Oris Maari: Ara Avalantis

Anael Daat

Аум Ра – космическая Империя под управлением избранников, отмеченных самими Создателями. Но что, если избранница не желает править? Что если её душа рвется к приключениям и путешествиям в столь огромном космическом океане? Вот только когда ты рождена отмеченной самими Создателями всего сущего, ты не можешь убежать от великой Судьбы. Если так долго убегать от трона и пути правителя – под ногами начинает формироваться более роковая дорога, которая так или иначе проведёт по пути призвания.

Глава 5

Ярик! Нет! Нет-нет-нет… Дикая боль! Боль, делимая на двоих… только я в сознании, а он без.

— Яяяриик, прости, п-прости меня, прости за это, — я смотрела на него и меня разрывало на части, — я положила ладонь ему на грудь, — пожалуйста верь в меня, верь в Лионессу, я что-нибудь придумаю, правда я… — я рыдала, — лишь ты можешь спасти меня и этот мир, только ради тебя я… ещё… живу…

По щекам текли слёзы, а в груди бушевала агония.

+ — Тьма, ты здесь? Если здесь, прошу, помоги Ярику? +

+ — Мы здесь. И мы поможем ему, если ты поклянешься сражаться за нас, если ты поклянешься сражаться против Владыки Света и его прихвостней, если ты поклянешься обеспечить, хотя бы наше Равновесие со Светом. Тогда мы поможем. Мы ждем твоего решения, Пророк. +

+ — Клянусь, клянусь принести Равновесие Тьмы и Света, если мне это будет по силам, а если нет, я буду пытаться, буду сражаться за твое законное место, за твое право быть! +

Сердце неимоверно кололо, было до ужаса страшно и больно. Но нужно быть сильной, не за себя, но за него. Я посмотрела на лицо Ярика, на его боль, на его шрамы.

— Я буду сильной, слышишь! Я буду… сильной!

Тьма направила мои ладони к лежащему Ярику и сказала положить их ему на грудь. А потом… я окунулась в океан невыносимой агонии. Это было ОЧЕНЬ больно, болело не что-то конкретное, а вся я, комната померкла, всё померкло, только тьма и боль.

Мне в лицо плеснули водой. Рефлекторно резко сев я проморгалась, и только после этого ощутила, как же хорошо, когда нет боли. А ещё, как хорошо снова смотреть в встревоженные глаза Ярика.

— Ты в порядке? Что произошло, что это было? Я помню много света, потом страшную боль, а потом… меня что-то вырвало из неё, и я увидел, что ты лежишь рядом.

Вокруг было два десятка напряженных и встревоженных инквизиторов, ищущих источник угрозы. Видимо на крик прибежала охрана.

— Яяярик, — мой голос задрожал, и я разревелась, как маленькая девочка, я не могла говорить, не могла, так переполняло, столько рвалось изнутри. И как, как ему сказать, что ему сказать, а сказать хотелось, но я просто рыдала, мечтая, чтоб он ощутил, чтоб почувствовала всё это, всю эту глубину моего маленького сердечка, которое больше не в силах тянуть всё это в одиночку.

Ярик подхватил меня на руки и отнёс обратно в келью. Охрану внутрь он не пустил, но чувствовалось, что за дверью их теперь ещё больше. Он уложил меня на кровать, а сам встал на колени рядом и взял за руку.

— Я не знаю, что произошло, но, если это ты выдернула меня из той боли — я очень благодарен, такого я не испытывал никогда в своей жизни. А ещё, когда будешь готова говорить, я бы хотел узнать, почему у тебя глаза серебряные.

— Сссер..сере… бряный взор, — мне было холодно, но это был иной, мистический холод, успокаивающий какой-то, вроде где-то в глубине звучала приятная мелодия, будто зовущая в беспредельную высь, — Ярик, не отпускай руку, я б-буду говорить, а т-ты слушай, и с-старайся почувствовать, сердцем и душой, к-как можешь, — я посмотрела на него, будто прощаясь, будто уже готовясь к тому, что он оттолкнёт, не поймёт, не примет, не поверит…

— Да, конечно, что угодно, Лионесса… эээ… я хотел сказать Пророк.

— Наконец-то ты назвал меня по имени, — я старалась открыться всем сердцем, всей собой, «смотри моими глазами и моим сердцем, чувствуй моей душой», — Ярик, в своём мире я была призвана, как идущая по пути постижения Равновесия. Такие как я, вообще особенные в нашем мире, но об этом позже. Равновесие, как Сила стоит над Тьмой и Светом. Тьма и Свет — это танец двух Аспектов Творения, только в балансе меж друг другом эти силы позволяют разворачиваться и быть самому Потоку Жизни. Владыка Света давно уже не чистый Свет, он замыслил слиться с Тьмой, через поглощение и сейчас он это почти осуществил. Тьма этого мира — это маленький последний всполох, который оказался в разы чище, чем Владыка. Понимаешь Ярик, поглотив Тьму, Владыка уничтожит мир. Хотя Он думает иначе, как Он сказал. Он хочет стать чем-то новым и пересоздать всё заново в какой-то улучшенной версии того, что постигнет после своего вознесения. Но Он заблуждается, я пыталась донести Ему это, как могла. Я видела, что происходит с мирами, в которых Свет поглощает Тьму, или наоборот, от мира не остаётся ничего, и от всех душ тоже. От всего живого, даже эха в пространстве не остаётся. Всё уходит в Пустоту. Но Владыка уже ощущает мощь, упивается ей, Он не видит, куда ведёт его эта дорога. Понимаешь, сделать мне Он ничего не может, я не из этого мира, не Он создал меня, а значит, и влиять на меня не может, иначе бы уже сжёг, но, — я остановилась, ибо сердце сжалось в комочек, — он может влиять на тебя, чтоб сломить мою волю, и получить то, что хочет. Он уже попытался сделать это, обрёк тебя на муки, до тех пор пока я не принесу ему победу, а Тьма помогла тебя вытащить из того болевого котла. Когда я коснулась тебя, я ощутила эту боль, всю, мне казалось, что я и есть сама боль, невыносимая, — я остановилась, какое-то время глядя в потолок, из глаз текли слёзы, медленно, и казалось, они были ледяными, прорезающими до костей, — Ярик, я не знаю, что ты на это скажешь, но… я Люблю тебя, Всем Сердцем, Всей Душой, я когда в пещере увидела твои глаза, моё сердце сразу ощутило к тебе какой-то неимоверный, мистический трепет, это у эмпатов рождается единожды, а если эмпат ещё и идёт по пути Равновесия, то это двувеликое чувство, — я немного остановилась, чтоб отдышаться, Ярик с непроницаемым лицом ждал продолжения, — я не сразу поняла, что это именно любовь, по-началу я думала, что так проявила себя связь Пророка и Посоха, но нет, это куда большее. Это чувство нахлынуло резко и пронзительно, когда ты первый раз взял меня здесь за руки, коснулся меня и всё, я просто знала истину, чувствовала её всей собой, хоть это и напугало меня, немного, но… Для меня это стало всем, Светочем в этом мире. Не будь тебя, я бы ушла, эмпат может силой воли остановить своё сердце, возможно, здесь мне потребовалось бы на это больше времени. Но ты… рядом… и мир, мир который я ещё не успела познать, но который полюбила, потому что он — твой дом. Я не хочу, чтоб Владыка его уничтожил, — я неуверенно улыбнулась, — в тот день, когда я впервые встретилась с Владыкой, та боль, помнишь, я не знала, как сказать, да и поверишь ли ты мне. Владыка сказал, что обрушит на меня свой гнев через тебя, через самое дорогое и ценное мне в этом мире. Да, я молчала, прости, я не знала, что с этим делать, не знала, как ты отреагируешь, мне было просто страшно… потерять тебя. И сейчас тоже страшно, но я больше не могу так…

Ярик долго молчал, но руку мою не отпускал. Лицо его превратилось в каменную маску хмурой сосредоточенности. А затем он медленно провел рукой по моей щеке, и на его пальцах осталась невероятно густая, светящаяся серебряным светом, слеза. Какое-то время он рассматривал её, до тех пор, пока она не угасла. Каждая секунда молчания длилась невыносимо долго. Когда, наконец, он заговорил — его голос звучал необычайно тихо.

