Пришествие Эры Водолея

Gintautas Umaras, 2022

Два лучших друга – офицер ВМФ и свободный художник отправляются в небольшое путешествие из Петербурга в Калининград через Прибалтику. По пути они знакомятся с Дивной Панич из Югославии. Друзья ещё не знают о том, что лидер боснийских мусульман Алия Изетбегович объявил эту милую девушку личным врагом номер один и пообещал за её голову сто тысяч долларов. Кроме того ею активно интересуются Интерпол и ФСБ. Кто же ты, Дивна Панич – военная преступница или герой братоубийственной войны? И почему ты до сих пор жива? Готовых ответов на эти вопросы Вы не найдёте в моей книге. В жизни, к сожалению всё очень неоднозначно, поэтому читайте и решайте сами. Странная любовь и коварство героев на фоне жестокого беспредела 90-х годов в бандитском Петербурге, войны в Югославии и Натовских бомбардировок Белграда. Друзья прилагают много усилий, чтобы повернуть вспять неизбежные жуткие исторические процессы, наивно полагая, что есть хоть какая-то надежда изменить этот мир в лучшую сторону…

Вместо краткого предисловия к Российскому изданию:

«Ведь что такое на самом деле писатель, если не прирожденный лжец, который все выдумывает исходя из собственных или чужих знаний? Он создает правду, и это его единственное оправдание, поскольку вымысел его кажется правдоподобнее, чем все, что произошло на самом деле. Именно так можно отличить хорошего писатели от плохого».

Эрнест Хемингуэй

Стихиям всем наперекор

Должны себя мы сохранить.

Иоган Вольфганг фон Гёте

Все персонажи, места и события этой истории являются правдивыми. Все совпадения с реальностью не случайны.

Сотни и тысячи дней бесконечной вереницей пронеслись с тех времен, о которых повествует эта книга, и вот теперь, спустя много лет, память проливает свой печальный свет на события давно минувших дней, и приносит мне эти образы, как в ясную погоду волны моря, одна за другой выбрасывают на берег обломки разбитого корабля.

Я всегда любил путешествовать. Для меня путешествие — это своего рода дверь, через которую выходишь из знакомой действительности, чтобы попасть в действительность неизведанную, кажущуюся сном. Огромный белый лайнер, медленно пробирающийся вдоль мола, задыхающийся от нетерпения и готовый устремиться туда, к иным берегам! Кто может смотреть на это не дрогнув от зависти, не почувствовав, как просыпается в душе трепетное желание долгих странствий?!

Сидя на крыше дома на набережной лейтенанта Шмидта, прислонившись спиной к трубе, я наслаждался чудесным видом старого города. Такое гармоничное великолепие никогда не оставляло меня равнодушным. Дома, площади, памятники, соборы, гранитные набережные с высоты казались мне особенно прекрасными. Здесь, вдали от шума и суеты весьма любопытно было наблюдать за той, другой жизнью, которая была там, внизу. Вечно спешащие люди, машины, автобусы… Сверху эта суета казалась бесполезной и ненужной.

Памятники архитектуры стоят здесь сотни лет величественные и гордые и еще простоят, а мы просто снуем туда-сюда, лишь изредка останавливаясь, чтобы сделать очередное фото. Они устали от этой суеты. Они могли бы многое нам рассказать, сумей мы хоть на минуту остановиться и прислушаться. Но мы бежим, ведь человеческая жизнь коротка, а успеть надо так много.

Именно в тот момент я понял, что белый круизный лайнер, который на днях пришвартовался к Английской набережной, несомненно, достоин того, чтобы изобразить его на моем рисунке. Я достал альбомные листы, карандаши и взялся за дело. Да, это то, что нужно. Ведь такие лайнеры, к сожалению, были нечастыми гостями в нашем городе. И всему виной мелководье Маркизовой лужи. С берега нам кажется, что моря так просторны, что иди, как хочешь и куда хочешь без всяких опасений. На самом же деле у водных дорог есть строгие границы, особенно в Финском заливе. Они обозначены буями и вешками, сходить с них опасно — наткнешься на отмели, подводные камни, а то и на затонувший корабль.

Я продолжал делать наброски, мечтая о том, как смогу выгодно продать сие произведение искусства на Невском у католической церкви, а потом обязательно пойду к 11-часовой мессе, чтобы предложить святой воды прекрасной незнакомке. Было очень жарко и это было довольно необычно для Питерского лета, поэтому я не удивился, что в голову полезла всякая чушь.

Совершенно неожиданно я заметил в людской толпе своего лучшего друга. Он перешел через дорогу и не спеша пошел по набережной, удаляясь от меня.

“Даже если я сейчас буду кричать во весь голос, он все равно меня не услышит — слишком высоко, да и очень шумно внизу” — не успел я об этом подумать, как вдруг он остановился, посмотрел в мою сторону и, улыбнувшись, помахал мне рукой. “Как он это делает?” — подумал я. Gintas, а именно так звали моего друга, любил удивлять всех своими странными способностями.

