, по каким законам это работает, планируешь, в том числе возможный форс-мажор, имея представление о путях его преодоления, и помнишь главное правило: всё против тебя, принимая его без оценок, как факт.

Готов? Поехали…

Каждое конкретное действие — всегда противоборство характеров. И ты обязан победить. В крайнем случае не дать победить визави, получив нейтральный результат.

Тебе надо: видеть картину целиком и каждый составляющий ее элемент; контролировать ситуацию каждый отдельный момент времени (или держать руку на пульсе, чтобы в нужный момент взять под контроль, это — тоже решать тебе). Ты — главный и отвечаешь за все.

Ты все еще хочешь стать следователем))?

Раньше молодые ломались в течение трех лет, сейчас — года за полтора. Если ты смог и остался, лет через пять, можешь идти работать куда угодно, ты справишься.

Возникает ощущение, что у тебя сплошные обязанности, и никаких прав.

На самом деле, не совсем так, и власти достаточно. Не всегда хватает осознания, что власть — прежде всего ответственность. И окружающие тебя — прежде всего люди, а уже потом — роли.

Два этих понимания позволили мне сохранять человеческие отношения со всеми участниками процесса.

Как-то на собеседовании работодатель, принимая окончательное решение по моей кандидатуре, поинтересовался, почему я выказываю так мало амбиций, претендуя на руководящую должность: «Неужели вы не хотите доказать, что вы достойны?». И крайне удивился моим: «Нет, не хочу.» На этом бы и закончился, не начавшись, мой путь в обычной жизни, но был в той конторе форс-мажор, потому со мной не попрощались, а дослушали.

— Я в своей жизни уже всем все доказала, причем буквально. А справлюсь или нет, время покажет.

Меня взяли, и я справилась. Хотя сомнения были с обеих сторон.

Опыт двадцатилетней службы пригодился в полном объеме. Опыт и сделанные выводы. Они разительно отличались от жизни обычных людей, и в кризисной ситуации пригодились и мне, и им.

Как обычно дети выбирают себе профессию?

Если выбирают, конечно, а не идут, куда родители устроили.

Или в блогеры-тиктокеры, по современным веяниям.

Я меняла пристрастия трижды. В раннем детстве очень хотелось петь, пока в музыкалке мне не объяснили, что со слухом не очень))

Позднее, понимая, что моё восприятие мира достаточно сильно отличается от большинства, собралась в геологи — подальше от людских глаз, норм и правил. Тем более, что камни разные, география и поиски меня всегда интересовали.

Ближе к старшей школе стало понятно, что неделями без цивилизации, в грязи и комарах для меня слабО. И примерно тогда же интерес к поискам перерос в желание расследований. Причем я хотела стать экспертом, потому что изучать разное естественно-научное было интересно. Но… это ж я не буду знать конечный результат! Ведь только в"Знатоках"они втроем везде.

Видимо-таки придется в следователи.

Я объявила родным о решении поступать в юридический, все обалдели))

Причем просто"на юриста"учиться не хотелось, именно на следователя!

Из гражданских, специализированных вузов, было три в стране, я ткнула в карту, не глядя, палец попал в Свердловск. Через необходимых два года стажа я полетела на северо-восток, в Азию.

Поступила на злости, ибо не готовилась вообще, и за годы работы школьная программа подзабылась.

Учиться было сложно. Отчисляли за малейшие провинности, драконили предметы, чтобы среди ночи «от зубов».

После четвертого курса я с несколькими одногруппниками пошла стажироваться в районный УВД. Ибо теорию нам преподавали отлично, а вот что, как и когда делать в реале, понятия никакого не было, несмотря на месячную практику после третьего.

Договорились о свободном посещении с обязательными семинарами, зачетами, экзаменами и нырнули во взрослую жизнь.

Первые два часа стажировки. Наставник — Юрий Сергеевич, лет 30, с юмором — рассказал о свежем грабеже, переданным ему в производство, троих задержанных по делу и двух скрывшихся, сказал сидеть в кабинете, сообщать начальству, что"вышел и сейчас будет", и отбыл по своим делам.

Сижу, изучаю судебную медицину — завтра очередной зачет.

Заявляются два молодых кавказца с небольшим чемоданчиком, требуют наставника. На информацию, что"я за него"отреагировали, в общем, нормально.