— Я верю тебе, потому что ты Пророк, а я твой Посох. Я верю тебе, потому что вижу чудо, которое происходит прямо сейчас. Я верю тебе… и скажу честно — это меня пугает. Меня пугает то, что ты говоришь, меня пугает Владыка, сошедший… с ума? Меня пугает то, что я вижу сейчас не только твои серебряные глаза и серебряные слезы, но и комок Тьмы, лежащий у тебя на плече. Меня пугает, что он был там и раньше, а теперь я просто вспомнил, что он там был. Меня пугает твоё признание… в любви. Потому что я не умею любить. В церковь я пришёл, пылая жаждой мести. Я охотился во славу Владыки, искоренял Тьму повсюду, у меня был секс, потому что сестры монастыря ждут каждого из нас и порой без человеческого тепла невыносимо, но я никогда никого не любил. Я напуган, потому что не знаю, что мне делать и… как тебе помочь. И я… боюсь тебя поцеловать.

Внутри меня звучала симфония, она становилась ярче и ярче, Ярик. Он… верит… он видит во мне чудо. Я встала и опустилась рядом с ним на колени, откуда-то во мне взялась смелость и я провела рукой по его шрамам снизу вверх, но не рискнула коснуться лица, хотя очень хотелось.

— Поцелуй, я этого очень хочу, — я не знала, как это делается, не умела, — я, ни когда ещё этого не делала, это первое чувство, ты первый, серебряный лотос моей Души.

Ярик осторожно приблизил свое лицо к моему, и его губы коснулись моих. Все было как-то естественно, я просто открыла свои губы навстречу его губам и они встретились, тёплые, влажные, мягкие. Хотелось, чтобы это длилось и длилось, потому что каждая секунда отзывалась внутри мощной вибрацией, но Ярик быстро отпрянул, словно испугавшись того, что позволил себе сделать. На его лице застыло выражение смятения, страха и такого извиняющегося взгляда, какой бывает у провинившихся собак. А мне хотелось ещё, хотелось куда больше, потому что это было так красиво, так приятно, так сладостно, что я даже слов не могла подобрать, чтоб выразить то, что я сейчас чувствовала.

Прерывая неловкий момент, в дверь постучали, и скрипучий голос Савелия спросил: — Пророк, могу ли я войти в твою келью?

Ох, этого ещё не хватало. Не хотела я, чтоб этот миг кончался, хотелось быть в этом, быть с Яриком рядом, как можно дольше, вдыхать его запах, ощущать его горячее тело, смотреть в его глаза, на его губы. Ну почему Савелий так не вовремя, я сжала левую руку в кулак, потом расслабилась и собралась с силами, как могла.

— Зайдите через час, — я постаралась сконцентрировать голос, не знаю, насколько это получилось, меня сейчас переполняли совсем иные чувства. Я медленно и нежно прижалась к Ярику, такое родное тепло, омывающее и заполняющее всё внутри, такое яркое, будто незримый кристально чистый свет вокруг.

— Это было самое прекрасное, что я испытала за всю свою маленькую жизнь — твой поцелуй, — я не умела говорить такие вещи, но говорила, будто не я, а сама душа, — знаешь мне тоже страшно, страшно было быть с этим всем в одиночку, страшно было не говорить тебе всё, как есть, страшно видеть твой страх, страшно от того, во что я тебя втягиваю. Страшно, потому что не знаю, что будет дальше, но одно я знаю точно, ты умеешь любить, просто это тебя ни кто ещё не любил, этот особый свет внутри, он ни на что не похож, и он в тебе есть, пусть он ещё маленький, но я буду беречь его, всей своей жизнью, всем своим сердцем, всей своей душой, — я чувствовала, как слова превращаются во что-то горячее и тягучее, как мёд, — Ярик, ты примешь этот Дар, мою Любовь, позволишь ей Быть? — я молчала и слушала, как бьётся его сердце.

— Да, Лионесса. Я стар, но я попытаюсь научиться любить. Я…

Я почувствовала, как неловко его руки гладят мою спину и как что-то горячее и пульсирующее упёрлось прямо в бедро. Меня будто пронзило снизу вверх, такое странное желание, хотелось, чтоб он прикоснулся ко мне там, внизу. Я смущённо задержала дыхание, от острого пронзительного чувства, нужно как-то, как-то необхо…

— Прости, я ничего не могу сейчас с этим поделать, мне сложно сосредоточиться, а ты… очень красивая и…

Он покраснел, как помидор и отвел глаза, не выдержав моего взгляда.

Савелий за дверью подал признаки жизни.

— Пророк, вы можете назначить мне любое наказание за то, что я вас тревожу, но прибыл пан Павел, и через десять минут он будет ожидать вас в зале приёма гостей.

Блииин, такой момент, ааа. Хотелось послать Савелия куда подальше, но я прикусила язык, выдохнула и уткнулась лбом в грудь Ярика, потом улыбнулась, слегка отпрянув.

— Всё хорошо, — я положила свою ладонь ему в район солнечного сплетения, — Ярик, для меня эти чувства в новинку, в этом мы равны, я никогда никого так не любила, ничего не испытывала к мужчине, ни телом, ни сердцем, ни душой. Но если бы ты мог сейчас посмотреть на себя через меня, если бы эмпатия работала в полную силу, ты бы почувствовал, что и насколько меня переполняет, — сейчас я реально горела, как тысячи звёзд. Какой нафиг пан, ну вот вообще не до этого… — Ярик просто дыши, дыши со мной вместе, нужно собраться, нужно войти в точку покоя. Теперь, отныне в тебе бьётся и моё сердце тоже, а во мне твоё. Наш пульс Един. Мы — Равновесие этого мира, новорожденное, ещё очень хрупкое, но мы Могущественная Сила, которую теперь нужно бережно раскрывать. А ещё необходимо, как-то донести всё это — им, — я показала кивком на дверь, — и я пока не понимаю, как это сделать. Обязательно идти на эту встречу?

— Да… Кхм. Да, конечно, нужно идти. Пан Павел — правитель этого города, ему подчиняются местные войска и его визит — это значимое событие.

Говоря это, Ярик уже встал и плавными движениями начал одеваться, мне он показал на один из ящиков комодо-шкафа на смешных ножках.

— Там твои вещи, выбери что-нибудь максимально торжественное, ну или хотя бы… светлое (я заметила, что его слегка передернуло).

Не хотелось вставать, совсем. Но надо, и я сделала шаг, открыла шкаф, долго перебирала разные кучи тряпок пока не нашла изящное белое платье, не вычурное, но и не слишком простое, очень мягкое. Из обуви под это подходили только сандалии. Лёгкий образ, но очень не хотелось одевать, тот предыдущий торжественный наряд, от которого всё тело чесалось. Надо признаться одежда тут вообще отвратительная.

— Так, что там будет, хоть примерно? Если спросят кто я и откуда, нужно будет ведь что-то ответить, придумать. Опять лгать? Не люблю лгать, это больно физически.

Ярик на секунду задумался, а потом неожиданно махнул рукой.

— На такие вопросы типа «откуда родом и кто мама, папа» можешь смело изображать блаженный вид и говорить «все мы родом из света», вполне нормальный ответ для святой твоего уровня. Не стоит вываливать на пана информацию о наличии других миров. Он светский правитель города, не церковный человек и потому может не понять или, что ещё хуже, понять не так. А будет там беседа за большим столом, и в основном за тебя буду отвечать я, если, конечно, у тебя нет возражений. Сделаем вид, что ты доверила вести общение своему ближайшему смиренному слуге, то есть мне. Это тоже будет, ну, не вполне нормально, но так можно. Ты можешь кушать, слушать и если вдруг захочешь что-то сказать сама — не выпускай из головы, что перед тобой не сведущий в мистических тонкостях человек, верящий во Владыку Света, потому что так надо.

