Одержимость

Helga Duran, 2022

Моя жизнь была и так не сахар, но ужасное событие, случившееся в ночном клубе, где я работала, превратило ее в настоящий кошмар. Мой работодатель заступился за меня и забрал к себе домой, чтобы защитить от бандитов. Вместе с тем, его дом стал для меня тюрьмой. Страшнее человека, чем Зотов, я еще не встречала. Этот жестокий, холодный и безжалостный мужчина предложил мне сделку – я помогаю ему сблизиться с его бывшей женой, а взамен он решает все мои личные проблемы. Втянув меня в целый спектакль, задуманный для бывшей жены, мужчина захотел заполучить и меня. Теперь все стало еще хуже, ведь он не может понять, какой женщиной он одержим больше. (Продолжение "Девочка-криминал". Можно читать отдельно.) Содержит нецензурную брань.

6. Никита

С тех пор, как Валерия и Кир оставили этот дом, он стал совершенно мертвым. Тут и раньше было не радостно, но теперь я чувствовал себя одиноким, как никогда. Я был покойником, добровольно запершим себя в этом склепе, полном чудовищных воспоминаний.

Во мне самом что-то умерло. Огромная темная дыра, чернее моей собственной сущности, поселилась во мне навсегда. Я пытался ее залатать. Алкоголь не помог, война с Одинцовым уже остопиздила, на других женщин у меня не стоял. Дыра во мне только ширилась, поглощая все, что можно, даже воспоминания о любимой женщине, оставляя только боль и отчаяние.

Чтобы доказывать своему собственному разуму, что Валерия мне не приснилась, что я не выдумал ее существование, я приходил в комнату, где она жила, ложился на ее кровать и обнимал игрушечного зайца, которого я ей подарил. Частичка девчонки, которая почти стала моей, согревала меня, заставляла вспомнить, что я еще жив, хотя бы физически.

Здесь было довольно пыльно, потому что я запретил прислуге даже заходить в этот храм воспоминаний, но некоторые вещи, как мне казалось, до сих пор хранили запах моей любимой девочки.

Вот и сейчас я лежал на кровати, где мы спали вместе, и предавался воспоминаниям. Перед глазами возникло почти детское личико Валерии, ее губешки, сладость которых мне никогда не забыть, и я почувствовал эрекцию. Она навела на меня порчу? Заколдовала? Иначе, как объяснить то, что мой член отказывался работать в присутствии других женщин?

Я присматривался к каждой девушке, что попадала в поле моего зрения, но ничего в моих штанах не шевелилось. Эта странная импотенция меня жутко напрягала, как думаю, напрягала бы она абсолютно любого мужика на моем месте. Если бы Валерия продолжала оставаться моей женой, разве парило бы меня то, что я равнодушен к остальным бабам? Да, ничуть! Но не было Валерии, и никого другого тоже, поэтому мой изъян сводил меня с ума.

Почти два года, как я закончился, как мужик. Вначале я успокаивал себя тем, что мне просто опротивели шлюхи. После девственной Валерии они представлялись мне грязными и непривлекательными. Тогда я нашел целку: блондинка, ноги от ушей, сиськи — загляденье. Отвалил за нее хуеву тучу бабла, но когда дело дошло до траха, у меня просто не встал. Бедняжка сделала все, что смогла, все, что ей было по силам в рамках своего опыта, но тщетно. Я наорал на неудачно дебютировавшую путану и прогнал ее прочь. Больше попыток трахнуть какую-нибудь девушку я не предпринимал, но оценивать женский пол с точки зрения «я бы вдул» вошло уже в привычку.

Сегодня Валерии исполняется двадцать. Я купил ей золотую цепочку с бриллиантовой подвеской в подарок. Сам выбирал, лично. Как я мог доверить выбор подарка для самого дорогого человека в моей жизни кому-то еще? Я был в состоянии скупить весь ювелирный магазин целиком, но купленное мною украшение выглядело весьма скромным. Я просто не знал вкусы девчонки, а мне хотелось, чтобы ей понравился мой подарок, чтобы она носила его, как напоминание обо мне.

Как я сейчас ношу на шее свое обручальное кольцо и перстень «Всевластия». Они болтаются на одной цепочке, не давая забыть мне прошлое. Эти кольца и отсутствие пальца были, как насмешка надо мной. Так я смеялся сам над собой. Конечно же, никому другому я не позволял потешаться над своими промахами, разве что Климу, и то изредка.

