Коан Янг 2

Stan Wesley, 2022

Спустя пятьдесят лет забвения Академия Ши-Ян вновь возвращается в строй, но не все так просто: далеко не все в магическом мире готовы закрыть глаза на страшные события прошлого… Пострадавшие от лап Зверя дети, темная магия, что уничтожила целый город… Это ставит Профессора Монтгомери под удар: сможет ли она сохранить целостность Академии на этот раз, когда на воле хищный Зверь, а Судный Совет, кажется, устраивает против нее заговор? Аврора вынуждена просить помощи Коан… Блуждая по пустующим улочкам Города, Тьма отлавливает неугодных и вытягивает их души. Тела отдает в Башню Молчания – ту, что скрыта за Лесом, – а Могильщики скармливают дары стервятникам. С восьмым ударом часов на площадь являются Шептуны, помогая Потерянным обрести себя вновь. Букер совсем не понимает законов Города, в котором он живет. Не ведая ни о Тьме, ни об ужасающих тайнах Города, он продолжает жить обычной жизнью, пока не встречает Обри.

Глава первая. КОАН. МЕККСФОРД

За двадцать лет мне ни разу не довелось побывать в Мекксфорде. По рассказам мамы, если хочешь почувствовать, как остановилось и время, и твои перспективы на будущее, смело переезжай сюда. Долгая депрессия, хандра и серые тучи над головой сопроводят тебя дорогой в бездну. В скромном городке с населением в двадцать три тысячи человек тоскливо и извечно пасмурно. По окну кафе, возле которого я сидела, нещадно стучали капли дождя — он непрестанно лил вот уже четвертый день. Официант любезно принес зеленый чай, одухотворенный, по всей видимости, тем, что со дня приезда в Мекксфорд большую часть времени я провела здесь, став одним из немногих посетителей и единственным завсегдатаем.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Пожалуй, этот официант был самым приятным из всех, что я повстречала в своей жизни. Словно чувствуя свою необходимость, он всегда подходил вовремя и ненавязчиво. Не натягивал рабочую улыбку с сотней рекомендаций по меню, не путался в блюдах, зная виды зеленого чая как свои пять пальцев — будто сам лично собирал его на жарких полях Индии. Правда, выглядел он слегка устало, но в то же время непринужденно и капельку задумчиво. Высокий, статный темноволосый паренек по имени Йонас — так написано на его бейджике. В зале мы находились вдвоем, и я заметила, как после обслуживания моего столика он удалялся к бару — располагался тот в дальнем углу, поперек которого пролегала широкая стойка, а за ней — целая стена добротного алкоголя. Выходит, официант и бармен в одном лице? Впрочем, с такой посещаемостью не грех и обязанности администратора взять… Йонас молча начал протирать бокалы и рюмки бежевым полотенцем, пока на фоне играла расслабляющая мелодия.

— Ты неместная? — вдруг поинтересовался парень, не поднимая на меня взгляд.

Я зачем-то осмотрелась по сторонам — ну да, точно никого нет — и ответила:

— М-м, нет. Из Японии.

— Японии? — сыграл он бровями. — Здорово. Германия.

— Я догадалась по имени, — улыбнулась я.

Наконец, он поднял дружелюбный взгляд, наградив слабой улыбкой в ответ.

— Как тебе Мекксфорд?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Но солнце здесь, видимо, большая редкость.

— Семьдесят процентов льет дождь. Остальные двадцать — тучи, и десять — еле-слабое солнце. Что же тебя сюда привело?

— Люблю… тихие города.

Хотя, тут же подумалось мне, последний тихий город, который я навестила, обратился сущим адом, полным призраков и иллюзий. Естественно, эту часть правды я опустила.

— У Мекксфорда богатая история, — поведал Йонас. — Обычно у маленьких городков судьба такая: им достается больше всего.

Я с любопытством взглянула на темноволосого паренька. Его хотелось слушать.

— Считай, заинтригована. Какая у Мекксфорда история?

Йонас облокотился о барную стойку, сцепив руки воедино, и задумчиво вымолвил:

— Долгая. Непростая. Горькая. А достоверность многих его исторических событий расходится в оценках историков. Оттого и интереснее ее изучать.

Затем его лицо накрыла тень смущения, и он нахмурился.

— Прости, я не спросил твое имя…

— Коан.

— Коан, — повторил он медленно и с неким восхищением в бархатистом тоне. — Красивое имя. Видишь ли, этот город ну очень любит свою историю и гордится ей. В то же время, история Мекксфорда слывет как самая сомнительная и противоречивая. Конечный вид ей придали в годах восьмидесятых, отсеяв уйму странных фактов и гипотез. Теперь та история города, что рассказывается в школьных учебниках, официально считается единственно достоверной. Но так ли это на самом деле, хороший вопрос.