Кажется, еще король Пруссии Фридрих Великий по прозвищу ''старый Фриц'' сказал, что ''если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны''. Гинтас всегда слишком хорошо понимал, за что он воюет, и, вероятно именно поэтому его военная карьера не складывалась. Хотя… если быть точным все складывалось, но совершенно непонятным образом. Будучи военным моряком, он стремился к тому, чтобы как можно реже появляться на службе, возводя свою свободу в крайнюю степень. Он занимался спортом и часто пропадал на сборах, соревнованиях и первенствах вооруженных сил, выступая за сборную Ленинградской Военно-Морской базы и Балтийского флота. Кроме того он учился заочно и законным образом отсутствовал на службе во время сессий и экзаменов. И, конечно, не будем забывать о том, какой у военнослужащих длинный отпуск. В итоге для службы Родине у Гинтаса не оставалось ни времени, ни возможностей, да и желания особого тоже не возникало. Бывали случаи, когда он просто-напросто забывал появляться на службе, а начальники в свою очередь, привыкнув, что он постоянно где-то пропадает, не сразу вспоминали о нем. Может быть так все и продолжалось бы, если бы не произошла эта странная история.

Через несколько минут Гинтас уже появился на крыше. Подойдя к самому краю, и даже не взглянув на мой рисунок, он посмотрел вниз и сказал:

— По-моему ты не улавливаешь основные тенденции современного искусства.

–???

— Ты рисуешь хорошо, но слишком реалистично. Сейчас это никому не интересно. Нужно делать что-то такое, чтобы встряхнуть сознание потребителя.

— Что ты имеешь ввиду?

— Сейчас людям нужны картины или другие арт-объекты, выполненные определенным образом. Если елка, то вверх корнями, если дом, то в виде открытого чемодана, если собака, то мехом внутрь. Понимаешь?

— Гинтас, ты тоже перегрелся? — Ладно, потом до тебя дойдет… может быть.

В тот раз мы так и не поняли друг друга.

— Послушай, — сказал Гинтас после некоторого молчания, — давай поедем куда-нибудь, у меня как раз машина появилась. Это было немного неожиданно. Обсудив несколько вариантов, мы пришли к общему мнению: König!.. Конечно, Калининград был самым лучшим вариантом. Удивительный город в крае песчаных дюн, желтого янтаря и смолистого духа сосен. Этот город окутан ореолом тайн и загадок. Старый вокзал, остров Канта/Кneiphof, Кафедральный собор, музей янтаря, старые улицы, 5-й форт и катакомбы!.. Поедем туда и сделаем все, чтобы избавить мир хотя бы от одной загадки. Понятное дело, что мы поедем через Прибалтику, вот заодно и посмотрим, как поживают эти наши неспешные соседи после обретения независимости.

И вот ведь удивительное дело — ежегодно миллионы туристов со всего мира едут в Санкт-Петербург, погулять, посмотреть, сфотографировать, удивиться, обалдеть, а мы коренные (и не совсем) петербуржцы, местные и понаехавшие, в общем горожане часто совсем не знаем свой Город, мало где бываем, и кажется нам, что мы все равно живем здесь, и успеется еще, и никуда этот Питер не денется, а дел у нас и без того хватает… Дураки какие-то.

А между прочим, даже если никуда не уезжать из Города, а просто поверхностно попытаться его изучить, то, уверяю, что Вам не хватит всей жизни, чтобы понять даже одну миллионную часть Питера. И этому найдется свое объяснение. В мире есть города с такой же богатой историей, но их возраст намного больше. Есть города совсем древние, но их историческая ценность невелика. Другое дело Санкт-Петербург. 300 лет — это вообще не возраст для Города. А история? Здесь без комментариев. Потому на каждый квадратный сантиметр Питера приходится такой сгусток исторической энергетики, который сразу оценить, понять и переварить невозможно. На это требуется много времени. А если поделить совокупность исторических событий на время, за которое эти события произошли, мы получим такую мощную историческую квинтэссенцию, которую Вы не найдете нигде и никогда, ни в одной точке мира. Я Вас уверяю, это совершенно точно.

И вот мы снова готовы рвануть из родного Города неизвестно куда и, по сути, непонятно зачем. А все потому, что мужчины как дети малые, в кругосветку ходят, Америку открывают, а что у них перед самым носом происходит — даже не замечают.

— Ну, ты там идешь или будешь сидеть и мечтать? — это Гинтас крикнул мне с чердачной лестницы. Наспех собрав свой художественный скарб, я устремился вниз. Выйдя из парадной, мы прошли 4 проходных двора, свернули под арку налево и попали в обычный двор-колодец-визитную-карточку нашего Города. Он был такой узкий, что казалось, вот раскинь руки в стороны, и коснешься стен соседних домов. Здесь было темно и прохладно даже в жаркую погоду, а взглянув вверх на клочок неба через подзорную трубу из этих стен, я вдруг увидел звезды. Ведь недаром говорится, что из колодцев они видны лучше.

— Эй, мечтатель, шевелись давай! — Гинтас вечно куда-то спешил.

Мы зашли в какую-то дверь, поднялись через черный ход на второй этаж и затем уже по другой лестнице вышли из парадной в соседний двор. То, что я увидел, превзошло мои самые смелые ожидания. Это же настоящий Jeep Wrangler военного образца!.. Мощный, крутой и брутальный. Я стоял и тупо пялился на это чудо технической мысли.

— А…как… ты где такой нашел… вообще?!!

— Трофейный! — Гинтас был очень доволен произведенным впечатлением.

Я так и не понял, что он имел ввиду, но это было не важно.

— А цвет!..

— Мулен Руж.

— Что-о?!