— Да, лучше я буду больше слушать, чем говорить, тут даже не мистические слова порой вызывают непонимание, что уж говорить о большем. Кушать среди них я не буду, не хватало ещё с ними делить свою силу и благодать, буду просто наблюдать, — я присела на край кровати, — круг, который я просила, уже сделали?

— Да, готов, кузнецы сказали, что когда сложили конструкцию воедино — их «пробрал священный трепет», это цитата.

Ярик был уже одет и собран, лицо снова спокойное, старый добрый инквизитор-каратель. Мы вышли из кельи и… больше десятка охранников рухнули передо мной на колени, осеняя себя кругом, сложенным из ладоней и глядя в мои сияющие серебром глаза. Только Савелий остался на ногах и выглядел озадачено. А затем спросил возмущенно, почти обижено (по крайней мере, по интонации).

— Почему такой… странный свет? Почему столь (он запнулся, подбирая слова), столь не чистый?

— Серебро — Священно, этот Свет, Наивысшая Мера, которая поддерживает Порядок и Гармонию. Может раньше вам такого и не доводилось видеть, но и победа Владыки ещё не была так близка к реализации.

Савелий опомнился и покорно склонил голову.

— Безусловно, это Чудо, слава Владыке Света и Пророку Его!

— Слава! — хором ответили стоящие на коленях охранники.

Ярик решил перехватить инициативу в неловкой ситуации и обратился к собравшейся компании.

— Мастер Савелий, Пророк и так уже опаздывает на встречу с паном Павлом, пожалуйста, не будем задерживаться. Кроме того пан будет счастлив воочию увидеть Свет Владыки в глазах Пророка, ведь в отличии от нас, он не так часто соприкасается с духовным миром.

— Да-да, конечно, Посох, прошу за мной.

И процессия, наконец, двинулась вперед по коридорам. Восторженно-фанатичные взгляды охранников сопровождали меня всю дорогу. Встречающиеся по пути инквизиторы так же вставали на колени при виде сияния моих глаз, либо просто склонялись, осеняя себя кругом. Мы поднимались по лестнице, но не в одну из башен, а просто на третий этаж основания монастыря. Зал, в который мы вошли, напоминал суровый средневековый ресторан. Множество обширных столов были усеяны разнообразной простой, но вкусно пахнущей едой в горшочках и на глиняных блюдах. Казалось логичным, что нам нужно будет сесть за один из таких столов, но нет — вся компания собралась за отдельным, стоящим посреди зала. Здесь, судя по-всему, были мастера всех капитулов и собственно сам Павел. Его отличить было несложно по довольно увесистому животу и широкому щекастому лицу. Торжественная красная мантия, усеянная золотом и драгоценными камнями, смотрелась безвкусно и не уместно. Вездесущие послушники курсировали между столом с едой и столом для общения, унося и принося блюда по заказу господ мастеров и уважаемого гостя. При моём появлении всё в помещении на секунду замерло, а затем Павел, увидев свет моих глаз, сполз со стула в коленопреклоненную позу.

— Смиренно приветствую тебя, Пророк Владыки Света! Направь на меня его благодатные лучи и укрепи мое правление!

Много хочешь, и так вроде бы неплохо поживаешь, куда тебе больше-то, лопнешь ведь.

— Поднимитесь пан Павел, — я посмотрела ему в глаза, а потом окинула взором всех вокруг, — говорить в основном за меня будет мой Посох, он мой Голос на всех собраниях.

Я с толикой тревоги посмотрела на Ярика, надеюсь, я не перегнула палку. Никогда не любила подобные сборища, в своём мире старалась сбегать куда подальше от подобного, а в случае если не получалось, краснела и иногда несла дикую чушь, чем многих приближённых ставила в неловкое положение. Зато было весело хоть.

Ярик едва заметно кивнул. Павел неуклюже заполз обратно на стул и теперь взирал на меня одновременно с фанатичной преданностью и с явно заметным страхом. Савелий засуетился, указывая нам наши с Яриком места во главе стола. Моё место походило на миниатюрный деревянный трон, (Фууу, опять это, прааавить, или повелевать… передёрнуло, но видимо иного места здесь нет и не поймут, если откажусь садиться на это), Ярику достался просто стул стоящий рядом. Сев на трон я оказалась выше по уровню, чем все сидящие и теперь смотрела на них свысока в прямом смысле слова. От вкрадчивого голоса тихо появившегося рядом послушника по спине пробежал табун мурашек, настолько бесшумно эти «призраки монастыря» передвигались и услужливо появлялись.

— Какое блюдо желает Пророк?

Видимо этот послушник был моим личным официантом на этом собрании, потому что к остальным сидящим тоже уже возобновилось движение послушников с горшочками, тарелочками и бокалами.

— Пророк сыт, — я даже не обернулась, чтоб посмотреть на послушника.

Я смотрела на них всех, но думала я совсем о другом, о том, какой сложный путь я выбрала, о том, сколько нужно сделать в этом мире, и почему-то отчётливо понимала, что вряд ли получится принести Равновесие в чистоте, оно будет омыто кровью, это звучало внутри, как некая неизбежность. Но я так же понимала, что иначе, иначе этого мира не будет вовсе. Ничего не будет. И это меня совершенно не устраивало. Да, о Ярике я тоже думала, но получалось это теперь по-особому спокойно, как будто я теперь вся была из тепла и не боялась этого чувства, я знала что он знает, что он позволяет этому быть, принимает меня, теперь я видела его душу, чувствовала его даже на расстоянии. Я ощущала, что не одна. Эта Сила внутри — Любовь, она стала признанной, проявленной, связующей воедино.

Послушник удивился, но ничего не сказал и исчез куда-то за спинку моего «трона». Тем временем остальные набирали различные блюда, и скоро весь стол был заставлен порционными тарелочками и горшочками с кушаньями. Павел встал и поднял свой серебряный кубок в мою сторону.

— За Пророка Владыки Света, за Чудо!

— За Пророка, — эхом подхватили остальные.

К тому, что я ничего себе не набрала они либо отнеслись нормально, либо просто скрывали удивление гораздо лучше молодого послушника. Ярик тоже сидел без еды и внимательно осматривал собравшихся, словно орудийная башня ищущая цель. Тем временем инициативу перехватил Савелий.

— Как вы все знаете, появление Пророка означает новую войну, и наши разведчики уже докладывают об активизации хорошо скрытых тёмных ячеек, как минимум в нашем королевстве и в Русонии. Кроме того из Пшеляндии приходят вести об одиночках, обладающих колоссальными силами. Совершенно ясно, что тёмные вышли на поле боя, и теперь будут собираться вокруг своего Пророка. Мастер Григорий, вам слово.

Со своего места встал такой же старый, как Савелий инквизитор в янтарной мантии.

— Мастер Григорий, капитул информатория. Мы уже собираем статистику, и по нашим предварительным данным Пророк Тьмы так же находится в пределах нашего королевства, либо в одном из соседних. Кроме того за прошедшие сутки не было отмечено смещение тёмной активности из чего можно сделать вывод об относительной неподвижности Тёмного Пророка, он не движется по территориям и просто где-то засел. Поисковые отряды разведки уже пытаются вычислить логово более точно, но на это потребуется, как минимум неделя наблюдений.

Закончив доклад морщинистый и худой старичок, напоминающий мумию, сел на свое место и взоры собравшихся обратились на меня.

Я сидела молча, что мне им сказать, просто не было слов. Правду ведь не примут. Хах, а Тьма у меня на плече, прямо у них под носом. Хотелось рассмеяться, но я сдержалась, лишь скрестив руки и затаив дыхание. Такого пристального внимания я терпеть не могла.

— Ярик, выручай, — сказала я шёпотом, надеясь, что никто ничего не заподозрит.

Ярик встал и поклонился собравшимся.