— Вот как. А ты, значит, интересуешься историей?

— Я переехал сюда из Германии, — напомнил он. — Полезно наводить справки о месте, в котором ты, возможно, проведешь не одно десятилетие.

Он достал бутылку янтарного бурбона с одной из полок и мастерски подбросил ее. Бутылка попала прямо в его руку.

— Хвалишься, — съехидничала я.

— Нет, просто стараюсь не терять сноровку.

Йонас предложил выпить бурбон или любой другой напиток из его бара, но я вежливо отказалась. Он воспринял ответ как вызов и взялся уговаривать меня, но я настояла на своем. Допила замечательный зеленый чай, расплатилась и последовала к выходу.

— Завтра! — громко объявил Йонас за моей спиной.

Я обернулась через плечо и вопросительно посмотрела на него.

— Завтра покажу тебе город. Тебе понравится, не сомневайся! Я — отменный гид!

— Хорошо. Если экскурсия окажется интересной, я выпью любой напиток из твоего бара. Идет?

— Ну, гид внутри меня, не подведи, — театрально взмолился Йонас.

Рассмеявшись, я вышла из кафе и раскрыла зонт.

Сегодня у Мизуки был важный день. Она проходила собеседование в городском центре сетей магазинов здорового питания. Насколько я поняла, эта сеть широко распространена в Штатах, особенно в северной части. Исключительно натуральный товар, большой выбор молочной продукции, свежего мяса, рыбы и морепродуктов, хлеба с полезными злаками, кукурузные лепешки, фрукты, овощи — в общем, чего только душа попросит. Называется «Молли». Почему «Молли» и какой смысл вложили в это имя, остается загадкой. Мизуки, во всяком случае, пообещала получить ответ на этот вопрос во время собеседования, хотя я посоветовала задать его, как только ей одобрят работу.

Так или иначе, она позвонила в два, радостно сообщив, что ее сразу взяли. На следующей неделе она официально выходит, а пока ей следовало получить медкнижку.

— Давай отпразднуем! — предложила подруга по телефону.

— Сначала устройся, и отпразднуем.

— Какая ты зануда, Коан! — фыркнула Мизуки. — Ладно. Не хочешь — не надо. Но! Сегодня мы закажем пиццу. И не увиливай!

— Ты же знаешь, я не большой фанат пиццы…

— Что, в Японии пиццу не любят?

— О, не начинай, — вздохнула я. — Это все стереотипы, будто японцы ничего, кроме риса и рыбы, не едят.

— Я не сказала «не едят», я сказала «не любят».

— Любят, — пожала я плечами. — Правда, у нас она называется окономияки. Вряд ли в Мекксфорде готовят окономияки. Да и состав другой.

— Мы можем приготовить ее.

— Да. Хорошая идея!

— Слава богу, ты согласилась хоть на что-то! — выдохнула Мизуки с облегчением. — Устроим вечером домашние посиделки, идет?

— Идет.

Мизуки — сильный человек. Ничто из случившегося не сломило ее. Наоборот — укрепило. Эта девушка просто непробиваемая. Неужели она когда-нибудь плачет или грустит? Ни за что бы не поверила. На прошлой неделе мы оказались в сгинувшем полвека назад городе, полным обмана и иллюзий, городе, где она вне пространства и времени впервые повстречала своих бабушку и деда — и вот, сегодня, как ни в чем не бывало, она спокойно прошла собеседование продавцом в магазин здорового питания.

Это ли не чудо? Не каждый смог бы жить дальше.

До вечера времени уйма, и когда дождь прекратился, я отправилась помедитировать. Национальный парк Мекксфорда служил идеальным местом, где отдыхающим предоставлялась возможность устраивать пикники на небольших лужайках. Так было сказано на одном из сайтов города с яркими картинками, не имевшими никакого отношения к Мекксфорду. Поняла я это, как только добралась до самого Национального парка.

Общее впечатление восторга не вызвало. За ним будто ухаживали вскользь, как если бы ленивая уборщица мыла полы через раз, не выбрасывала мусор и протирала пыль грязной тряпкой. Вялая, серо-зеленая трава длинным пластом тянулась до конца аллеи и разделялась узкими дорожками из потрескавшихся плит. Древесина у скамеек заметно ухудшилась с годами, подгнила или же разбухла от извечных дождей. Хотя сам замысел парка мне нравился — изначально он, очевидно, создавался со стремлением к природности и естественности композиции. Как, скажем, английские парки: много зелени, разнообразных посадок, скромных в меру, и оттого не портящих спокойную атмосферу своей резкостью. Очень жаль, подумала я, что до парка Мекксфорда никому нет дела. Столь прекрасная задумка зачерствела в чьем-то безразличии.