— Это цвет так называется — “Мулен Руж”.

Jeep Wrangler цвета “Мулен Руж”! А-а-а, Господи, это сон!.. Ради всех святых, разбудите меня!!!

— Садись ты уже! Тормоз, блин! — Гинтас буквально затолкал меня на переднее сидение.

Вылетев из двора на приличной скорости, мы вспугнули белокрылых чаек, которых в нашем городе едва ли не больше, чем голубей. Взвились они, крича что-то неприличное, то ли хорошей дороги нам пожелав, то ли накликав проклятий на наши головы.

–Хорошо бы у чаек узнать, что ждет нас впереди, — сказал Гинтас, — они высоко летают, многое видят.

–И ангелы высоко летают — добавил я.

–Да, только не можем мы с чайками разговаривать, а ангелов я ни разу в жизни не видел.

И было странно, что Гинтас так сказал. В отличие от других моряков, он не любил чаек. Большинство мореманов видят в них какой-то символ полета, свободы и жизни. Чайки для них — это хранители душ погибших моряков.

“Полная чушь” — так всегда говорил Гинтас, — ''Ну что хорошего в этих тварях? Никакой пользы от них, только вред один. Летают за кораблями, шумят, гадят. Только и думают, где бы урвать кусок пожирнее. И так целыми днями. Не хотел бы я, что бы моя душа оказалась в такой оболочке. Упаси Господи, лучше уж сразу в ад!”

А еще был случай, когда чайка утащила прямо с крючка рыбу, которую Гинтас поймал, когда их корабль стоял на рейде в устье реки Сены в нейтральных водах недалеко от Франции. После этого он невзлюбил их еще больше. Он мне сам об этом рассказывал.

Пока я об этом думал, мы уже выехали из города. Наш джип лихо мчался по дороге, машин почти не было, радиоприемник, как обычно передавал всякую ерунду, за окном мелькал однотипный пейзаж, стало клонить в сон… на обочине нарисовалась какая-то девушка…

Скучно-о-а-а-а…

— Гинтас! Стой! Давай ее с собой возьмем! — от моей скуки не осталось и следа, — похоже она путешествует автостопом.

Гинтас свернул на обочину и остановился. Девушка открыла дверь и села в машину.

— Привет, куда путь держите? — спросила она, устроившись на заднем сидении.

— В Кёниг.

— Через Эстонию?

— Ну, да.

— Отлично, нам по пути, я с вами, — она говорила с небольшим акцентом.

Посмотрев на нее внимательно через зеркало, я понял, что она обладает внешностью типичной южной славянки, причем очень симпатичной. Как истинный художник, написавший множество портретов разных людей, в том числе и очень красивых девушек, я научился обращать внимание на все мельчайшие детали и особенности внешности людей. У этой девушки были правильные благородные черты лица и длинные слегка волнистые черные волосы. Но самыми впечатляющими были её глаза. Они были синие. Не голубые, а именно синие. Брюнетка с синими глазами — удивительное и редкое сочетание. У неё был такой взгляд, что создавалось впечатление, будто она смотрит тебе в самую душу. Попробуй сказать неправду, глядя в такие глаза. Они как детектор лжи. Такую девушку невозможно обмануть. Ещё я обратил внимание на её высокий рост и прекрасную фигуру, когда увидел её на обочине. Двигалась она плавно и изящно, а её грации позавидовал бы любой представитель семейства кошачьих. Я понял, что засмотрелся на неё лишь в тот момент, когда она улыбнулась, увидев мой взгляд в зеркале.

— Хотите, я угадаю, как Вас зовут? — вместо того, чтобы просто познакомиться Гинтас начал валять дурака.

— Не угадаешь, — девушка сразу перешла на ты.

— У тебя редкое имя?

— Divna, — она подала руку сначала Гинтасу, — Divna Panich, — потом пожала руку мне.

— Красивое имя.

— Спасибо.

Мы тоже представились. ”Очень приятно, силь ву пле, мерси”, — обычные слова любезности приличных людей.

–Ты из Югославии? — спросил я.

–Да.

–А что привело тебя сюда?

–Война, — коротко ответила Дивна.

— Это я понимаю, а почему именно Россия? Ведь у тебя наверняка была возможность поехать в Европу или…

— Знаете, — она не дала даже договорить, — есть хорошая Сербская поговорка: “На небе Бог, на земле — Россия”.

–Ты серьезно? — оживился Гинтас, он был известный любитель интересных поговорок и оригинальных выражений, — Есть такая поговорка? А какие еще есть Сербские поговорки?

— Не сжигай старые мосты, сжигай старые грабли.

— Здорово, а еще?

— Нас и русских двести миллионов, а без русских…

— А не многовато ли? — не сдержавшись перебил я Дивну.

— Нет, не многовато. Если пересчитать всех русских и сербов во всем мире, то примерно столько и получится.

— Ну, а без русских-то сколько? — спросил Гинтас.

— А куда нам без русских? Русские всегда помогали сербам. Россия освободила Сербию от турецкого ига, Николай II вступился за Сербию в Первую мировую войну, в 1944 году Советские войска освободили Югославию… Нам без русских никак. И сейчас мы тоже надеемся на вашу помощь.

— Поможем обязательно, — сказал Гинтас, — просто мы сами погрязли в подобных проблемах. Ты же сама видишь, что творится. Одна Чечня чего стоит.