— Я избран голосом Пророка на этом собрании и буду говорить от его лица. Пророк понимает всю важность возложенной на него миссии и со своей стороны сделает всё возможное, чтобы, как можно быстрее нанести смертельный удар тёмному захватчику и закончить эту войну, сохранив как можно больше земель незатронутыми. И, разумеется, город Бросно будет защищен от происков Тьмы самим присутствием Пророка Владыки Света, ибо её благое влияние пропитывает камни, лежащие в основании его зданий, и очищает сердца людей его населяющих от всякой скверны.

Закончив речь, он с явным облегчением сел на место, видно было, что ему тоже непривычно так выступать перед публикой. Публика впрочем, осталась вполне довольной, пан Павел услышал то, что хотел — его город спасен от Тьмы самим присутствием Пророка. Судя по его сияющему круглому лицу, это была прекрасная новость. О том, что грядущая битва подразумевает нахождение двух Пророков в одной точке на одном поле боя, и, следовательно, моё присутствие в стенах города — это гарантия скорых драк на улицах, он видимо не подумал или не пожелал так думать.

— В свою очередь я, как пан города Бросно, гарантирую Пророку мое полное содействие и защиту силами моего гарнизона!

Ярик снова встал и ещё раз поклонился.

— Пророк принимает вашу щедрость.

Собрание как-то журчало своим ходом, я сидела на троне подобно тому, как флаг висит на стене.

Скукотааа. В моём мире было даже повеселее, там хотя бы можно было много разного коллекционного редкого алкоголя попробовать, чего даже стырить в личную коллекцию, а тут… эх. Благо Ярик справился блестяще, я бы и близко не нашла, что им сказать, особенно так, чтоб не врать. Хотелось, чтоб это всё поскорее уже завершилось, я б лучше ещё одну тренировку с Яриком провела, чем эта бесполезная трата времени.

+ — Мы согласны, это скучно. А о чем ты хочешь с нами поговорить, пока эти старые пердуны соревнуются в своей «продуктивной» отчетности о борьбе с нами? Твой Посох умеет лить воду в уши, как положено, можно и отвлечься. +

Я чуть не засмеялась на весь зал, от неожиданно проявившей себя Тьмы в моей голове.

+ — Тьма, это бесподобно, неожиданно правда, но в точку. Скажи, я ведь правильно полагаю, что Равновесие, без крови не принести в этот мир? Это ощущение не покидает меня, как только я села на этот трон. +

До меня доносился терпеливый голос Ярика, повествующий о том, что «Пророк улыбается и почти смеется, от переполняющего ощущения счастья и радости из-за близости Владыки Света…", но голос Тьмы в голове с легкостью перекрывал все внешние звуки дребезжащих голосов и чавканья.

+ — Конечно, будет омыто кровью. Вспомни выражение лица Савелия, когда он увидел твои глаза. Они, видите ли, недостаточно белые. А это мастер капитула в провинциальном городке. Что начнется, когда прибудет на весть о появлении Пророка армия первоинквизитора с ним и его лизоблюдами во главе? А уж что начнется, когда выяснится, что ты не очень-то враждебна к нашим последователям… крови будет много, о дааа. +

Вот это я понимаю беседа.

+ — Лизоблюды. Ради Равновесия я не буду колебаться, нужна будет кровь, прольётся столько, сколько потребуется, как бы больно и страшно мне притом ни было. Да, на тренировках с Яриком будет игра, азарт, раж, оттенки, мне нужно уловить принцип, понять, отточить навык. И больше я не буду спрашивать твое мнение о тренировках, они в любом случае будут оставаться на уровне условного столкновения, истинную силу Тьмы можно раскрыть только в прямом бою. Скажи, тот диск который у меня был, они же его не нашли, правда? +

+ — Не нашли. Наши последователи достали его у них из-под носа, за минуты до их прибытия. Многие наши амбициозные любимчики хотят собрать коллекцию таких амулетов. Медведь, Бык, Олень, Волк и Змей. Бык помогает, наполняя бычьей силой и необходимой яростью. Медведь — в основном наделяет живучестью и регенерацией. Олень — скорость и обострённые чувства. Волк — способность поглощать знания через плоть и дикий волчий голод. Змей — острый холодный ум, коварство и гипноз в придачу. Если собрать все это вместе — обладателя будет проблематично остановить даже целой армии. +

Я улыбнулась, напоминает Химеру в сочетании.

+ — Олень, шикарный амулет. Люблю скорость и чувства, наверное, для эмпата это вдвойне приятная вещица. Кстати, ты не объяснишь мне принцип того, как я вытащила Ярика из того болевого ада, это не Целительство, что-то другое. А ещё мне интересно, может ли Владыка Света учудить ещё что-то такое, и можно ли как-то защитить Ярика от влияния Владыки? У меня есть задумка с моими амулетами, но я не знаю, успеют ли их сделать до того, как начнётся неизбежное. +

+ — Его вытащила не ты. Его вытащили МЫ, потому что получили от тебя клятву сражаться за нас до достижения Равновесия со Светом. Мы вступили в борьбу с проклятием, наложенным Владыкой и разорвали его. Сама, без нашей поддержки ты так не можешь. Ну, или мы сильно удивимся, если когда-нибудь сможешь. Он может учудить Гнев Владыки. Это когда статуи в Романии заплачут кровью. Там, в этом городе Света его власть настолько сильна, что сами камни повинуются Ему, даже без опоры на смертных носителей. И если он учудит Гнев — это будет означать, что либо его не устраивает нынешний Пророк, либо не устраивают действия нынешнего Пророка, в любом случае для тебя ничего хорошего. Что касается прямого давления — о, Он в ярости и пытается сделать это постоянно. Но Он где-то там, а мы на твоем плече, мы ближе, ты дала нам разрешение опираться на тебя и поклялась сражаться за нас, это делает нас столь близкими, что мы легко ограждаем вас от Его давления, иначе вы оба были бы уже мертвы, мы так думаем. +

+ — Благодарю, за всё Тьма. За всё, что ты делаешь и для меня, и для Ярика. Я не дам Владыке Света победить. Этому не бывать. Гнев значит и плачущие статуи, уххх… Думаю, не за горами это явление. +

Стало страшно, жутко даже, как будто свинцовые тучи затянули небо, внутри поселился холодок. Нужно обязательно будет провести сегодня ритуал.

+ — Твое благо нам не нужно, мы не настолько садисты, чтобы его у тебя забирать даже в дар. Нам нужно наше благо и то, что ты помогаешь нам его достичь, нас радует. +

Ярик внезапно слегка ущипнул меня за ногу, и я вынырнула из ментального диалога в мир, где повисла тишина. Он прочистил горло и громко произнес.

— Пророк находился в процессе созерцания Света собравшихся в сферах духовных и потому не сразу отреагировал на ваш, безусловно, важный вопрос. Повторите его, мастер Роман.

Мастер Роман, инквизитор в сером одеянии охранителей, на удивление молодой, с живым цепким взглядом повторил свой вопрос.

— Как следует расценивать серебристый оттенок Света в глазах Пророка, какой Знак даёт Владыка, сделав глаза Пророка серебряными?

Я встала, сама не знаю, зачем, просто сидеть уже было тошно, но вот что сказать, в голове было пусто, совершенно ни каких идей. Ладно, нужно хоть что-то попробовать, а то совсем нелепо выгляжу.

— Серебро это Наивысшая Степень Чистоты и Порядка. Гармония Сияния, Умиротворения, Мира.

Думаю, сойдёт.

Роман не унимался.

— Означает ли это, что нынешний Пророк является более чистым и возвышенным, чем Пророки предыдущих войн? Если это наивысшая степень чистоты Света, то почему во снах святых старцев Церкви, Владыка Света предстаёт в белом сиянии, и в белом облике, а не в серебряном?

Я заметила, что пана уже нигде нет, он покинул застолье, пока я общалась с Тьмой, видимо услышав всё, что ему было нужно. Наверное, поэтому начались неудобные вопросы. Остальные мастера напряжённо ждали моего ответа. Савелий поглядывал на Романа со смесью восхищения и тревоги.

— Да, я Чиста, не мне решать более других или нет, такова воля Владыки. Другие во снах видят самого Владыку. Его Свет Ослепительно Белый. Я же только Пророк.

