Open look, или Счастье видеть

Olga Lars, 2023

Повесть, в основе которой тема фотографии складывается в нелинейную историю из череды воспоминаний и реальных событий, возникающих как фотокарточки из коробки. Чтобы фотографировать – нужно жить. А чтобы жить – нужно не только думать, но и примечать, видеть и чувствовать. Вместе с героем-другом, который рядом в любое время, мы гуляем и размышляем, смотрим и видим, чувствуем, снимаем. Жизнь вмиг становится счастливее и светлее, ведь фотография – это светопись. Но мы не найдём в повести советы начинающему фотографу, трюки или хитрости – это не творческий челлендж. Это путь познания и самопознания, обретения своего смысла. Живые, не ученические, занятия после каждой главы делают повесть не просто книгой, а совместным общением в настоящем времени. Подходит для детей от 12 лет и взрослым. Многие варианты занятий возможно использовать с детьми от 7 лет. Повесть иллюстрирована авторскими снимками и дополнена личными размышлениями на тему фотографии. Ткань повествования соткана из жизни автора – её личности, окружения, близких людей, дневниковых заметок и писем – и собрана в один «пазл». Яркая, ликующая и очень-очень тёплая история, которая пробуждает радость и ностальгию, прикасаясь к сердцу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 2

Мими

Нет, любимая моя Лина, это никогда не было твоим воображением — дети долго не теряют способность слышать мир, разговаривать с животными, мысленно понимая друг друга без слов. И я отчётливо помню день нашей встречи. Темно. Пахнет молочной пенкой и ещё чем-то вкусным. Флисовая изнанка куртки обнимает, как мама. Наконец-то тепло, чувствую свои лапы и, наверное, даже плачу. Твоё сердце настукивает колыбельную, под которую я впервые провалилась в спокойный, глубокий сон, как в море. Если бы ты не нашла меня, смогла бы я пережить в коробке ещё одну морозную весеннюю ночь?

Вы жили тогда в замечательном маленьком городе, который соседствовал с мегаполисом. Вроде, обычный спальный район, но дух и аура истории висели в воздухе. Утыканный современными серыми зданиями-близнецами, между которыми то здесь, то там возникали старинные жёлтые и розовые домики с лепниной, как потерянные в детском кармане мармеладки. Рядом ютились частные дома с огородами и садами. Город утопал в старых и новых парках, в озёрах и водоёмах. Многоэтажек почти не было, а расположение у берега залива давало много воздуха и неба.

На первый взгляд здесь не было даже привкуса одиночества, безнадёжности и безысходности, люди словно просеяны через сито надежды. По утрам из окон пахло молочной кашей. Дворы такие просторные, зелёные и тенистые, что в них вывешивали сушить бельё, одеяла и пледы. Всё по-домашнему уютно, а где-то рядом шумит мегаполис. Однако я успела увидеть изнанку этого благополучия и знала, как по ночам бывает темно и тоскливо. Как хочется, чтобы наступило утро и чайки выплакали за тебя всю грусть.

Прошло совсем немного времени, и в один из тёплых апрельских дней домой вернулась мама. Она принесла с собой свёрток, пахнущий нежностью и молоком. Младенец был такой чарующий своей почти прозрачной кожей, пальчиками, которые просвечивали на солнце, тоненькими, как паутинка, волосиками, что хотелось забраться к нему в колыбель, смотреть на него и трогать лапкой.

— Кошка, тебе нельзя, — говорила мама и доставала меня из его кроватки. Она разговаривала мягким, как свежий хлеб, голосом. Когда малыш спал, мне казалось, что это только моя мама.

В один из вечеров я смотрела на вас, думая о том, какие вы красивые и разные. У папы — рыжие волосы и усы, а глаза коричневые, как шоколад. От этого он казался особенно тёплым, но не как лето, а, скорее, с привкусом осени, когда всем хочется сидеть дома, укутавшись в плед, смотреть из окна на золотые листья и пить горячее какао. Мама была младше папы и напоминала раннюю весну, пришедшую после долгой зимы. С голубыми глазами цвета ясного февральского неба и русыми волосами, лежащими плотными волнами. Ты была рыжеволосая и кареглазая в папу, а кудрявая — в маму, стеснялась своих непослушных волос.

— Какая она милая, — сказала вдруг мама, посмотрев на меня.

— Какое у неё милое пятнышко на носике, — сказала ты.

Я хотела ответить, что вы тоже очень милые, но получилось: «Ми-ми-ау!»

Папа оторвался от чтения книги и поднял глаза.

— Мими. Значит нашу кошечку будут звать Мими.

— Мими, Мими! — Ты захлопала в ладоши, подхватила меня на руки и закружила так, что вся комната завертелась перед глазами каруселью. — Пойдём к зеркалу, смотри какая ты красивая, Мими!