— Да, мы все прекрасно понимаем. А поговорка звучит так: нас и русских двести миллионов, а без русских — пол грузовика.

— Очень интересно, а еще?

— Кто рогами трясет — мимо рта пронесет.

— Ха-ха, — мы оценили ее шутку, — нет такой поговорки.

— Много вы понимаете…

— Послушай, Дивна, — продолжил общение Гинтас после некоторой паузы, — ты можешь не отвечать на этот вопрос, — а почему у вас вдруг началась эта война? Зачем вы воюете все против всех?

— Ну, — нехотя начала говорить она, — сначала Словения приняла решение стать независимой и объявила о своем суверенитете. В результате начался военный конфликт между ЮНА (Югославской Народной Армией) и силами сопротивления Словенской республики. Это была 10-ти дневная война за независимость, которая потянула за собой другие военные конфликты и полномасштабную гражданскую войну. Следующий конфликт спровоцировала Хорватия также начав войну за независимость. На территории самой Хорватии возникла республика Сербская Краина, которая была не согласна находиться в составе независимой Хорватии, потому, что там живут этнические сербы, которые хотят быть в составе Сербии, разумеется. Так вот эта Сербская Краина…

— Стоп, стоп… Извини, что перебиваю, — сказал Гинтас, — это все я могу понять, но я хочу узнать истинную причину, какое-нибудь внятное объяснение происходящего.

— Здесь не обошлось без внешних сил, заинтересованных в развале страны.

— Если бы вы были действительно братскими народами, никакие внешние силы вас бы не развалили.

— То же самое можно сказать и о вашей стране.

— Увы, это правда…

— Это было похоже на какое-то массовое безумие, — продолжила Дивна, — было такое ощущение, будто все разом сошли с ума, — и вот однажды я стала свидетелем, как два соседа серб и босниец после ерундовой ссоры схватили обрезы и стали палить друг в друга. Оба получили серьезные ранения. А я поняла, что сейчас не смогу жить в родной стране, пока там такое творится…

— И что ты планируешь делать? — спросил я.

— Учиться.

— А где?

— В Первом Меде, я уже поступила.

— Ты шутишь? — я и Гинтас с удивлением уставились на нее. Там же такой конкурс, а ты…

— А я — сербка, и, когда я поступала, то очень плохо говорила по-русски. Поэтому я сначала даже не поступила, мне отказали. Просто, когда мне сообщили об этом, я ничего не поняла и решила, что все хорошо. А потом я пришла в приемную комиссию писать заявление, где все и выяснилось. Я решила не отступать и идти до конца, поговорила с ректором, и он принял решение меня зачислить.

— Сейчас ты очень хорошо говоришь по-русски.

— Спасибо, я уже целый месяц в России.

— И так быстро выучила?

— Ерунда, ничего сложного.

— А ты непроста, — Гинтас посмотрел на нее с уважением.

— Да, учиться надо в Питере, — поддержал я разговор, — Питер — это город-профессор, здесь куда ни плюнь, либо в студента, либо в препода попадешь.

Мы помолчали, думая каждый о своем.

— Гинтас, — Дивна нарушила молчание, — а как твое полное имя?

— Gintautas Umaras.

— Ты из Прибалтики?

— Нет, из Питера.

— Но, возможно среди твоих предков были прибалты?

— Все мои предки — русские, питерские, они жили в этих краях ещё в те времена, когда Города еще не было. Тогда на месте Питера были шведские, финские и русские поселения. Были крепости Ландскрона, Ниеншанц, Невское Устье… Потом Петр основал Город, и мои предки стали первыми поселенцами… Они строили Город, служили Отечеству. Среди них, кстати, было много известных людей…

— Тогда почему у тебя такое странное имя? — не унималась Дивна.

— Ну… это долгая история…

— А мы куда-то торопимся?

— Да, нет…

— Я не поняла: да или нет?

— Да, нет, наверное…

–?! — было видно, что Дивна еще не знает некоторых тонкостей русского языка, поэтому подобное выражение ее немного озадачило.

— Нет, не торопимся. Это просто так говорится.

— Понятно… Ну, тогда давай, рассказывай.

-Начинай уже!.. — это я уже прервал затянувшуюся паузу. Мне самому давно хотелось услышать эту историю, но Гинтас всегда отговаривался. И вот, наконец, мне представился случай удовлетворить свое любопытство.

— Это произошло в 1917 году, — начал Гинтас.

Начало не предвещало ничего хорошего. Зная его резко отрицательное отношение к октябрьскому перевороту, как он его называл, я уже начал жалеть о нашей просьбе, но Гинтас оставался спокоен и не спеша продолжил.

— Мой прадед Эдуард Элисон…

Дивна чуть не подпрыгнула.

— У твоего прадеда была шведская фамилия? — перебила она Гинтаса.

— Ну да.

— Но, почему?!! — Дивна показалась мне немного взбалмошной девушкой и мне это не очень понравилось.

— Так это совсем другая история, тебе какую рассказать? — спокойно спросил Гинтас.

— Продолжай ту, которую начал, — немного странно выразилась Дивна.

— Ну, так вот Эдуард Элисон, герой русско-японской войны, в то время служил на эскадренном броненосце “Слава”. В октябре 1917 года корабль участвовал в Моонзундском сражении. В ходе сражения корабль вступил в неравный бой с немецкими линкорами, и, несмотря на героизм моряков, получил серьезные повреждения и начал тонуть.