— Пророк третей войны Артемий тоже имел светящиеся глаза, и они светились белым светом. Что означает эта разница взглядов двух Пророков Владыки?

— Владыка близок к победе, как ни когда, оттого и наделяет меня большей Силой, чем кого бы то ни было ранее.

+ — Ох, Тьма, я сейчас сблюю. Как же отвратительно. +

— О, Пророк, я смиренно спрашивал не о силе, ибо сравнение сил немыслимо, сила одна и исходит от Владыки Света, но я спрашивал о чистоте. Не далее, как две реплики назад почтенный Пророк заявил сему собранию, что Серебро это Наивысшая Степень Чистоты. А далее последовало заявление о том, что не Пророку решать чище ли он других или нет, ведь это уже зависит от взгляда Владыки. В итоге одновременно в этот час прозвучала фраза о превознесении серебряного света над белым, как более чистого и отказ от суждения о чистоте на основании приоритета суждения о чистоте самим Владыкой. Я в смятении, Пророк, я прошу вашего пояснения, ибо в душе моей вашими словами посеян хаос.

Я жалобно посмотрела на Ярика, всем видом давая понять, что я пропала, потому что эээм… сама запуталась, чего вообще этот Роман хочет.

Ярик побледнел, как полотно и выдал на одном дыхании.

— Мастер Роман, ваше смятение понятно, но слова — не совершенный инструмент и порой не передают всего глубочайшего смысла, заложенного в послание. Пророк действительно сказал, что Серебряный Свет превыше всех других, и, следовательно, превыше предшествующих его видов, как наиболее чистый. Пророк действительно сказал, что не имеет полномочий судить о чистоте света лично, потому что это — прерогатива Владыки Света. Но слова не смогли донести главного смысла, исключающего всякое противоречие. Дело в том, что о наивысшей чистоте Серебряного Света Пророку поведал сам Владыка Света лично, перед тем, как даровал Чудо серебряного взора, которое мы с благоговением наблюдаем сейчас.

— Пророк говорил, что Свет Владыки ослепительно белый, но затем сказано, что высшее слово Владыки, сказанное Пророку — серебряный свет наичистейший. Значит, Владыка должен излучать серебряный Свет, ибо он есть источник самого совершенного Света. Но он предстает в белом сиянии.

— Иные видели Его в белом сиянии, потому что только к такому и были готовы и по милости своей Он не являлся в сиянии наивысшем, серебряном, зная, что души праведников прошлого к такой чистоте готовы не были. Но сейчас, во времена последней, финальной войны с силами Тьмы Он явил наивысшее сияние и вложил его в глаза своего Пророка для последней битвы.

Роман стоял, молча целую минуту и это была оооочень тягучая минута. А потом лицо его расплылось в расслабленной улыбке.

— Я благодарю вас за разъяснение, Пророк, моя душа спасена из когтей хаоса и вновь обращена к миру.

Ярик поспешил воспользоваться этой маленькой победой и, перекрывая нарастающий шепоток, крикнул.

— Пророк желает перейти к другим делам!

Савелий вскочил, щёлкнул пальцами, подзывая послушника, выслушал какой-то доклад.

— Да, конечно, всё готово, пан Павел закончил приготовления, и мы можем приступить к казни.

Меня как ледяной водой окатили, я вытаращилась на Ярика и хотела замотать головой, он склонился ко мне.

— Не препятствуй. Началась война, город вычистили от еретиков и поклонников тьмы. Если ты вступишься — твоё положение ещё больше пошатнется и нам конец.

Хотелось плакать. Какая казнь?! Хотелось остановить всё это, но… слова Ярика эхом звучали внутри. Нам конец. Ему конец, если я не выдержу. И я смолчала, пошла вместе с процессией на улицу, мы покинули монастырь, и вышли на площадь перед замковыми воротами, где собралась большая толпа людей, жаждущих зрелища, жаждущих увидеть чужую смерть. Я смотрела в эти лица и сейчас благодарила Создателей, что эмпатия не раскрыта, не работает, как раньше. Ощущать этот кровожадный азарт было бы омерзительно. Перед небольшой деревянной сценой, на которую и зашла наша процессия, стояли на коленях связанные десять человек, пятеро мужчин и пятеро женщин. Перед ними поставили бочки с водой и крепкие инквизиторы встали за спиной у каждого. Девушка с растрепанными рыжими волосами подняла зареванное лицо, встретилась со мной взглядом и закричала.

— Помилуйте, помилуйте! Это бабушкин амулет, семейный, его не я делала, не я…

Пан Павел властно махнул рукой.

— Тихо! Как пан этого города я обвиняю вас в ереси и поклонении Тьме, и передаю во власть Церкви Света, чтобы вашу участь решили солдаты Владыки!

Незнакомый инквизитор с мрачным лицом и холодными колючими глазами подхватил речь.

— И мы осудим их! Вина доказана, все улики собраны и нет сомнения в виновности!

Теперь закричал мужчина в испачканной углем одежде.

— Помилуйте, я в шахте работаю, мне семью кормить, я у них один кормилец! А книга та… да, я даже читать не умею! Откуда я знал, что она тёмная?!

У меня ноги подкашивались, внутри всё сжималось. Не правильно это, не правильно… Как же хотелось рвануть с места и заслонить этих людей от несправедливости. Но… я стояла, стояла и смотрела, а в груди жгло…

Инквизитор продолжил.

— Пособники Тьмы готовы пойти на любые ухищрения и ложь, только бы избежать справедливого изгнания из этого мира, но мы позаботимся об их прогнивших душах и через утопление в намоленной воде направим их к ногам Владыки, где Он решит их дальнейшую участь.

Женщина с рыжими волосами надрывно рыдала, глядя на небо. Я словно оцепенела, сердце колотилось, как бешеное. Это сон, дурной сон… Раздался удар колокола и инквизиторы за спинами пленных подхватив их за веревки закинули в бочки и накрыли сверху деревянными крышками. Люди захлебывались, были слышны только приглушенные удары о стенки и бульканье, а я закрыла глаза, ощущая, как по щекам текут вязкие холодные серебряные слёзы. Сквозь звон в ушах раздался голос мрачного инквизитора.

— Свершилось!

Я чуть не разрыдалась прямо здесь, вцепилась в руку Ярика.

— Пожалуйста… пожалуйста, давай уйдем, пожалуйста…

Он что-то говорил, но я уже не слышала слов, только звон в ушах и повторяющиеся в голове звуки ударов о стенки бочки. Страшная смерть… Сквозь слёзы я видела, что мы, кажется, вернулись в монастырь, коридоры, повороты… келья.

Я на ватных ногах вошла внутрь и как только дверь захлопнулась, я осела на пол и разревелась в голос, просто не могла успокоиться.

— Эт-то ужааасно, п-просто ужасно. Неужели, — я медленно подняла зарёванное лицо и взглянула на Ярика, — неужели я ни как не м-могла помешать? С-совсем? Я…я…стояла и смотрела… Почему не Суд, не эти с-самые шарики? А, хотяя… — я просто продолжила рыдать, содрогаясь всем телом.

Ярик сел рядом со мной на пол и неловко коснулся моего плеча, пытаясь утешить.

— Если бы ты вмешалась в процесс казни доказанных преступников, к тебе бы возникло ещё больше вопросов, на которые я бы уже не нашёл ответы. И в опасности могла оказаться уже лично ты, а этого никак нельзя допустить. Я плохо понимаю, что вообще происходит, мысль о безумном Владыке жжет мою душу, но моя главная обязанность — твоя безопасность, и поэтому я просил не вмешиваться. Их утопили в намоленной воде именно потому, что вина доказана, а раскаяния или сомнения нет. Я не сомневался, что ты убила тех солдат в лесу, но видел раскаяние, смятение и это позволило прибегнуть к Суду. А они… они просто отрицали свою вину и никакого раскаяния не было вовсе. Может быть среди них даже были не виновные, стражники любят перегибать палку, когда им выпадает шанс вместе с инквизицией поохотиться за еретиками, но… это была торжественная казнь перед лицом Пророка, на людях и церемониально, как… подношение церкви от светских властей города в знак чистоты и солидарности намерений. Нельзя было вмешиваться и ставить процедуру под сомнение. Мне… жаль, что тебе пришлось на это смотреть. Я понимаю, вижу, что ты не готова. Но для них ты Пророк, знамя, помнишь? Знамя поднимают в бою, и оно видит тысячи смертей во время войны. Это — первые из многих.