Но я бы сказала, что была скорее смешная, чем красивая. Разноцветные рыжие и черные пятна расползлись по короткой шерсти. Грудка и лапы — белые, хвост — чёрный. Под светлыми зелёными глазами торчал розовый нос, еле заметный среди рыжего и чёрного пятна. Зато подушечки лап были скрыты в такой густой шерсти, что движения становились почти бесшумными.

Дни тогда пролетали как электрички за окном — шумно и быстро. Каждое утро казалось, что по квартире носятся десятки, а то и тысячи, ног. Голоса бурлят, как весенний ручей.

— Лина, Лина, ты проснулась? Ты встала?

— Дорогая, ты не видела мой галстук?

— Завтрак готов!

— Уа-уа-а-а!

— Кто-нибудь, успокойте малыша!

— Лина, где ты? Мы опоздаем в садик!

Пахло сбежавшим на плиту молоком, подгузниками, мятой, кожей и ещё чем-то резким и неприятным.

— Дорогой, вынеси коляску на улицу!

— Да, уже вынес. Я на работу, до встречи вечером!

— Лина, ну что ты там, ещё не оделась? Ты же уже большая девочка! Будешь так копаться, ничего в жизни не успеешь!

Аты, по правде сказать, была ещё совсем маленькой девочкой — в июле исполнилось всего шесть, и тебе очень хотелось, чтобы мама помогла завязать эту неудобную шапку. А ещё ты искренне не понимала, почему вы каждое утро вовремя встаёте, так быстро бегаете и всё равно ничего не успеваете.

Выходные дни мало чем отличались от будней. Они начинались с плача малыша, и все вставали не выспавшись. Завтрак готовил папа. За столом можно было сидеть в пижаме, а тебе разрешали взять тарелку и смотреть мультики в комнате. Папа брал кружку с чаем и отправлялся читать книги.

В один из таких дней мама вздохнула и посмотрела в окно.

— Скоро совсем станет тепло, Мими…

Она взяла меня на руки и гладила. Руки её — заботливые, лёгкие и пахнут молоком. Это так приятно, что я замурчала.

До вечера я просидела на подоконнике. Каждый день за окном происходило почти одно и то же, но никогда не повторялось. Утром люди спешили, преодолевая ветер с залива и своё нежелание выходить из дома. Тянули за руки ещё сонных детей. Шапки сбивались, терялись варежки. Кто-то плакал громко, а кто-то — про себя. Старая электричка свистела, словно тренер в сиплый свисток, чайки хриплым голосом подражали. Потом всё успокаивалось, и дворники спокойно убирали улицы. В тот день ветер трудился вместе с ними — раскачав высоченные кроны тополей, вымел, как мётлами, все хмурые облака и тучи. Вытащил на небо солнце. Разбудил его. Земля вмиг согрелась, снег растаял, по тропинкам и дорожкам потекли ручьи. Выхватил из-под оттаявшего снега старые осенние листья и ветки и унёс куда-то вдаль. Разбудил спящие кусты, которые, проснувшись, зарделись румянцем.

С залива долетал запах моря, хотя оно было ещё подо льдом. Доносился щебет птиц, чьи гнёзда трепетали на деревьях, как флаги. Всё ликовало. Солнечные лучи проникали сквозь снег, ветви и траву, сквозь сердца людей. Неслись сорванные ветром шапки, потерянные варежки. К обеду стало мягко и хорошо, как будто ветер развеял все недуги, печали и страхи.

А вечером снова свистела электричка, и люди бежали уже домой. Оттаявшие на дневном жарком солнце клочки голой земли к ночи серебрились инеем. Ночи в апреле морозные, часто первые проталины заботливо прикрыты свежим снегом, как одеялом.

Кок проходит твой день, Свет мой? Особенно утро. Расскажешь?

Хорошо, когда в нём всё до капельки нравится, ну а если нет — можно ведь изменить? Как думаешь?

Мои дни часто такие шумные, что спроси кто-нибудь, помню ли я глаза своего папы — не смогу ответить! Но потом я их разглядела, и теперь это уже навсегда. Ещё он смешно бровь поднимает, когда думает. Здорово помнить, какие глаза у твоих любимых. Ты помнишь?

В окно я обычно смотрю по утрам выходных или вечером будней, когда в комнате уже не горит свет. Я смотрю в глаза уличным фонарям, и им становится не так грустно. Бывает, они расскажут, как вообще день прошёл, что происходило на улице. Им ведь совершенно не с кем поделиться! Представляешь? И, оказывается, столько всего было, а мне все дни кажутся одинаковыми.

Расскажи, что за твоим окном?