— Слушай, тут наших вчера взяли, надо отпустить, — и суют свой чемодан мне.

В ходе беседы, я понимаю, что эти — те двое, которых за грабеж не задержали вчера просто потому, что они шли по другой стороне улицы! Оставляю их ждать и бегаю по всем кабинетам с вопросом:"Что мне с ними делать?!". Абсолютно все сотрудники, включая дежурную часть, послали меня к наставнику, типа: его дело, пусть он и решает.

Я вернулась. Пока бегала, примерно придумала, что как мне быть.

Полчаса я им объясняла, что ничего не решаю, начальник будет завтра, всех отпустит, приходите обязательно. Вроде договорились.

Я и веселилась: в первые два часа работы взятку предлагали, и печалилась: не знала, что делать, а надо ж было задержать.

Прибывший вечером наставник пожурил за бездействие, практических советов не дал и не поверил, что они явятся назавтра.

Но они пришли, правда уже без чемодана. Были задержаны. В дальнейшем мы с наставником и еще одним стажером вместе и попеременно"кололи"задержанных, разыгрывая целые спектакли — мастер подходил к делу творчески. Тут и расстановка позиционно вокруг допрашиваемого, и расписанные поочередно реплики, и вопросы, много всего. Я, кстати, в дальнейшей своей работе этими методами не пользовалась, но тогда было интересно.

Еще ему нравилось поручать мне в его дежурство опросы заявителей по неочевидным делам. После сотни моих выясняющих вопросов и 8-10 исписанных листов объяснений редкий заявитель оставался уверен в том, что против него было совершено какое-либо правонарушение. Это не было моей целью, я просто тщательно уточняла обстоятельства, но было как раз целью моего наставника, ибо позволяло сразу вынести решение по материалу.

Со временем Юрий Сергеевич поручал мне готовить черновики постановлений. Результат мы обсуждали с ним и вторым стажером, который уже закончил учебу и поступил на службу, что как раз очень помогло мне в дальнейшей работе.

Еще при одном из обысков по какому-то делу был изъят редкий в самом начале 90-х компьютер. Он оказался бесхозным и завис в нашем кабинете надолго. Мы, конечно, в основном играли на нем в тетрис и подобные игрушки, но попутно освоили: как в нем и что, я даже познакомилась с"нортон командер"и предшественником Ворда, сейчас уже и не вспоминается, программа, позволяющая работать с текстовыми файлами, на букву"л", вроде… но не линукс. Всезнающий инет после долгих поисков нашел среди себя: Лексикон.

В ходе этой стажировки я четко усвоила: сколько бы ни было и каких чинов на месте происшествия, главный там — следователь, и весь спрос за результат только с него.

Очередные дежурные сутки наставника, он занят в РУВД, тут сообщают о квартирном разбое, надо ехать на место. Уж не знаю, чем он думал (мы с ним еще ни разу не были на выезде), но решил отправить одну меня в составе следственно-оперативной группы (СОГ), состоящей, обычно, из следователя, опера и эксперта.

Я знала, как действовать чисто теоретически, но поехала — молодость, что сказать))

Разбой — тяжкое преступление, потому на место происшествия выезжают не только районные СОГ, но и дежурные по городу и области.

Приезжаем в квартиру, там уже толпятся человек семь разной важности чинов в больших погонах и пытают шестилетнего очевидца разбоя Михаила. Пацан, кстати, не был особо напуган и отвечал довольно четко.

Я, согласуя свои действия с опытным доброжелательным экспертом, осматриваю квартиру под протокол. Тщательно и долго — первый раз же. До этого дня я только протоколы осмотра предметов составляла — нелюбимое следаками занятие, как и составление описей, очень пригождается богатый словарный запас, почерпнутый из проглоченных, буквально, книг двух с половиной библиотек.

Закончила протокол, допросила хозяйку, составили с ней список похищенного, и с чувством хорошо выполненного долга отбыла в райотдел, где составила необходимые постановления, завизировала все у наставника и передала дело в дежурку на регистрацию. Я, прям, гордилась собой! Целых пятнадцать минут. До звонка возмущенного дежурного: в деле не доставало основного — протокола допроса шестилетнего очевидца. Мне в голову не могло прийти, что ни один из толпы чинов, расспрашивавших мальца в течение часа, не удосужился внести его показания в протокол!