Оооо… на моём лице кажется теперь застыл самый настоящий ужас. Т-тысячи. Перед глазами всё начало мутится. О, Создатели, это кара такая за то, что я не захотела быть Эрархатом? Я сжалась в комочек, нервы были на пределе.

— Я не смогу, не смогу видеть тысячи и не вмешиваться. Ярик, не смогу, — я встала и стала ходить из стороны в сторону, — я не знамя, я живая, понимаешь, живой Голос Высших Сил, и я не буду просто наблюдать. Не верю, что та женщина, и мужчина, которые кричали, были виновны. Каким боком их вина доказана, если они со слезами на глазах молили о пощаде, и утверждали, как есть на самом деле. Я не вмешалась этот раз, страшно, за тебя, да и за себя, оцепенела. Я просто… ничего подобного не видела… не видела.

— Мужчина был виновен. Точно. Он кричал, что не умеет читать, но при этом работал на шахтах. Шахты — близ города. Поймали его в ходе городского рейда стражники пана Павла. Шахтёры живут в привратном районе, то есть это даже не деревенский житель. Чтобы жить в городе читать нужно уметь, чтобы ориентироваться в вывесках и названиях улиц, кроме того монастырь проводит бесплатные курсы грамоты для городских жителей и поэтому в городах грамотность поголовная. Потому что, когда все вокруг умеют читать, а ты нет — становится, мягко скажем, неуютно жить. Поэтому читать он умел и прекрасно знал, что за книга у него там лежит. Может быть, не пользовался ею, не у каждого человека хватит духу прикасаться к тёмной магии. Но знать — точно знал и не сдал инквизиции, утаивал. Значит, ценил её. А это уже ересь. За что и поплатился. Это малое утешение, но просто знай — он точно был виновен. Я понимаю, что ты живая хрупкая девушка, чувственная и открытая, уже успел это понять, но для них, для Церкви Света, для людей, аристократов… ты даже не человек в первую очередь, а функция. Пророк. А человек уже потом. Поэтому тебе придется видеть смерть и…я надеюсь у меня хватит сил быть для тебя опорой, когда будут изнутри рваться вой и рыдания.

Я старалась взять себя в руки, но боль внутри так и курсировала по телу, обжигала, резала по живому, по сердцу. Функция… я всего лишь функция. Внутри даже всполохи злости рождались, я скользнула к шкафчику с одеждой и стала переодеваться. Нужно было сбросить напряжение, которое бурлило и ни как не хотело отпускать меня из своих объятий.

— Я… не буду привычной функцией. Не знаю пока что и как делать. Но мы разберёмся, главное, что мы вместе. Двувеликая сила. А сейчас, пошли в тренировочный зал, мне… слишком больно внутри, пусть лучше будет больно физически. Мне это необходимо сейчас, иначе такое ощущение, что голова взорвётся от перенапряжения, вместе с сердцем к тому же.

— Не думаю, что это хоро…

— Это то, что нужно, так что не спорь, просто пошли, — я сама вышла из кельи и направилась в тренировочный зал, дорогу благо тело запомнило достаточно быстро. Грудь и нога ещё болели, но сейчас это ни как не мешало задуманному.

Ярик занял привычную позицию, хотя выглядел он гораздо серьёзнее, будто на него сверху давила многотонная плита.

— Готова?

— Да, пусть будут синяки, пусть будет больно, лучше пусть будет больно…

Ярик мрачно вздохнул и просто направил палку в мою сторону, держа её обеими руками.

— Может, все-таки лучше ты попробуешь атаковать меня?

— Ярик, мне сейчас нужно отвлечься, очень нужно. Я учусь через боль, поэтому… давай. Бей.

Он перешел в стремительную атаку и выбил у меня из рук палку. Я подобрала её, насупилась.

— Ты специально. Не останавливайся, именно бей. После того, как выбьешь палку ударь, мне необходимо ощутить удар.

Ярик был мрачнее тучи, но указание выполнил и в очередной раз выбив моё оружие, обжег твой бок хлестким ударом.

— Да, вот так… ух. Сейчас, отдышусь… вот так и надо. Давай ещё раз.

Он продолжил атаки. Я чувствовала, что он сдерживается, что мог бы быть сильнее и больнее, но и того что он делал было достаточно. Я погрузилась в ощущения тела и духовная боль притупилась. Ещё удар. И ещё. И ещё. И… Неожиданно мне удалось поставить блок, я доверилась телу, и палки встретились с громким стуком.

— Хорошо. Может на сегодня всё?

— Нет, ещё. Ударь в полную силу, пожалуйста. Мне нужно учиться, причем быстро. Я даже с ограниченной эмпатией чувствую, что ты сдерживаешься. Нанеси хотя бы один удар как…

— Если я ударю тебя в полную силу, это будет перелом.

— Пожааааалуйста! Мне нужны синяки, это лучший способ научиться!

Ярик резко отвел мою палку в сторону и следующим ударом заехал мне куда-то… жуткая боль, всё тело сжалось и ты свалилась в песок немного проехав по нему назад.

— Оооо… а это ты как, куда?

— По синяку поймешь.

Я встала и поняла, левая сторона ключицы была красной, такой же, как и грудь. Больно, но было легче, былая давящая внутренняя боль вышла, остались лишь лёгкие всполохи и злость на саму себя. За многое, за очень и очень многое. Мы вернулись в келью. Мысли сделали своё. Я машинально скинула одежду и надела платье, а затем стала метаться по келье, словно что-то ураганное пробудилось вновь, не давая прийти в состояние покоя. Даже пир этот… внутри всё кипело от злости. Не могла сама ответить на простые вопросы! Ярику пришлось выкручиваться.

— Кошмар! Пооолный причём. Никогда не любила такие сборища, в своем мире сбегала с них, вот идиотка, нужно было присутствовать и учиться, сейчас бы так стрёмно не вышло. А ведь мне говорили, что поплачусь за такие выходки когда-нибудь, вот и… — я развела руками в сторону, а потом ощутила, как скручивает желудок, — и эта противная мерзкая ложь, просто вворачивает на изнанку. Тонны лжи, я чувствую себя просто невероятно грязной, фуу… А главное сама ж себя и запутала, вот ложь чего делает. Гадость!

Я наконец-то остановилась и выдохнула, опустив руки, как плети, боль в плече растеклась и кажется, соединилась с болью в солнечном сплетении, буря стала стихать, хотя сердце ещё колотилось, как заведённое.

— Прости Ярик, что сбросила всё на тебя, если б не ты, я думаю, меня б уже растерзали заживо.

Он смотрел на меня с усталой улыбкой, бледность не покидала его лица, а голос был тише обычного, когда он ответил.

— Ну что ты, никто бы тебя не растерзал, просто случился бы теологический казус, чьи-то мудрые мозги разобрали бы каждое твоё слово по косточкам, выискивая мостки к более привычным трактовкам… Ну, может ещё Роман бы ходил в глубокой задумчивости, впрочем он всегда так ходил, ещё до твоего пришествия. Они ведь не видели эту… штуку… на твоём плече и не знают насколько это все было ложно. А если узнают… тогда да, железные посохи охранителей, как минимум для начала запрут тебя в куда менее уютной келье, изолируют от мира. Тебя будут долго вежливо допрашивать, оооочень вежливо, но все же допрашивать, а вот потом в зависимости от качества твоих ответов и количества логических ляпов в них, на вроде сегодняшнего, будут решать утопить тебя в бочке или объявить Пророком новой эры. Смешно даже… но ты не одна. Мне тоже тяжело лгать, глядя в эти одухотворенные лица. Ещё недавно у меня было такое же, безмятежное и уверенное. Роман придрался не из злого умысла, он действительно очень вдумчивый инквизитор и малейшие неточности предпочитает уточнять. Но это было… опасно. Прошу тебя, учись лучше подбирать слова, более нейтрально, более (он мрачно ухмыльнулся) равновесно.