Однако моему делу это не мешало. Мой дед всегда учил, что важно не столько место для медитации, сколько сам человек и его проблема. Поэтому, расстелив свой коврик на влажной траве, я уселась поудобнее, вдохнула аромат свежей земли и сомкнула веки.

Я погрузилась в свой собственный мир. Отдаленный и безграничный. Тихий и светлый. Но одновременно темный, как ночь. Полный пропастей и ловушек. Ошибок прошлого, преследовавших по пятам. Мрачных воспоминаний, затаившихся в углу и поджидающих своего часа.

Выстрел. Что-то пошло не так.

Сердце екнуло.

Я увидела момент из детства. Момент, перевернувший мое сознание вверх дном…

Улочку затянуло вечерним туманом. Он обволок собой до боли знакомый серебряный пистолет, словно мороженое растеклось по горячему асфальту. Дуло пистолета направлено на меня, но я не понимаю, чем это грозит. Что происходит после выстрела? Я смотрю на серебряное оружие, забрызганное свежей кровью, и лишь качаю головой в недоумении.

И тут появляется Сэр.

Я не понимаю его слов, но с ним мне спокойно. Для меня он — друг. Сэр обо всем позаботится и защитит в нужную минуту.

Сердце перестало бешено стучать. Я сделала размеренный вдох, затем выдох. Нельзя позволить пуле вырваться в следующий раз. Один невольный спуск на курок — и резвая пуля всполохнет сознание, разворошив в нем все воспоминания. Будто старая ваза разобьется о пол, оставив от себя лишь осколки.

Почему медитация в какой-то момент обратилась не сеансом освобождения разума и контроля над собой, а психологической атакой? Путь к просветлению перекрыт, точно ветхое дерево рухнуло поперек дороги, и теперь — лишь в обход, где коварно поджидает множество препятствий, безволье и страх.

Глаза пришлось открыть от боли. Руки, сложенные передо мной одна на другую ладонями вверх, жадно вцепились друг другу в кожу и вены. Да так сильно, что до синяков. Мне стало холодно. На самом деле, мне было холодно все это время, но я никак не могла проснуться, будто бы погрузилась в сонный паралич.

В парке заметно потемнело. Солнце, пробивающееся сквозь тучи, размыто и блекло погружалось за деревья, уступая ночи. Надо же, уже седьмой час. Неужели я так долго провела здесь? Наверное, Мизуки сильно злится.

В ближайшем магазине я прикупила продукты для начинки окономияки: яичную вермишель, лимон, ветчину, морские гребешки, белокочанную капусту и соус терияки. Остальное в холодильнике имелось. Об очередях в Мекксфорде не слыхали — к кассе я подошла первой и быстренько расплатилась.

Мизуки открыла дверь с недовольным видом. Я занеслась в квартиру и сразу принялась за готовку, параллельно пытаясь загладить вину, но подруга оказалась отходчивой.

Она сняла квартиру в многоэтажном районе города. Многоэтажном для Мекксфорда означало шесть этажей и не выше. Это было старинное здание, выполненное из темного камня, где еще в восьмидесятых, если верить рассказам Мизуки, застройщик зарезервировал определенную площадь на первом этаже под коммерческий объект, и теперь хозяева, меняющиеся раз в десять лет, продают и пиво, и еду, и цветы, и хозтовары, и пиво. Да, пива действительно много. К счастью, нам с Мизуки повезло — в аренду сдавалась квартира на последнем этаже, и спать под пивным магазином, где орудували полупьяные разгильдяи, нам не пришлось. Впрочем, с шестого этажа их крики тоже доносятся, но не столь громко.

— Я уже раз пять духовку разогревала, — проворчала Мизуки. — А тебя все не было.

— Нужна не духовка, а сковорода. Лучше антипригарная.

— Ты уверена, что это твое «оноко…мякаки» — пицца?

— У о-н-о-к-о-м-и-я-к-и, — произнесла я по слогам, — нет одного рецепта. Это и пицца, и лепешка, и драники. Смотря как ты готовишь и что добавляешь. Для моего рецепта нужна сковородка.

— Угу…

— Что-то ты без настроения, подруга, — оторвалась я от готовки и повернулась к ней. — Неужели потому, что я припозднилась?