Выслушав моё блеяние, Юрий Сергеевич раз и навсегда объяснил, что кто бы и в каких погонах не присутствовал на месте, мое право и обязанность слать их лесом, чтоб не мешали работать, и только самой определять: кто, что, когда и в каком порядке делает на месте происшествия. Пусть и в свои 21.

Потому что спросят только с меня.

В дальнейшей своей работе я поступала именно так.

Многому я научилась на стажировке: добиваться нужного результата, добывать информацию, задавать нужные вопросы, даже звонить по телефону (что оказалось совсем не просто)!

Я, кстати, специально пошла на стажировку, понимая, что с моей застенчивостью работать будет сложно, а тут хочешь-не хочешь, придется, да и с практиканта спрос поменьше.

Наставник ничего особо отдельно не объяснял, я делала выводы из наблюдений. Поработать в таком режиме было очень полезно.

Закончилась полугодовая стажировка, мне приходилось самостоятельно проводить разные следственные действия и даже опросы населения, что обычно делают опера. В то время многое следователь делал лично: и проверки по материалам, и повестки доставлял, и понятых/подставных обеспечивал (особое изощрение — ночью в безлюдной части района), и жуликов по домам вылавливал. Поскольку стажеры — дополнительная бесплатная раб.сила, многое из этого ложилось на наши плечи.

Опрос населения мне не удался совсем, потому как нужное так и не выяснила, зато принесла два безнадёжных (в плане перспективы направления в суд) заявления. А как вы думаете, по закону милиционер обязан принять у граждан заявление о совершенном правонарушении! Так, на возмущенный ор дежурки я и выразилась. Народная молва дежурных смен навсегда определила: меня на опросы не пускать))

Тогда же, по самодельным"корочкам"(с настоящими подписями и печатями) нас даже в СИЗО (следственный изолятор) к арестованным пускали.

Мне было сложно в работе, потому как представления и о жизни, и о службе у меня были книжно-теоретические, при столкновении с реальностью я много косячила. Но было полезно"фейсом об тейбл" — нарабатывался опыт.

Нам (студентам-стажерам) дали каждому по десять фигурантных дел (с установленными подозреваемыми) и благословили на самостоятельное плавание.

Своего первого, задержанного за нанесение тяжких телесных повреждений, жулика я отпустила. С моей, чисто теоретической точки зрения, не имелось достаточных доказательств для предъявления ему обвинения и представления на арест. И за двое суток его задержания я их собрать не смогла. Я не прислушалась ни к начальнику следствия, ни к прокурору, требовавших обвинение-таки предъявить и в оставшиеся полтора месяца собрать нужное.

Как же! В кодексе же написано, что обвинение — только после сбора доказательств)))

Тот мой жулик был в розыске пять лет, я запомнила этот случай в разряд: как поступать не надо.

И свой первый визит в СИЗО к арестованному по делу заслуженному рецидивисту (многократно судимому ранее) тоже запомнила. Офигевание мое было полным. От обстановки и процесса.

Я, конечно, порасспрашивала коллег: как там и что, думая подготовиться и выстроить правильную линию поведения… Не знала тогда, что продумывать поведение надо, но планировать в следствии"от и до" — занятие бессмысленное и даже вредное: обстановка меняется каждые несколько минут, а предустановки мешают быстро ориентироваться в ситуации и соображать.

Так вот. Поднялась я по крутющим ступеням (при спуске один пролет был пересчитан не самой пышной моей пятой точкой) на самую верхотуру СИЗО в следственные кабинеты, выдала работникам конвоя бумажку с ФИО своего жулика и разложила на замызганном столе маленького кабинета нужные документы. Жду конвойного, который доставит"моего"(да, кино об этом процессе я тоже посмотрела). А надо сказать, что"заслуги"его я в деле видела (в том числе судимости за разбои и убийство), только фотографии не было.

Залетает в кабинет мужик, лет 40. Садится на табуретку и смотрит на меня выжидательно. Выглядела я в свои 22 лет на 16-17. Жулик смотрит уже даже и с легкой улыбкой. Я, косясь на замазанную многими слоями краски кнопку вызова (думаю, она давно нерабочая), стараясь говорить спокойно, спрашиваю:"Мухачев Виктор Павлович, 06.11.1957г.р.?"

Он кивает. Потом по-доброму так спрашивает:"Что, первый раз, да?"