Я подошла и обняла Ярика, нежно так, вслушиваясь в его… в наше сердцебиение. Тянуло к нему неимоверно, и я не могла более сдерживать себя, да и не видела тому причин.

— Это тяжело, говорить перед массами, нужно оттачивать это мастерство, но получается, что придётся поиграть в недоправду, потому, что чистую правду они пока не готовы принимать. Я эмпат и мне ложь доставляет физический дискомфорт. Здесь эмпатия открыта очень ограничено, поэтому просто крутит желудок и болит сердце, но если бы на полную… — я посмотрела Ярику в глаза, — хоть у меня на теле и нет шрамов, но о боли я знаю очень многое, — глядя на него, я невольно вспомнила о поцелуе и так нестерпимо захотелось повторить это, но я остановилась, не знаю почему, было не понятно можно ли, как он воспримет, — я не думаю, что мы тут долго пробудем. Пока ты общался со всеми, я говорила с Тьмой, и она подтвердила все мои предчувствия. Не принести в этот мир Равновесие, как этого хочется, оно так или иначе будет омыто кровью, и к этому нужно быть готовым. Так что надо будет ускорить моё обучение, завтра будет две тренировки, максимально жуткие, но оно принесёт свои плоды. А сегодня в полночь сделаем ритуал, — я вжалась в грудь Ярика, хотелось спрятаться там, в этом тепле живого присутствия, — а ещё меня пробирает до жути, с самого момента, когда села на тот трон, ощущение постоянной опасности так и гуляет холодком по спине. Тьма сказала, что Владыка всячески пытается достать нас, есть у него какой-то вариант проявление гнева в Романии, типа кровавый плачь статуй. И чую я, после того, как ритуал проведу, что-то подобное и произойдёт, главное чтоб не раньше этого, — какой же он красивый, я не могла отлипнуть от него, да и не хотела. Улыбка сама собой засияла, я расслабилась, хоть и осознала, что я не столь уж и крута, как полагала, но это и не важно, важно идти к цели держась за руки. Я не одна, мы вместе, а значит нужно быть просто более внимательной. Легче не будет, это уж точно, и впредь необходимо умело плести паутину слов, а значит слушать, что говорят.

Ярик молчал, обдумывая сказанное. Сейчас, под грузом происходящего, его лицо выглядело постаревшим, стали заметны морщины и даже, кажется, круги под глазами.

— «Мы не пробудем тут долго…» то есть ты хочешь покинуть моностырь? А куда? В смысле я найду место, где нам переночевать, и где нас скорее всего не найдут, но если мы покинем этот моностырь, какой наш конечный пункт назначения, куда нам идти? Если статуи в Романии действительно начнут плакать, это будет тяжелый удар, твой авторитет очень сильно пошатнется и решением коллегии мастеров тебя могут по сути, взять под арест, потому что кровавые слёзы — это сигнал о недовольстве Владыки своим Пророком. Надеюсь, что если это и произойдет, то не прямо сейчас.

Он посмотрел на меня и на его лице проскользнула тень, какой-то небывалой до селе улыбки.

— Ты так ко мне жмешься, что я испытываю двоякие ощущения…

Он осекся, видимо пожалев о том, что сказал, а потом и вовсе вздохнул, погрустнев.

— И я заметил, что я…я сам, словно, изменился. Как-то больше должно быть почтения в общении между Посохом и Пророком, больше возвеличивания, а я… смотрю на тебя, как на девушку жмущуюся ко мне и говорю так просто, без (он долго подбирал слово) без официоза. Ересь быстро меняет человека.

Я отстранилась, видимо всё-таки перегнула палку, стало грустно. Я не понимаю, как это… ну, что именно нужно, как эти отношения строятся. Что можно, чего нельзя. Это так, пугает, так страшно сделать что-то неправильно.

— Если ритуал не провести сегодня, то я могу не успеть вообще, а если проведу, кто знает, чем это обернётся. Но ты же сам говоришь, что если так получится, и Владыка проявит свой гнев, то меня изолируют от мира, что там дальше — допросы с пристрастием и… — я отошла, может так будет лучше, может моя эмпатия давит, слишком давит, хотя так тянет к нему, точно, двоякие ощущения какие-то, — Ярик, я сломаюсь, там под давлением этим, я долго не протяну. Бежать из монастыря сейчас, нет, не хочу, только если на то будет явная необходимость, просто чувствую, что эта самая необходимость скоро возникнет. Когда скоро по времени, не знаю.

Ересь значит всё-таки, ну да, для того кто привык к другим лекалам правды, то что я говорю, выглядит именно так.

— И… мне сложно подавлять это, ну, желания прикосновений, объятий, эм, как эмпату мне нужна тактильная связь, но если это давит на тебя, и всё слишком быстро, скажи, я буду стараться сдерживаться, — я выдохнула, — ты меняешься, потому что к тебе возвращается твоя цельность, твоя душа, словно пробуждается от долго сна, появляются всякие эмоции, чувства, сомнения, страхи…

В комнате стало очень холодно, как-то не привычно даже. Или это я мёрзла изнутри, хотелось сдвинуться с места, но я замерла, просто застыла, как статуя и почему-то боялась посмотреть на Ярика.

Ярик резко сдвинулся с места, сам подошёл и заключил меня в объятия.

— Нет-нет, на меня это не давит. Твои прикосновения приятны, даже очень, просто… ты юна и, наверное, многого не понимаешь (чувствовалось, как сложно ему подобрать каждое слово), просто я твой Посох, а ты мой Пророк и вроде наши взаимодействия прописаны чётко, ты приказываешь — я выполняю, но… ты словно бы хочешь чтобы я стал ещё ближе к тебе, да и если мы уже не служим Владыке, если мы занырнули в ересь с головой, то распространяются ли на нас до сих пор правила взаимодействия Посоха и Пророка, ведь это титулы Церкви Света, а мы… я хочу сказать…

Он крепче прижал меня к себе, словно боясь отпустить до того, как закончит выражать своё внутреннее смятение.

— Я хочу сказать, что ты можешь прикасаться ко мне когда пожелаешь, но я не знаю… не уверен… могу ли я прикасаться к тебе, если… ну, если я этого хочу?

И куда только делась моя способность понимать язык чувств. Хотелось надавать себе по голове, вот прям, тренировочной палкой. Я подняла на него свои глаза, мысленно вытворяя с ним такое… что, казалось, ещё чучть и начну умолять его прикоснуться…

— Да, д-да, я… — казалось, язык совсем не слушался, — даже очень да, прикосновения для эмпата это, это… особенно твои прикосновения, эммм… если б ты знал, как я чувствую, это просто не описать словами, всю палитру оттенков, всю эту глубину и красоту, и мне очень не хватает твоих… прикосновений, — а теперь было жарко, даже слишком, но лучше так, чем холод, — официоз это там, для них, потому что, по сути, я ни какой не Пророк, мы Ярик, становимся одним целым. Хранители Равновесия — пара, всегда — двуединица. Точка в центре круга, где мы вместе. Помнишь, я сказала, что в тебе моё Сердца, а во мне — твоё, это буквально означает, что наши сердца бьются в единой мелодии, соединяясь в одно целое, — и я растаяла, иначе это чувству, ну ни как не назовёшь. Это было так, так… так, неописуемо, я даже и не подозревала, что моё тело может чувствовать такую глубину.