— Да нет, мне в целом стало грустно, — призналась та и упала на диван, словно боксерская груша с петель слетела.

К слову сказать — кухня, гостиная и прихожая у квартиры представляли собой единое целое, разделяемое, разве что, умной расстановкой мебели. Дизайн сильно косил под лофт с краснокирпичными стенами, высоким потолком и большими окнами, но ни в чем другом не проявлялся. В любом случае, квартира раза в три больше той, которую мы снимали в городе призраков.

— Что тебя подкосило?

— Меня ведь не назовешь человеком сопереживающим? — вдруг спросила Мизуки. — Я не так часто люблю выражать свою истинную натуру. Она… ну, знаешь, бывает хрупка и ранима.

Было видно, сколько дискомфорта у Мизуки вызвал этот разговор, но, похоже, в ней он накапливался достаточно долго.

— Ты о чем? — села я рядом. — Конечно, ты сопереживающий человек. Как и все люди… в разной степени.

— Ты помнишь, чем все закончилось? — заглянула подруга в мои глаза.

И я сразу поняла вопрос. Отвела взгляд, потому что было больно вспоминать, и глубоко вздохнула.

— Мы выяснили, что город все это время служил обманчивой оболочкой, за которой тысячи душ страдали, не в состоянии обрести покой. Тара Ямада поневоле стал пешкой в лапах Зверя, потеряв веру в мечту, надежду и… свою любовь — Фицрой. Их жизни трагически оборвались. Директор Академии исчез, но сама Академия спасена и сейчас восстанавливается.

Мизуки подавленно кивнула. Я коснулась ее руки и вздрогнула — надо же, ледяная.

— Мы спасли твою маму, — сказала я. — Спасли тебя.

— А что насчет Тору, Эми и Хорхе? — с обидой в голосе спросила она. — Они заслужили жизнь, у них был шанс.

— Был, — согласилась я. — Только не на жизнь, а на освобождение. Мы дали им то, чего они ждали пятьдесят четыре года.

— И ты о них не думаешь? Не может быть, чтобы я думала, а ты нет.

— Думаю, — грустно улыбнулась я. — Но их не вернуть, Мизуки. Понимаешь? Они обрели долгожданный покой.

— Понимаю я все… Ну, или не все. Я же не ты, Коан. У тебя громадная история за плечами, ты решила очередную загадку и двигаешься дальше, а я лишь делаю вид. Разве такое вообще забудешь? Обычно я бегу от проблем. Проблема с родителями вынудила меня уехать в другую страну… А после пережитого убежать не получилось. Все те воспоминания преследуют меня. Ночь похищения Тору в его рабочем офисе с тысячей зомби, библиотекарша, упавшая с лестницы, военные, открывшие по нам огонь, мертвая бабушка, истерзанная и вся в крови… Да, Коан. Я лишь делаю вид, что в порядке. На самом деле, меня давно мучают кошмары.

Подруга затряслась. Не от холода — в квартире было тепло. От нервов и преследовавшего ее все эти дни страха. Я подсела ближе и крепко ее обняла. Мизуки не плакала, она словно впала в безмолвный шок от того, что обрела смелость высказаться, и какая-то часть ее успокоилась.

— Твое состояние мне хорошо знакомо, — заверила я. — И нет, мне не так легко, как ты думаешь. Просто я переживаю это иначе. Ты прекрасно знаешь, что после изгнания Зверя я разучилась открывать порталы, и это сильно гложет меня. Да и диктофон Тары Ямады, который я держала при себе, неожиданно потерялся. Странные дела, в общем. Меня тоже мучают кошмары, но не во снах, а в медитации. Важно уметь их преодолевать.

— Ты знаешь, как?

— Ну, раз с медитацией я временно не в ладах, а значит, и тебя ей я не научу, можно записаться на занятия. В Мекксфорде их не меньше, чем в моем родном Уатэ.

Мизуки нехотя согласилась.

— Или, — затянуто начала она, — можем записаться на прием к кое-кому другому. Твоя мама ведь травница, да? Ты говорила как-то. И она в Мекксфорде.

— Наверное, — холодно отозвалась я. — Правда, у нее нет приемов. Она просто очень хорошо разбирается в травах и чаях.

Подруга смерила меня недоверчивым взглядом.

— Почему ты не хочешь с ней видеться? — спросила она.

— Потому что ты знаешь мою историю. Литиция бросила меня и уехала черт знает куда.

— Сюда.