А я понимаю, что у меня только папка с бумагами, табурет тяжелый и двигается свободно, как и стол (это лет через 5 только их закрепили к полу, а потом и решетки установили), расстояние между мной и ним — сантиметров 15, и видеокамер в кабинете нет…

Собираю себя и начинаю работать, решив: будь, что будет.

Все прошло нормально. «Спасибо» доброжелательности"своего первого арестованного"я даже сказала. Он оценил.

А выводы я сделала: необходимо излучать спокойную уверенность с легким нажимом, что бы ни случалось, и как бы подследственные себя ни вели.

Позже уяснила, что любое, даже самое хамско-агрессивное поведение — способ защиты, на который просто не надо вестись, гнуть свою линию.

Многие молодые следователи делают одинаковую ошибку, принимая защитное поведение подследственных (да часто и адвокатов) как личное оскорбление. Видела постоянно. И начинаются: ор и бессмысленные препирательства, ведущие к ухудшению изначально конфликтных отношений, а часто и к полной невозможности продолжать работу по делу.

Я разделяла рабочие и личные отношения. С многими из адвокатов мы учились на одном курсе и даже жили в одном общежитии.

И в каждом подследственном, каким бы он ни был, видела человека, прежде всего. За редкими исключениями, они это понимали.

В первый год самостоятельной работы я прекратила примерно 95% находящихся в моем производстве дел.

Принцип исповедовала такой: если можно не доводить дело до суда, разрешив противоречия и возместив причиненный ущерб, и находились хоть какие-то основания, надо все решать миром.

В то время в УПК было предусмотрено достаточно статей для досудебного урегулирования.

И несколько позже я поняла, что нам, молодым, специально давали неоднозначные дела, мы были полны энтузиазма и незамутненных знаний, чтобы найти решения для многолетних"залежей", от которых старшие товарищи отпихивались, как могли.

Еще через несколько лет наш, достаточно молодой прокурор района, давал нам в декабре карт-бланш на разрешение таких дел:"Кто придумает и внятно изложит приемлемые основания для прекращения, подпишу все."Мы пользовались. Правда, в первые несколько лет это было проще — не довлели усвоенные стандарты, аргументы формулировались легко и основательно. Нас хорошо учили!

Со временем-таки мышление как-то усреднялось что ли или глаз"замыливается". Когда через пять лет нашли моего первого отпущенного задержанного, я перечитала свое дело и свои постановления… Что сказать, ТАК я уже не напишу, а жаль!

В те"веселые 90-е"у меня, некогда пламенного пионэра, появилась привычка креститься, выходя из помещения. Каждый день был непредсказуем. Особенно суточные дежурства (по два-три в месяц). Не то, чтоб прям непременно убьют, но в нашем, на то время самом криминальном городе России, машины из автоматов расстреливали и днем, гранаты в окна кидали, даже из"мухи"по администрации жахнули. Как много позже мне стало известно, просто рядовым ОПСникам было любопытно"как же оно работает" — ничего личного)))

Да, в городе было официально зарегистрировано единственное в стране организованное преступное сообщество — ОПС"Уралмаш" — беспрецедентный и возможный только в то время случай.

На моё счастье, организованная преступность не была подследственна районному следствию. Потому основные рейдерские захваты с массовой стрельбой, беспорядками и убийствами прошли в то время мимо меня.

На нашу долю доставались бесчисленные имущественные преступления: квартирные кражи, грабежи, разбои (в основном); насильственные и против общественного порядка. И первые минирования, благо в большинстве — мнимые. Примерно через полгода после начала таких сообщений создали специальную службу"Вымпел", стало попроще жить.

Мой дебют в качестве поисковика взрывных устройств пришелся на очередное дежурство. Три сообщения подряд! Причем первое — здание хлебозавода.

Это отдельная тема: как следак, эксперт и опер (с папкой, экспертным чемоданом и пистолетом — соответственно) искали бомбу в цехах…

Поисковые собаки тоже образовались много позже. Как и инструкции по поведению на местах минирования. Достаточно внятные, где первым пунктом, заглавными буквами изложено: "Не приближаться! Ни при каких обстоятельствах не трогать руками! Вызвать спецов! Убрать население."

Мы запомнили. За время службы, в моих подразделениях никто не подорвался, слава Богу.