Долго не мог уснуть. Встреча с Уманскими волновала меня до трясучки. Столько раз я представлял эту самую встречу. Столько раз я мысленно разговаривал с ними обоими. Чаще с Киром. Валерию в своих фантазиях я любил. В основном нежно, но бывало, что и ебал безбожно — зависело от настроения.

Боялся ли я, что меня Уманские на порог не пустят? Нет. Раньше боялся, а теперь мне стало глубоко фиолетово. После всего того, что я нахуевертил, после всего пережитого и долгой жизни в каком-то забвении, я уже ничего не страшился. Открытая неприязнь от дорогих мне людей — это такая мелочь в сравнении с самоедством и жалостью к себе.

Попросить прощения у Уманских? Мне было не сложно, только вот слова мои прозвучат совершенно неискренне. Единственное, в чем я считал себя виноватым, так это в том, что скрывал правду, и свою, и чужую. Поступить иначе я не мог, так за что челом бить?

Если бы я смог все вернуть назад, поступил бы я так же? Однозначно да, иначе, меня не было бы в живых. И о том, что я с Вакулой связался не жалею, и о том, что его приказов побоялся ослушаться тоже. Если бы я пошел по другому пути, то не встретил бы Валерию, а Кир бы спился и руки на себя наложил.

Все обстоятельства и события тянулись, цепляя одно за другое, и затягивались на моей шее петлей. Мне нужен был глоток свежего воздуха, какая-то эмоциональная встряска, пусть и не очень приятная, только чтобы снова почувствовать себя живым.

Проснулся я ближе к обеду, с больной головой, потому что мало выпил вчера. Всегда плохо сплю, если не напиваюсь на сон грядущий. Кошмары прошлого преследуют меня даже во снах. К моей ебучей импотенции прицепом шел алкоголизм — шикарный наборчик.

Я рисковал закончить, как мой папаша. Он умер от цирроза печени, а я даже не знал, что его уже нет — такой я сын. Набравшись смелости, я все же навестил мать. Прошло столько лет, но ничего не изменилось. Мать пила все так же по-черному. Узнал ее с трудом, как и она меня. Я ждал, что что-то дрогнет в ее материнском сердце, что она обрадуется моему появлению, но она просто жалостливо попросила денег на бутылку.

Квартира, где я родился и рос до 14 лет, превратилась в настоящий бомжатник. Света, как и газа не было давно — отключили за неуплату. Даже находиться в ней было неприятно, а я много грязи повидал. Сжечь бы тут все дотла, да и дело с концом!

В серванте я обнаружил свои детские игрушки. Мать их бережно хранила, не знаю зачем, но сохранились они неплохо. Я прихватил с собой машинку, пистолетик и мать, и решил больше сюда никогда не возвращаться.

Маму пришлось поселить в лечебницу, типа пансионата. Я не мог смотреть на то, как она пьет, да и на нее саму смотреть не мог. Навещал ее редко, для галочки, чтобы успокоить совесть, но трезвая жизнь действительно пошла ей на пользу. Что-то человеческое начало проявляться в ее облике, и меня это успокаивало, значит, я все делал правильно.

Я неустанно задавал себе один и тот же вопрос на протяжении всей жизни — если бы мои родители не были алкашами, и любили бы меня так, как полагается родителям, как сложилась бы моя жизнь? Что если бы я не стал бандитом, а был бы спортсменом, учителем или врачом? Ответа я так и не нашел. Единственное, что я понял, что я не хочу сдохнуть, как папаша, но в чем-то я был на него похож. Я так же, как он, проживаю свою жизнь бесцельно, у меня нет жены, нет детей и нет будущего. Сергей Зотов хотя бы оставил после себя наследника. А что я?

Купив по дороге букет неизменно белых роз для именинницы, в назначенный час я был у дома Уманских.

Обычный кирпичный двухэтажный домишка, ни чем не отличался от других домов в пригородном поселке. Уманские, не смотря на то, что были миллионерами, не шиковали, а может быть, просто старались особо не выделяться на фоне остальных?

Я вытер вспотевшие ладони о брюки, взял в руки подарки для Валерии и вышел из машины. У ворот уже было припарковано две тачки. Одна Климова, а вторая навороченная спортивка мне не была знакома. Я велел охране ждать меня у ворот и позвонил в звонок.

Во дворе залаяла собака, и послышалось какое-то движение. Сердце, будто с цепи сорвалось, забухало, по всему организму, закладывая уши. Эти несколько минут, показались мне вечностью.

Звякнул засов на калитке, дверь приоткрылась, и я перестал дышать. Кто вышел меня встречать? Хозяйка дома или сам хозяин?