К счастью к ним на выручку успели подойти наши эсминцы, и большую часть экипажа удалось спасти. Это был очень тяжелый бой. Моряки боролись за живучесть корабля с огнем и водой. Эти две стихии проявляют свою агрессивную сущность на корабле всегда одновременно. А ведь, казалось бы, прекрати борьбу, и вода потушит огонь. Но, увы, действуя вместе, они уничтожают корабль в считанные минуты.

Огонь и вода. В этом списке не хватает земли и воздуха. И в такие моменты их действительно очень не хватает для спасения душ человеческих. С воздухом все понятно, а земля… Будь она совсем рядом, до нее всегда очень сложно добраться, даже, если вода в море теплая и дело происходит где-то в южных широтах. А чаще всего бывает совсем наоборот и человек, попавший в море, имеет ничтожные шансы на спасение. Это только в фильмах люди плавают несколько дней на обломках корабля. Но не будем забывать, что любой фильм — это удивление дилетанта. Поэтому профессия моряка априори героическая, ведь служба проходит всегда в недружелюбной среде.

Да, те моряки, как и многие другие принимавшие участие в морских сражениях, были без ложного пафоса настоящими героями, незаслуженно забытыми последующими поколениями.

Таким же человеком был и мой прадед, с грустью смотревший как уходит на дно корабль, который долгое время был для него вторым домом. Теперь путь Эдуарда Элисона лежал в Кронштадт, а затем в Петроград, и надо было спешить, ведь слухи о происходящих там событиях распространялись гораздо быстрее радиоволн.

А что же происходило в столице в тот момент, когда лучшие люди России защищали родину и погибали за отечество?

Добравшись до Петрограда, прадед не узнал родной Город. Он был в ужасе от увиденного! Повсюду лежали трупами хорошо одетых людей. Их было очень много, они были по всему Городу. Чтобы избавиться от трупов, революционеры сбрасывали их в Неву и каналы.

Прадед не увидел ни одного нормального человеческого лица. Носились солдаты, матросы, бандиты, проститутки. Все были одеты в старую рваную одежду. Прадед понял, что если он останется в форме военно-морского офицера, его тут же убьют. Он накинул на себя рваное пальто, которое подобрал на улице, снял фуражку и поспешил на Малую Конюшенную, к своему дому.

Когда он зашел в парадную и стал подниматься по лестнице, то увидел, что во многих квартирах были выбиты двери. Они либо лежали рядом, либо болтались на одной петле.

Наконец он добрался до своей квартиры. Окна были разбиты, везде валялись осколки стекла. По всей квартире были кровавые мужские следы, и было видно, как убийцы ходили по квартире и что-то в ней искали. Всё, что можно было забрать, они забрали с собой. Всё, что не смогли забрать, они разбили, изломали и испортили. Мебель, картины и фотографии были изрезаны штыками. Стены в квартире и даже потолки были забрызганы кровью. Все ящики в столах и шкафах были выдвинуты, открыты и вывернуты, вещи были разбросаны. Зато в квартире не было убитых родственников, и появилась надежда на то, что им удалось спастись. Прадед вышел из своей квартиры и зашел к соседям. Живых не было. Он стал заходить в другие квартиры по лестнице, надеясь найти так хоть кого-то из оставшихся в живых. Везде были одни трупы.

Выйдя из парадной он столкнулся с матросами-демонами-революционного-красного террора, и, выхватив револьвер, хотел всех перестрелять. Но совершенно неожиданно они его узнали. Оказалось, что они вместе служили на “Императрице Марии”. А надо сказать, что прадед пользовался большим уважением и обладал непререкаемым авторитетом как среди подчиненных, так среди офицеров и командования. И даже теперь, оказавшись по разные стороны баррикад, они просто не посмели его тронуть. Главарем этой шайки был боцман с того же корабля, который сообщил прадеду, вся его семья еще в сентябре уехала в Гельсингфорс, поэтому чудом спаслась от погрома.

Сейчас уже никто не знает, что случилось с прадедом потом. Известно лишь, что воевал он в Белой гвардии вместе с адмиралом Колчаком и пропал где-то на полях сражений гражданской войны. Что же касается остальных моих родственников, то мало кто уцелел в революционной мясорубке. Одни были убиты во время погрома, другие погибли на фронтах первой мировой и гражданской войны. Увы, им всем легла дурная масть. Чуть больше повезло тем, кто эмигрировал. Я видел их могилы на кладбище Сент-Женевьев-Де-Буа. И лишь совсем немногие смогли вернуться в Советскую Россию, но им всю жизнь приходилось скрывать свое происхождение. Вот так.

Еще хочу кое-что добавить.

Революцию организуют люди с уголовным типом мышления, а затем к ним присоединяются настоящие уголовники, которые приходят к власти и создают уголовное правительство. Вован Ульянов (враг народа № 1), Оська Джугашвили (враг народа № 2)… Я просто использую их же терминологию… Вам знакомы эти лица “русской” революции: Лейба Бронштейн, Евсей Апфельбаум, Мойша Гольдштейн, Лейба Розенфельд? Скорее всего, нет. Они нам известны под другими именами: Лев Троцкий, Григорий Зиновьев, Владимир Володарский, Лев Каменев. Понимаете о чем я? Среди известных революционеров русских почти не было.