Но всё это было потом. А в то дежурство мы втроем лично залезали в каждый угол, предварительно вспомнив и обговорив, кто какие помнит мины и взрывные устройства (слава школьному НВП!), чтоб хоть примерно понимать, что ищем.

Не нашли. И не взорвалось. Перекрестились и поехали на следующий объект.

Наши дежурства… От 50 до 70 заявок в сутки. Я знала район по местам происшествий. В спальном микрорайоне не было квартиры, которую бы не"обнесли". В ОПС"Уралмаш"были разнарядки для каждой группы воров: столько-то квартир в неделю,"заслуги"каждой такой бригады исчислялись сотнями.

Мы проводили беседы с населением, разъясняли в каждый выезд… в конце концов перестали возвращать найденное имущество до смены замков входной двери (супермодные тогда — гаражные я лично спокойно открывала любой отверткой).

А еще амнистии каждые два с половиной года примерно. Только всех переловишь/посадишь, уже выпустили. Мы складывали справки-характеристики на каждого жулика в отдельные папочки, чтоб снова не собирать.

Тогда же наш мудрый начальник следствия сделал группы по направлениям. Наша, квартирная, была из четверых следаков: один сидел на всех бесфигурантных делах района (их было по 200-300 в месяц), мы трое"штамповали"дела с задержанными уже жуликами в суд. Конвейер, результат которого зависел от добросовестной работы каждого, в большой степени от бесфигурантника, который ежедневно, методично и последовательно должен был работать по каждому делу, не запуская, потому что потом не разгрести. Наши, когда 20, когда сорок ежемесячно, без его кропотливой, бумажной в основном работы, невозможно было бы в строго отведенные сроки направить в суд.

Работа была практически круглосуточной, кабинет, как основной дом. Мы, стажеры, еще и институт умудрялись посещать, сдавать зачеты и экзамены.

Зато разграничение квалификаций деяний по УК шло легко, изучаемые нормы УПК вплетались в ежедневную работу и помнятся спустя десятки лет, и криминалистика на практических примерах обсуждалась с преподами на равных.

Отличное знание УПК очень помогало выходить"в плюс"из затруднительных ситуаций, тот процессуальный кодекс был составлен как песня, и без труда цитировался с любого места.

С гос.экзаменов меня в кабинете или СИЗО обычно ждали адвокаты с жуликами — знакомиться с томами дел.

Ибо теория теорией, а на практике, например, тот же допрос уже вызывал затруднения: как разговорить человека, который говорить не хочет, или зажался, или стесняется, или плохо помнит события…

Свой самый первый допрос, правда он был в ознакомительную еще недельную практику, помню и сейчас. Я осталась одна в прокуратурском кабинете на полдня, должны были прийти трое свидетелей убийства, которых мне предстояло попытать уже просто для массовости (их всего 30 штуков там было). На мое счастье пришел только один свидетель. Он плохо помнил события, ввиду сильно нетрезвого состояния, краснел, смущался… Я пытала его часа два. Оба устали ужасно. В протоколе допроса отразились пять (!) внятных строк. Грызла я себя знатно — за неспособность, а вернувшийся к концу дня следак одобрил: несмотря на мое неумение вести допрос, нужные слова в протоколе были, и оформлен он был правильно — нас хорошо учили. Жалела я, что"разбора полётов"не было, а моего опыта для нужных выводов не хватало.

Много позже и после курса криминалистики я уяснила непреложное: сначала внимательно слушаем свободное изложение фактов, записывая себе возникающие вопросы для уточнения, но не задавая их по ходу. Чему учила уже потом своих стажеров. Во-первых, с каждым вопросом теряется нить повествования, причем и самим следователем, во-вторых, не имея изначально общей картины, можно нужных вопросов вообще не задать, и

в-третьих, после пары уточняющих вопросов по одному поводу почти каждый допрашиваемый начинает злиться на"тупость"допрашивающего, и всякий контакт теряется.

Мой минус в этом плане: я не любопытна, потому вопросов вне интересующей темы не задавала, что иногда оказывалось совсем не лишним.

И цель допроса надо понимать заранее. Молодые следователи об этом не думают, вызывая людей по написанному (даже не ими на первых порах, а начальством) плану, получая на выходе совершенно неинформативные допросы, а повторно получить явку того же человека затруднительно, не жаждет у нас народ по учреждениям ходить.

