Когда Вадя был маленький

Ivolga (Анастасия Каляндра) (2024)

Когда Вадя был маленький, с ним часто случались всякие невероятные события. Как и с любым малышом в таком возрасте. Вот например: однажды, когда Вадя был маленьким, он ходил вместе с мамой в парикмахерскую и там очень боялся страшной гудящей машинки, но всё-таки справился со своим страхом и стал совсем красивым. А потом он чуть не потерял свою маму, но всё обошлось. А в другой раз — маленький Вадя решил, что он очень болен, ведь не смог поднять папину большую гантель, и понял тогда, что ему нужно съесть побольше каши чтобы выжить. А был ещё такой невероятный случай, который раз и навсегда отучил Вадю кричать и плакать когда ему что-нибудь не нравилось. Ведь он совсем не хочет быть похожим на странного игрушечного медвежонка, который ведёт себя уж очень как-то неприлично!.. В этой маленькой книжке юный читатель найдёт для себя несколько полезных уроков, ну а что самое главное — сможет посмеяться немножко, наблюдая за забавными приключениями маленького Вади. Приятного Вам чтения!

Новая мама

Один раз, когда Вадя был маленький, он пошёл вместе со своей мамой в парикмахерскую. Сначала его там посадили в бо-оо-ольшое кресло и зачем-то накрыли огромной клеенкой. Он подумал — что это, наверное, от пыли. Чтобы он, Вадя, пока тут сидит, не успел бы совсем запылиться. А значит — подумал он — сидеть ему здесь придётся ещё очень долго. Где-то наверное с месяц. И от скуки он начал во всю болтать ногами и тарабанить руками по креслу. А потом и совсем расстроился и чуть даже не заплакал. И мама сказала ему:

— Не балуйся!

А потом поцеловала и сказала ещё:

— Сейчас ты у нас будешь кра-ааси-вый!..

И Ваде захотелось заплакать ещё больше от того, что его мама, оказывается, до этих самых пор, считала его некрасивым совсем, да ещё и предательски это скрывала!..

Но совсем сильно ему захотелось заплакать тогда, когда какой-то незнакомый бородатый дяденька подошёл к нему с громко ревущей машинкой и огромными ножницами, а мама, желая, наверное, подбодрить своего сына — опять наклонилась к нему и сказала:

— Во-оо-от!.. Сей-час тебя сделают кра-си-иивым!..

И Вадя так испугался, что сейчас его будут делать красивым совсем не так, возможно, как ему нравится, совсем, вообще, неизвестно как (ведь, может быть — его красоте, по мнению мамы и мужчины с бородой, мешало, к примеру, его ухо, над которым жужжала оглушающе грозно эта непонятная машинка, или, скажем, нос… и что-нибудь из этого хотят сейчас подровнять или отрезать!)… Так испугался Вадя, что начал плакать и кричать, да так громко, что даже гудящую машинку совсем не стало слышно! А ещё начал так сильно вертеться и вырываться, когда мама его попыталась взять за руку и успокоить — что, кажется — под ним бы вот-вот сломалось кресло. Машинка замолчала — видимо она сдалась, ведь поняла, что с таким громким мальчиком ей тягаться нечего. А бородатый мужчина чуть-чуть отошёл, потом отложил в сторону ножницы, и снова подошёл к Ваде — уже без них. Дядя присел рядом с ним — так же, как и мама — на корточки.

— Да ты не бойся. — сказал мужчина с бородой, улыбаясь, — Я же тебя не съем!

Так, почему-то, всегда говорили ему все, к кому бы он только не приходил в кабинет — хоть взять медсестру, которая кусала комариком и так брала у него кровь, а в замен отдавала печеньку с чаем… Хоть стоматолога, которого почти что не видно было за ярким-ярким светом лампы, которую включали, чтобы лучше увидеть все Вадины замечательные — шатающиеся так, что любой эквилибрист в цирке позавидовал бы — молочные зубы… хоть даже и странную тетеньку логопеда, которая любила почему-то, как маленькая совсем, говорить отдельные, несвязные слова… очень чётко их, при этом, проговаривая, и подстрекая то же самое делать и Вадю… Ну или, ещё иногда, любила рычать на него, как настоящий тигр… Все это говорили. И Вадя не удивился. Его, вообще, больше всего удивляло в такой ситуации то, что взрослые, вроде бы, люди, вдруг каждый раз додумываются до того, чтобы решить за него, что он боится, что его съедят или укусят!.. И даже сказать ему это! Такая бессмыслица! Ведь такие глупости он давно уже не думал. Ему так кажется, что с самого даже рождения!.. А вот, взрослые люди все, лишь только встречают его — так сразу и думают, что он так молчит и смотрит серьёзно и надувшись, и держится всё поближе к маме — совсем не из приличия и вежливости в общении с незнакомыми людьми — а из-за того только, что боится — как бы его этот дядя в халате, или эта тетенька в бусах и причёске, вдруг, всего, не съели!..