Это были настоящие уголовники и бандиты, которые мотали реальные сроки. И они все потом руководили страной. Это вообще нормально? Это то же самое, если бы сейчас президентом страны стал бы криминальный авторитет, вор в законе, который на нарах провел большую часть своей жизни. А в правительстве сидели бы его подельники.

Гинтас замолчал. Мы тоже сидели и молчали. Первой опомнилась Дивна:

— Гинтас! А какое отношение эта история имеет к твоему имени?

— В принципе никакого… Просто именно эта история сейчас вспомнилась.

— У тебя вообще мозги на плечах есть? — этот вопрос Дивны вызвал у нас взрыв дикого хохота.

“Мозги на плечах” — это же очень смешно, особенно, если это представить реалистично. Немного отдышавшись от смеха, Гинтас объяснил Дивне, что нет такого выражения, и сказать можно либо просто “мозги есть”, либо “голова на плечах есть”.

— Мне кажется, что твой друг немного странный, — это Дивна обратилась ко мне.

— Возможно, — я ответил уклончиво.

— Но, в этом-то вся прелесть… Посмотрим, может он не безнадежен.

— А ты чем занимаешься? — Дивна наконец-то заинтересовалась моей скромной персоной.

— А я нигде не работаю, нигде не учусь, я — свободный художник.

— А можно подробнее?

— Ну, в своем творчестве я предпочитаю реализм, картины продаю у католической церкви Святой Екатерины на Невском. У меня даже были персональные выставки.

— Извини, но я думаю, что сейчас гораздо выгоднее заниматься другими направлениями современного искусства, — Дивна, как будто издеваясь, повторила странную мысль Гинтаса. Где-то я уже это слышал…

— Ну-ну, расскажи мне про собаку мехом внутрь!..

— Что?.. Ты о чем?

Только в тот момент я начал медленно понимать, что они хотели мне сказать:

— Вы имеете ввиду эту нелепую мазню, которую художники-недоучки пытаются втюхать иностранным гражданам, выдавая свои жалкие ничтожные работы за новое течение в искусстве?!! Ну, уж нет! Покорнейше благодарю! Это не для меня.

— Послушай меня, только не перебивай, — попыталась успокоить меня Дивна, — я с тобой совершенно согласна. Разумеется никакое это не художественное творчество, а банальные провокации, которые тем не менее находятся в центре внимания зарубежных СМИ и ''просвещенной'' публики. Все это вызывает закономерные вопросы: какова истинная ценность этих нелепых инсталляций и откровенной мазни? Почему классический реализм подменяется такими нелепыми формами? Как такое могло произойти, что именно это сегодня принято считать искусством?

Увы, это еще один яркий пример социального безумия, который к сожалению принимает такие масштабы, что становится объективным явлением, с которым приходится считаться. Современное искусство — это итог подчинения духовного творчества капиталу, которому безразлично, на основе чего расти: создания лекарств или производства вооружений. Художник в современном мире стал заложником правления капитала в искусстве.

В нем больше нет представлений об истине, красоте и духовности. С помощью вездесущей рекламы обществу можно навязать любой продукт, в том числе самое бездарное произведение искусства.

В результате объектом современного искусства может быть что угодно: старая шляпа художника, простая консервная банка или даже пустое место. Поэтому у тебя как художника есть выбор: продолжать рисовать традиционно и надеяться на удачу, либо создавать отвратительную мазню и зарабатывать реальные деньги.

— Это мерзко, — только и смог сказать я.

— Зато легко и просто, — подал голос Гинтас, — и сделать это желательно в ближайшее время, потому что мы сможем организовать выставку современного искусства, например в Латвии. Там она пройдет с большим успехом.

— Мы с Гинтасом возьмем на себя организацию выставки, а ты тем временем что-нибудь намалюешь. Ну, что, согласен?

— Вы что, сговорились что-ли? — с обидой в голосе сказал я, — и когда вы только успели?..

“О, Боже, с кем я связался?” — подумал я, — “спаси, Господи, их души грешные, не ведают, что творят”.

И я конечно мне пришлось согласиться… А что мне еще оставалось делать?..

Да, чуть не забыла, — опять заговорила Дивна, — наш проект не будет иметь успеха, если это будет выставка неизвестного художника.

Гинтас загадочно улыбнулся.

— И что ты еще предлагаешь? — недоверчиво спросил я.

— Все просто: мы придумаем тебе новое имя, легенду и по-быстрому тебя раскрутим.

— Этого еще не хватало.

— Да, — сказал Гинтас, — твое имя будет Kostya DaKosta. И ты будешь глухонемой испанец.

— Что-о-о? Вы издеваетесь?!

— Да-да, — подтвердила Дивна, — именно глухонемой, чтобы не взболтнул лишнего, основным движениям языка глухонемых я тебя научу. Я буду твоим переводчиком и референтом, и сама буду говорить, то, что нужно.

— Ты даже язык глухонемых знаешь? — удивился я.

— Да, у нас в Югославии показывали новости с сурдопереводом, вот я и выучила.

— А глухонемые из разных стран могут общаться между собой, это интернациональный язык?

— Не знаю, об этом я не задумывалась.