Ярик посмотрел мне прямо в глаза, и не отрывая взгляда, провел своей рукой по моей спине, по бедру и нырнул ладонью под платье. Лицо его было сосредоточенным и напряженным, он всматривался в меня, готовый в любой момент отдернуть руку, он словно неуверенно проверял, где находятся границы дозволенного. Теплая ладонь с грубой шершавой кожей поглаживала бедро и осторожно смещалась к ягодице, периодически возвращаясь назад. Я резко вдохнула и пискнула, неловко, неуверенно, но мне было приятно, что-то внутри засияло. Так вооот, как вспыхивают звёзды внутри. Я затаила дыхание, потом выдохнула и ощутила мурашки бегущие по коже, вчувствовалась глубже, и мне просто хотелось, чтоб это продолжалось, хотелось, чтоб он не прекращал, гладил, прикасался, хотя не скрою, стало страшно, иногда всплывали жуткие картины трагедии, которая со мной случилась, но я разделяла, и мне хотелось отодвинуть былую боль, убрать её из этих потрясающих трепетных моментов. Да, я не знала что делать, что будет дальше, такого ещё не случалось, но я безумно хотела Ярика, хотела всецело отдаться ему, и я расслабилась, позволяя этим красивым и желанным ощущениям раскрываться. По телу пошла мелкая дрожь и пульсирующие вибрации снизу вверх.

Поняв, что так можно, Ярик обхватил мои ягодицы двумя руками, притянул к себе вплотную и поднял меня, как пушинку, я буквально повисла на нем, интуитивно обхватив его ногами. Он отнес меня на кровать, не переставая смотреть в глаза, положил и медленно стянул с меня платье, легким движением сбросив с себя свой плащ. В темноте этого не было видно, но когда он лёг рядом, я ощутила его сильно возбужденный, твердый, жадно пульсирующий член, упирающийся в мне в бок. Он мягко поцеловал меня в губы, я ответила на поцелуй, приподняв голову, мне хотелось ещё, я потянулась к его губам, неловко, неумело, но коснулась их, впитывая вкус и тепло, а затем Ярик устремился ниже, лаская губами шею, плечи и спускаясь к груди. Одной рукой он продолжал поглаживать и сжимать мою ягодицу, а другой осторожно трогал то моё лицо, то волосы, то опускал её и проводил шершавыми пальцами по соскам.

Тело стало содрогаться и выгибаться от волн нежности, что будоражило сознание, я не могла сдерживать стоны, и не сдерживала. Меня наполняло таким блаженством, такой желанной лаской и негой… я не могла связанно думать, я просто отдавалась этому, неловко прикасаясь к телу Ярика, гладя его спину, такую горячую, сильную, усеянную шрамами. Я прикасалась к его рукам, к шее. Я действовала импульсивно, по внутреннему отклику… Губы Ярика достигли моей груди и теплый язык начал играть с моими острыми сосками, танцуя вокруг них, покачивая их, а затем на них смыкались губы, оттягивая и нежно посасывая, что отдавалось внизу какой-то щемящей силой, усиливающей желание слиться воедино. Обе руки прошли по моим бедрам, и Ярик мягко раздвинул мои ноги, нависнув надо мной, как гора. Его член пульсирующим жаром требовал удовлетворения, но он замер, оторвался от ласки моей груди и заглянул в лицо, в темноте поблескивали только его глаза, и нельзя было различить выражение лица.

— Ты… готова?

Я попыталась сказать, но получилось лишь застонать, слова и язык не хотели шевелиться, привычным образом. Я провела пальцами по лицу Ярика, по губам, и всё-таки сложила вихрь чувств в слова.

— Да, да, я хочу тебя Ярик, я готова, — я сказала это тихо, нежным шёпотом. Ладонь застыла на его щеке, трепетно соскальзывая к ключице, я замерла, внизу всё сжималось и разжималось, как будто внутри меня происходила какая-то невероятная магия. Нам говорили, что первый раз это неприятно и больно, но сейчас, нет, сейчас мне было плевать на боль, в моей жизни её столько, что я научилась быть с ней в союзе. Всё моё тело изнывало от жажды единства с Яриком, хотелось стать одним целым, впустить его в себя, позволить коснуться своей души, и прикоснуться к его, словно бы сплавляя Храмы двух миров.

Ярик всем телом, как волной нахлынул на меня и его член резко вошёл. Больно было лишь в первую секунду, внизу всё сжалось, обхватывая невероятно жаркий твердый член, но секундная боль прошла и стали раскрываться совсем другие чувства, волны вибрации пошли по всему телу, а внизу казалось, разгорается всё больше и больше, приятный жаркий огонь. Мы двигались вместе, как одно целое, напоминая две схлестнувшиеся волны и его член внутри меня порождал вспышки удовольствия, сотрясающие всё тело, в животе всё приятно сжималось и разжималось, сознание затопило наслаждение, хотелось чтобы он вошёл, как можно глубже, я чувствовала каждый сантиметр когда он входил и двигался обратно и снова… очень хотелось кричать от такого кайфа, Ярик уткнулся лицом между грудей и с каждым волнообразным движением целовал то одну, то другую. По венам текла плазма вперемешку со звуками, потом перед глазами рассыпалось много, так много огней, таких ярких, — en esta h`es, en esta h`es, я вижу всё, я вижу всё, я вижу в… — а дальше был взрыв света, и хотелось весь этот свет отдать Ярику, влить в него эту сладость. Такого света я ещё не ощущала никогда, не знала о том, что существует такое… наполняющее и абсолютное. Абсолютное и переполняющее…

Тело сжалось и затем расслабилось, неожиданно сильные нижние мышцы, о которых я и не подозревала, сокращались так мощно, что мне казалось, я сжимаю его член слишком сильно, но Ярик хрипло застонал от удовольствия, и всё сразу стало хорошо, всё, как и должно быть. Перед глазами плыли круги, по бедрам стекало что-то теплое, тело успокаивалось, но жар и не думал проходить. Ярик двинулся назад и его член со смешным хлюпающим звуком вышел из меня. Сразу захотелось немедленно восполнить эту пустоту, казалось, что без этого твердого жара внутри, стало невыносимо пусто, хотелось ещё… и ему тоже. Он перевернул меня на живот и сильными властными руками поставил в странную позу, когда верхняя часть тела почти лежала, а нижняя была задрана вверх, как у собаки. Этим рукам хотелось подчиняться… а потом его пульсирующий член снова вошёл, но на этот раз медленно. Ярик устроился сзади, и теперь член входил под другим углом, от чего ощущения казались новыми, ещё более необычными и невероятно приятными. Его руки крепко держали бедра, и я могла только стонать при каждой накатывающей волне его движений, становящихся всё более резкими и жесткими, уже совсем не нежными, но почему-то ещё более сладостными, пронизывающими и горячими…

Вторая вспышка света тоже была другой, эти ощущения сокращения и расслабления всего тела были более глубокими, не такими частыми, но более сладкими, и я сама не заметила, как начала громко стонать, во весь голос. Ярик ловко подтолкнул ко мне подушку, и я в импульсе инстинктов просто зажала её зубами, чтобы сделать стоны тише. Было очень жарко, между ног всё было мокрым, Ярик отстранился и просто положил меня на себя, я ощутила терпкий густой запах пота, и это тоже было безумно приятно, телом овладело оцепенение, которому не хотелось сопротивляться. Мы оба тяжело дышали и просто лежали, грея друг друга теплом наших тел.

— Благодарю, Лионесса. Мне… очень этого хотелось. Тебе понравилось?

— Да, очень, это так… — я вздрогнула положив свою ладонь на его разгоряченный торс, — переполняет наслаждением, феерией счастья, которого я никогда не испытывала, — я улыбалась и ощущала себя звездой, которая впервые засияла так ярко. Да, точно, сестричка именно так и говорила, что это чувство — способно создавать звёзды, — это всегда так, всегда настолько приятно? Мне хотелось этого, но я не знала, как и что делать, было слишком страшно… ну, что может это рано ещё, вот так и сразу… — эмм, слова такие нелепые, я впервые чувствовала, как всё моё тело омыто невероятным сладким нектаром, которому нет в словах места. Внутри вообще от былого страха ни чего не осталось, ни сжатости в теле, ни боли, ни какой-то тревоги, только этот таинственный свет, незримый для глаз, но видимый сердцу.

— Скажи, для тебя это было особенным, это было как-то иначе, чем раньше?