Пару-тройку раз мне приходилось вести допросы"за того парня", когда коллега-сосед по кабинету внезапно испарялся на полдня, не предупредив, кого и по какому поводу на это время вызвал (была у него такая привычка, бывший вояка, тяжело адаптировался). Приходит человек с повесткой, радостно сообщает, что повод вызова ему неизвестен, его фамилия, в свою очередь, ничего не говорит мне, потому что дело — в сейфе, ключ у коллеги… Тяжко вздохнув, извиняюсь и сообщаю, что коллегу неотложно вызвали (не ронять же"честь мундира") и начинаю"танцы кругами". Первый раз я была в полном замешательстве, потом примерно определила: добиться расположения, чтоб не зажимался; расспросить общие сведения о нем самом, событиях его жизни последнее время, постепенно узнавая, а не случалось ли чего необычного, контактов с органами, правонарушителями и т.п. При обнаружении"точки отсчета", выспрашиваем всё как можно подробнее, неизвестно же, что именно хотел у человека уточнить коллега. Помнится, претензий к качеству допросов он мне не предъявлял. А я, на всякий случай, запоминала ФИО его жуликов (их меньше, чем свидетелей), чтоб не пропустить ненароком.

Это я к тому, что четко знать, о чем надо спросить — уже половина результативного допроса.

Как располагать к себе? Вдумчиво-внимательное спокойное слушание — большая часть успеха. Без установления контакта практически невозможно получить результат.

Допрашиваемый должен быть убежден, что (пусть только здесь и сейчас) он вам действительно важен и интересен. Сыграть интерес тоже, конечно, можно, но лучше тренировать"включил-выключил"и смотреть в глаза собеседника, уверенно, умеренно-доброжелательно. Я честно упражнялась перед зеркалом. Заодно потренировала еще пару действенных взглядов: в точку над переносицей (твёрдо и чуть расфокусировано) — не выдерживал никто; и чуть насмешливо, с неким исследовательским интересом — спесь сбивается быстро. Очень помогало в работе. С моим детско-юношеским неумением даже поднять глаза на собеседника — большой прогресс.

Вообще за годы уверилась:

необходимые следователю черты, без которых нормальный спец не получится: хорошая память, внимательность, умение слушать, нравиться собеседнику (вызывать доверие, скорее), собранность, уверенность в своих силах, настойчивость, ответственность, последовательность, широта кругозора, отличное знание процессуальных норм, гибкость мышления, умение анализировать, быстро ориентироваться в любой ситуации, находя приемлемый выход, учиться новому и добиваться результата.

Без хорошей памяти, например, расследовать вообще невозможно. Если ты не держишь в голове материалы дела со всеми нюансами, что-то не учтешь, что-то упустишь. А дела бывают многотомные.

И ситуации случаются самые разнообразные, со сменой обстановки каждые несколько минут. Тут гугл с яндексом никак не помогут — времени не хватит, спросить не у кого, и человек от двух до восьми тебе в рот смотрят…

Это в лучшем случае, обычно каждый пытается продавить что-то своё. А тебе нужно провести следственное действие с запланированным результатом.

Насколько я убедилась, в обычной жизни обычные люди даже представить не могут, как это: 48 часов, в течение которых ты должен достоверно установить личность задержанного, запросив и приобщив документы, справки, характеристики; собрать необходимые доказательства виновности, проведя нужные следственные действия (озаботившись еще явкой свидетелей, например); оформить их результаты должным образом; оценить собранное на допустимость, достаточность, достоверность; предъявить обвинение (с адвокатом, конечно); составить требуемые документы; подписать их в нужных местах (минимум двух); с достаточным материалом успеть в суд, чтобы дежурный (один на весь район) судья в эти же часы его рассмотрел. Не успел, с убийцы снимут наручники, он встанет и уйдет — в своём праве.

Понятно, что идти навстречу никто не жаждет, как раз наоборот. Плюс: закончились бумага, тонер, комп висит, принтер сломался, начальник уехал по делам, в прокуратуре и суде обед и т.п.

Сорок восемь часов. Время конечно.

Спросят за результат только с тебя.

И никому не интересно твоё самочувствие,"могу-не могу"и"я устал".

Никаких"потом"в следствии нет. Минуты тикают. Иногда ощущаешь это физически.

Тут изначально надо настраиваться: никто не поможет, и выход зависит только от тебя.

Конец ознакомительного фрагмента.