Было очень странно услышать от нее, что она что-то не знает. Создавалось впечатление, что она знает абсолютно все, и даже больше чем все. На любой вопрос у нее всегда был ответ и толковое объяснение. При этом она была не из тех отличниц-всезнаек, которые становятся такими только благодаря неистовой зубрежке и нездоровому усердию. Было ощущение, что все свои знания она получает прямо из воздуха, и лично для нее открыт какой-то неведомый информационный канал, из которого она черпала интересные мысли, цитаты, философские рассуждения и духовные смыслы. Да, она была очень умная, очень красивая и, к тому же еще очень хитрая. Термоядерная смесь надо вам сказать. С такой девушкой иметь дело интересно, приятно и опасно одновременно. Ведь неизвестно, что будет, если настроишь ее против себя. Все-таки хорошо, что мы тогда остановились на дороге. Хотя…

— И по легенде у тебя очень печальная судьба, — это уже Гинтас включил свое больное воображение. Ты родился и вырос в Испанской Каталонии вдалеке от цивилизации в убогой деревушке в семье католического священника дона Хамона. С детства у тебя проявился интерес к творчеству. Но твои родители были строгих взглядов и не только не поддерживали, но и всячески мешали тебе раскрыть свой талант. В своем творчестве ты пользовался подручными средствами, потому что краски, кисти и холсты тебе, разумеется, никто покупать не собирался. Однажды тебя очень серьезно наказали за то, что ты нарисовал мать Терезу углем на белой стене церкви. За это тебя посадили в подвал. Отец считал, что в тебя вселился бес и всячески пытался его изгнать. А мать плакала и усердно молилась. Но даже в подвале ты не унимался и делал скульптурные композиции из песка, глины и коровьего навоза. Было принято решение отвезти тебя в Барселону и положить в психушку. Впервые попав в город, ты был очень напуган и реально производил впечатление неуравновешенного подростка. А увидев музей современного искусства и огромные красивые афиши, ты начал активно жестикулировать, пытаясь объяснить отцу, что хочешь попасть туда и это именно то, что тебе нужно. “Спокойно, спокойно”, — говорил отец и гладил тебя по голове, — “сейчас мы с тобой пойдем к доктору, и он нам обязательно поможет”. Эту душераздирающую сцену случайно увидел американец, помешанный на современном искусстве и, подойдя к вам, предложил свою помощь. И пока он общался с твоим отцом, ты взял у детей цветные мелки и нарисовал какую-то гениальную композицию прямо там на асфальте. Увидев это, американец тут же предложил выкупить права на твои произведения на 5 лет вперед, отсчитав твоему отцу кругленькую сумму в долларах. Еще он пообещал, что на закрытии выставки он представит тебя продвинутой публике как юное, но очень перспективное дарование и твоя жизнь волшебным образом изменится. И он выполнил свое обещание, и вот ты уже объездил весь мир, выставлялся на самых лучших площадках всегда с большим успехом. Теперь в твоих планах посетить страны бывшего СССР.

Я молчал и никак не реагировал.

— Ладно тебе, не переживай ты так, — это Дивна, увидев, что я совсем расстроился, попыталась меня успокоить, — это только сначала тяжело будет, а потом ты втянешься, и может быть тебе даже понравится. При этом было видно, что она едва сдерживает смех. А Гинтас даже не пытался сдержаться — хохотал, как придурок.

**************************

Вот так за разговорами, не замечая времени, мы подкатили к Российско-Эстонской границе. Мы подъехали к первому шлагбауму, который был закрыт и остановились. Наше внимание привлекли новые таможенные посты, которые появились здесь лет пять назад.

— Давно я здесь не был, — сказал Гинтас, — все так изменилось.

— Да, раньше здесь просто прямая дорога была, а теперь понастроили границ, и кому это вообще надо было?

Тем временем шлагбаум открылся, и мы встали в очередь, состоящую всего из трех машин, и надо сказать, что все происходило довольно быстро:

— Добрый день, выходим из машины, двери оставляем открытыми, так-так, ставим чемоданчики на прозвончики, быстренько-быстренько, запрещенного ничего не везете? Документики в окошко.

Югославский паспорт — без проблем — штамп — счастливого пути. Порядок.

Советский паспорт (мой) — цель Вашего визита? — штамп — всего хорошего. Порядок.

Тем временем пограничный спаниель Маркус обнюхал нашу машину и ничего запрещенного не нашел — хороший песик, молодец.

Советский паспорт Гинтаса…

— Так, а Вы военнослужащий?

— А что, по мне заметно?

— Нет, в базе данных Вы числитесь как военнослужащий.

— Ну, да.

— Тогда, будьте добры удостоверение личности.

— Пожалуйста.

Долгое, придирчивое изучение всех документов — штамп — удачи на дорогах. Ну, наконец-то.

Мы отправились к эстонскому посту, точно зная, что там все будет намного дольше, ведь это же эстонцы, они даже сидят медленно. Нас встретил типичный эстонец, который мне сразу не понравился. На голове у него была лысина, а на лице щетинились неряшливые усы, выращенные, вероятно, для компенсации нехватки волос на голове. Те редкие пряди, которые у него там остались, были старательно уложены в противоестественный зачес в безнадежной попытке прикрыть подвергшийся опустошению район. Он был серьезен, как директор похоронной конторы и все делал молча, будто бы не знал русского языка. И конечно очень медленно. Минут через десять подошел его коллега. Он был более приветливый и даже поздоровался с нами по-русски. Дело пошло немного быстрее. Я обратил внимание на свору псов, лежащих в тени с высунутыми языками:

— А это ваши пограничные собаки?