Иногда Ваде совсем становилось обидно. Ведь, мало того что этим ему незнакомые дяди и тёти в лицо говорили, что он выглядит каким-то совсем невкусным — так ещё и, выходит — что, несмышленным.

И вот опять ему это сказали!..

На этот раз — страшный дяденька с бородой. И Вадя от обиды ещё немного подрыгал ногами. Но потом перестал. Потому что дядя с огромной своей бородой взял и вручил ему конфету! А это уже другой разговор. Но всё равно, Вадя ещё пару раз всхлипнул им всем в назидание, а потом уж только успокоился и принялся жевать ириску. А страшный дядя в это время стал делать его, наконец, красивым.

Вадя подумал что как-то странно он представляет себе красивого мальчика! Красивый мальчик в его представлении выходил таким, что на голове у него становилось всё меньше волос, а на плечах и коленях — прикрытых прозрачной плёнкой — всё больше. Это было очень странно, ведь Вадя раньше такой красоты ни у кого не видел. Ни у одного мальчика в саду и на площадке. Выходит что все они, кроме него, были просто некрасивыми, а вот он-то теперь и красивый будет!

Хотя после того как бородатый дядя наконец выключил свою машинку — он, для чего-то, забрал у Вадика всю ту часть красоты, что была у него на коленях и на плечах, и остался наш Вадик лишь только головою красивым. Но мама, всё равно, очень радовалась, ведь Вадик был теперь совсем какой-то новый, когда отражался в зеркале… А старый ей, видимо уже успел поднадоесть. Вот потому она и радовалась. Так Вадик решил и решил он ещё, что:"ладно! Пускай уж радуется моя мама!"Главное только чтобы нового Вадика кормили дома точно так же как и прежнего. А не так что — как-нибудь там поменьше. Ведь, тоже может быть, что ему теперь скажут:"Вот, нет!.. Нельзя тебе теперь, Вадичка, столько же кушать, сколько и раньше! Ведь у тебя, вон насколько волос теперь стало меньше! А на другую массу тела — и рацион должен приходиться соответствующий."

А когда Вадя слез с того кресла, где он сидел, и где его сделали только что красивым — так оказалось, что мама его тоже туда хочет садиться и делать красивой ещё и себя.

И Вадя подумал, что это странно, что мама не плачет и не болтает ногами. Ведь к ней даже никто не садится рядышком на корточки, и не даёт конфету, и не говорит что нужно чуть-чуть посидеть смирно. Она совсем какая-то скучная. И, видимо, конфету совсем не хочет. И Ваде стало так скучно смотреть на то как мама сидит и ничего такого интересного не делает — что он аж начал ходить, и маршировать кругами по комнате, и бить руками в воображаемый барабан, и ещё петь во весь голос. А мама не поняла что это он так поёт, как соловей академический, а взяла и сказала ему:"Не кричи", на что Вадя начал ещё чуть-чуть погромче петь, чтобы мама уж точно его песню расслышала и похвалила.

Но тут вдруг пришла к нему девушка, которая работала в парикмахерской и сказала:"А пойдём пока в детский уголок — и там поиграешь, да?.. Там у нас игрушки есть… И машинки!.."

И Вадя взглянул на маму свою, чтобы узнать — как решится теперь-то его судьба?.. И мама решила ему судьбу, сказав: — "Ну если хочешь — пойди поиграй. Но только веди себя тихо! И ни с какими незнакомыми людьми на улицу не выходи!"

И Вадя очень обрадовался, что он теперь поиграет чуть-чуть в чужие игрушки — а это всегда гораздо веселее, чем играть в свои. Ведь свои ты уже все знаешь, а чужие — ещё для тебя новый мир. И он, как послушный ребёнок, стал вести себя в детском уголке очень тихо… И только петь громко. А вести себя — очень, очень тихо, уж это да.

Но только вот, тех самых игрушек, что девушка ему обещала — здесь оказалось совсем и немного. Зато очень интересные. Например был лабиринт, где нужно было рукою водить медный шарик по дорожке такой, в дереве вырезанной. И это такая игра, которая мало когда надоедает. Ведь можно так бесконечно катать шар туда-сюда. А ещё там была такая интересная игра, как стол. На столе были листы бумаги, которые уже были порядком изрисованы другими детьми, а ещё — сколько хочешь карандашей!.. Правда те все почти не писали. Будто бы они и не карандаши, которые, вообще-то, должны писать всегда — а какие-то выдохшиеся, уставшие от жизни фломастеры.

И Вадя долго тут играл. Ведь мамы долго не было. Должно быть — это от того, что у мамы гораздо больше было волос в голове, чем у прежнего некрасивого Вадика, и чтобы её сделать красивой — требовалось куда больше времени.

Конец ознакомительного фрагмента.