— Отношения у нас на расстоянии, но всякий раз, когда происходят редкие встречи, мне крайне неловко. Да и ей тоже. Я была зла глубоко внутри, а ей глубоко внутри стыдно. Однажды я ей все высказала, и казалось, что станет легче. Не стало.

— Ты злишься из-за ее уезда? — уточнила Мизуки.

— Нет, я больше не злюсь. Мне уже двадцать, я прошла через подростковый период, вылила всю злость и ненависть в то время. Я давно смирилась.

Мизуки накинула на себя теплый халат, грея руки, а я обняла ее и вернулась к готовке.

— Если тебе действительно невыносимо и город призраков преследует тебя по пятам, я свяжусь с мамой, она даст отвар, — согласилась я, мелко нарезая капусту.

— Да ладно, — ответила подруга. — Раз отношения у вас натянутые, не стоит. Может, и впрямь на занятия по медитации записаться.

— Ну, хорошо.

Накрошив капусту, я нарезала ветчину и гребешки. Поставила вермишель вариться и принялась делать соус окономияки. Несложное дело, но требует крайне правильных пропорций. Мизуки тоже без дела не сидела — согревшись, она месила тесто.

Через час в сковороде, объятый паром, поднялся чудесный окономияки — такой, каким я его готовила всегда. Мизуки вдохнула запах горячей японской пиццы и облизнулась. Достала из холодильника красное вино и игриво потрясла бутылкой.

— Мы же договаривались…

— А я не виновата! — воскликнула та. — Тебя долго не было… Я решила, ты нашла новую подругу, и с горя сходила купить вина…

— Сочиняешь ты знатно, — рассмеялась я и негодующе взглянула на бутылку. — Ладно. Открывай.

— Ура!

Хоть я и не любитель алкоголя по многим причинам, обусловленным магией Ши-Ян, и парочкой личных, это вино прекрасно вписалось в уютный домашний вечер. Полусладкое, терпкое, ненавязчивое и с приятным послевкусием. Я выпила три полных бокала, закусывая приготовленным блюдом, и болтала с Мизуки на отвлеченные темы.

Пожалуй, мы обе заслужили этот вечер.

— Так, какие у нас планы? — спросила Мизуки, и не успела я открыть рот, как она выставила указательный палец. — Ответы наподобие «разберемся на месте» уже не прокатят.

— Ну-у… Ты спросила, помню ли я, как все начиналось… Беда в том, что ничего не закончилось. Ты же это понимаешь?

— Понимаю.

— Сэр не объявлялся с того момента, как отдал твою новорождённую маму в роддом, директор Академии пропал, а Зверь объединяет в себе три человека, пока четвертый предположительно на свободе…

— Я что-то не совсем понимаю, — покачала головой Мизуки. — Ты будешь учиться в Академии? Ну, в смысле… ты спасла ее, вернула из многолетней вербовки Зверя. Неужели тебя не могут зачислить без экзаменов? За твои-то заслуги!

— Нет, к счастью.

— К счастью? — недоуменно захлопала подруга ресницами.

— Все ши-янцы одинаковы. За нашими плечами нет ни плохих, ни хороших поступков. Все это мы оставляем позади. К тому же, поступление в двадцать два года. То есть через двадцать три месяца и сколько-то там дней.

— «Оставляем позади»? — повторила Мизуки. — То есть, поступив, мы перестанем видеться?

— Нет, — мягко улыбнулась я. — Не перестанем. Я имею в виду, перед Академией все равны, равны и условия. Никакого «зачисления по знакомству».

Мизуки понятливо закивала.

— В общем, ничего не закончилось, как я и сказала, но у нас с тобой есть жизнь. Я бы вот очень хотела вернуться домой и увидеть дедушку с Акико. Но все еще не могу.

— Почему?

— Сэр, — вздохнула я. — У нас договор.

— Разве он не отменился, когда ты вырезала печать?

— Нет, — помотала я головой. — Все еще сотрудничаем.

— Понятно. Ну, ты знаешь мое к нему отношение. Мутный типчик.

— Он спас меня, — вздохнула я. — Из своих личных интересов или нет, но если бы не он, никакой Коан бы сейчас не было. Так или иначе, мы какое-то время проведем в Мекксфорде.

— Не зря я, все-таки, работу нашла.

Внезапно прямо перед нами вспыхнул сияющий светло-голубой портал, своим ветром снеся всю посуду со стола, остатки окономияки и бутылку недопитого вина. Мизуки от страха вжалась в диван, а я вскочила на ноги и прикрыла подругу собой.

Из портала, поправив очки, вышла профессор Монтгомери.