— Да, — ответил приветливый эстонец.

— А где вы набрали таких двортерьеров?

— Мы их нигде не набирали. Мы провели границу в том месте, где много собак.

Было удивительно встретить эстонца с неплохим чувством юмора.

Тем временем угрюмый эстонец внимательно изучал наши документы. Наибольший интерес у него, разумеется, вызвало удостоверение Гинтаса. Он долго перелистывал страницы, вчитывался в текст, сморщив лоб и беззвучно шевеля губами.

— Vene okupandiks, — вдруг пробубнил себе под нос угрюмый.

У меня отвисла челюсть, у Дивны округлились глаза, и только Гинтас с виду казался невозмутим, хотя я точно знал, что за такие слова он может проломить этому бедолаге череп.

— Гинтас, держи себя в руках, — попросила Дивна.

— Это провокация, не поддавайся, — попытался вмешаться я.

Нелепость этой ситуации заключалась в том, что мы все поняли, что сказал эстонский таможенник. Vene — так эстонцы почему-то называют русских. Второе слово в переводе не нуждалось.

— Русский оккупант, говоришь? — Гинтас говорил спокойно, но это спокойствие не предвещало ничего хорошего, — независимыми себя почувствовали?

На протяжении всей своей истории вы были независимы всего двадцать лет, и то случайно после октябрьского переворота. И очень быстро ее потеряли. Вы вообще ничего не сделали, чтобы отстоять свою мнимую псевдонезависимость, в отличие от тех же финнов, которые с оружием в руках доказали, что достойны быть свободными. Потому, что у вас зависимая психология и ваша судьба — всегда кому-то подчиняться. И даже во время войны у вас не возникал вопрос, как стать независимыми. Вопрос был в другом — от кого лучше зависеть: от Вермахта или от Советского Союза? Кто сильнее, тому вы и подчиняетесь. Русские оккупанты во всем виноваты? Да, это русские оккупанты построили для вас заводы, фабрики, электростанции и порты и превратили вас в индустриально развитую республику. А сейчас вы независимы формально, в ближайшее время и Европа и США очень быстро вас поглотят и не подавятся. И вообще от пролива Босфор и во всех направлениях — это все исконно русские земли.

Угрюмый отложил наши паспорта в сторону.

И тут вдруг вмешалась Дивна:

— Tere! Kuidas läheb?

Похоже было, что она говорит по-эстонски, и в этом не было ничего удивительного, ведь мы уже много знали об ее уникальных способностях. Удивительно было другое. Оба эстонца уставились на нее и, не отрываясь, смотрели все время, пока она говорила. Дивна говорила быстро и закончила через 2-3 минуты. Эстонцы как будто бы зависли.

Первым очнулся приветливый эстонец. Он взял наши документы, поставил штампы и отдал Дивне. Она забрала их резким движением, развернулась и быстро пошла к машине. Мы последовали за ней.

Затем мы сели в машину и, отъехав немного остановились на какой-то парковке, чтобы обсудить произошедшее и сделать выводы.

— Гинтас, ты нас всех чуть не подставил, — Дивна была очень недовольна.

— Он меня спровоцировал.

— Надо контролировать свои эмоции, тебя так легко спровоцировать?

— Я должен был ему ответить, он, что совсем страх потерял?

— Надо было дождаться, когда он поставит штампы в документах, потом уже высказываться. Сначала результата достичь, потом эмоции выплескивать. А так мне пришлось за тебя отдуваться.

— И ты с этим отлично справилась, — это я уже попытался как-то сгладить конфликт.

— Да, — ответила Дивна, — и было бы неплохо, если бы каждый из нас отлично справлялся с подобными ситуациями. Не дай Боже у меня что-то пойдет не по плану! Могут быть серьезные последствия для многих людей… Возможно и для нас…

— А какой у тебя план? — попытался уточнить я.

— Скоро сами всё узнаете…

— Ну, да ты права, надо было еще немного сдержаться, а потом уже говорить все, что думаю. Извини, — сказал Гинтас.

— Ладно. Я, честно говоря, тоже не сдержалась бы, если бы что-то подобное сказали о сербах. Во всех конфликтах в нашей стране почему-то сербы виноваты, хотя мы всегда были за единую Югославию, также как русские за Советский Союз.

— Да, была такая страна…

— Дивна, а ты с ними по-эстонски говорила? — спросил я.

— Почти.

— Это как?

— Да эти эстонцы сами плохо язык знают, они только русские слова умеют растягивать, а я немного знаю, ну и по ходу дела добавляла похожие слова. Короче, это был псевдо эстонский язык, если так можно выразиться. Но дело тут совсем не в языке.

— А в чем же?

— Я не могу тебе прямо сейчас все рассказать, извини.

Около сорока километров мы проехали молча.

— Ну что, чем дальше займемся? — спросила Дивна.

— А давайте какой-нибудь бизнес замутим? — предложил Гинтас.

— Давайте! — моментально согласилась Дивна.

Похоже, она была та еще аферистка.

— А вы не думаете, что сейчас не самое лучшее время, чтобы мутить бизнес? — моя попытка как-то их вразумить ни к чему не привела.

Конец ознакомительного фрагмента.