Гномики на мотороллерах и другие рассказы

Winter Ant (2022)

Перерастет ли детская симпатия главного героя в нечто большее во взрослой жизни или останется теплым воспоминанием беззаботного лета? Перед вами рассказ, в котором тонко переплелись красота деревенской природы и искренность переживаний юности.

Ручки на внимание!

(педагогический детектив)

Любая школьная дисциплина не столько предмет, сколько дисциплина.

Количество непрочитанных сообщений в родительском чате — двенадцать.

Третий «В» в учительской среде прослыл плодородным классом: сначала он отправил в декрет Веронику Евгеньевну, затем Евгению Александровну, и в новом учебном году, проводив Александру Владимировну Полиновскую в характерный законный отпуск, достался Полине Дмитриевне — молодой учительнице, перешедшей из другой школы. На прежнем месте, которое было первым после вручения диплома, ей как будто достался табун необъезженных мустангов. Казалось, это — случайность, единичный эпизод, но сейчас в новой школе происходило то же самое: топот, грохот, вопли, драки, травмы и вечное движение — ни дать ни взять мустанги. Неясная мысль, что в вузах не только преподают, но и беззастенчиво укрываются за высоким забором книжной науки, с помпой выпроваживая в дикое поле наивных студентов, приобретала все более четкие очертания. И когда утром, перед выходом в школу, Полина взглянула на себя в зеркало, ей стало смешно от того, что худенькая, в трикотажной юбке, водолазке и кожаных жабодавах на низком ходу, учительница может запросто утихомирить ораву необъезженных скакунов — ее, уже родной третий «В» класс.

На автобусной остановке Полину застал входящий вызов. «Так-так-так… Если звонят из школы, не жди ничего хорошего».

— Полина Дмитриевна, доброе утро. Зайдите сегодня к завучу. Для вас есть информация.

Укладывая смартфон в сумку, она краем глаза заметила иконку: количество непрочитанных сообщений в родительском чате — пятнадцать. «Раскидаю по дороге».

Большой городской автобус, покачивая стоящих пассажиров, мерно подвывал тяжелыми механическими изнутринами, его трясло на ухабах, но Полина не замечала ничего. На задней площадке, в уголке, ухватившись одной рукой за поручень, она отвернулась к замерзшему окну и, достав смартфон, открыла мессенджер. Изредка быстро поглядывая в сторону, чтобы не пропустить свою остановку, она ловко печатала большим пальцем; иногда, прикусывая нижнюю губу, задумчиво останавливала движение глаз, затем подносила смартфон к лицу и, проговаривая, записывала аудиосообщение. Выскочив из автобуса, Полина убрала смартфон, поправила объемную сумку, поддернув ее плечом, и быстрым шагом направилась по заснеженной глади тротуара. Впереди — огни школы, непрочитанных сообщений в родительском чате нет.

В своем кабинете она сняла верхнюю одежду, убрав ее в шкаф, и поспешила в учительскую.

Завуч, женщина в возрасте, была на месте:

— Полина Дмитриевна, здравствуйте. Уборщица нашла банковскую карту. Ее передали владельцу. Он говорит, что карточку вытащили из куртки в раздевалке и оплатили ею покупку в автомате. Давайте пройдем на пост охраны, нужно посмотреть записи с камер.

— Вот полюбуйтесь, похоже, ваш орудовал, — на экране, среди рядов с одеждой, суетливо сновал школьник.

— Да, это Паша. Выходил во время урока в туалет. Но туалет в другом крыле. Что он делает?

— Непонятно. Видите, стоит перед автоматом и что-то покупает.

— Н-да…

— Полина Дмитриевна, нужно разобраться, родители негодуют: мальчик говорит, что карта была в кармане куртки.

— Да, я поняла.

Лестница вниз, потом направо, быстрым шагом в класс. В ладони, монотонно вибрируя, зудит смартфон:

— Полина Дмитриевна, здравствуйте, это мама Насти. Она ключ от квартиры забыла. Вы можете помочь?

— Как?

— Как бы посодействовать… Пойти навстречу.

— Куда пойти? За ключом? Я не могу оставить класс.

— Да, нет. Как бы домашнее задание не проверять.

— Почему?

— Мы не сделали — в гостях были.

— Хорошо, я поняла. С ключом как быть?

— С ключом? Я мужу позвоню, он как бы все устроит.

«Как бы никто не виноват, но домашки как бы нет», — Полина усмехнулась.

Одновременно со звонком на урок она открыла дверь в класс.

…

— Итак, кто закончил — ручку на внимание! — поставив локоть на парту и подняв вверх шариковую ручку, ученики, завершившие работу, терпеливо ожидали. Остальные корпели над тетрадями.

— София, сними, пожалуйста, — на заднем ряду, засунув голову в яркий полиэтиленовый пакет, девочка, привлекая внимание одноклассников, крутилась из стороны в сторону. Рядом сидевший с ней мальчик громко захохотал.

— Тишина!

Среагировав на замечание, девочка убрала пакет, но пока Полина переводила взгляд, контролируя другую сторону класса, сосед Софии успел натянуть пакет себе на голову и со смехом раздувал его изнутри. Теперь хохотала София.

Полина подошла и забрала пакет.

— Повторяю, кто закончил, — ручку на внимание! Остальные продолжаем работать, — она задержала недовольный взгляд на нарушителях, которые, стушевавшись, вернулись к заданию.

…

— Урок окончен. Паша, подойди ко мне, пожалуйста.

Вырвавшись из клубка шуточной мальчишеской рукопашной, приглаживая ладонью неровную челку, к учительскому столу подошел худой мальчуган.

Оттопыренные уши сверху чуть заламывались вперед, в кнопочных глазах гуляла улыбка.

— Паша, ты вчера на уроке выходил, помнишь?

— Да.

— Куда выходил?

— В туалет, — улыбка начала постепенно съезжать с его лица.

— Точно в туалет?

— Да.

— Никуда больше не ходил?

— Нет.

— Точно нет?

— Нет.

— По записи с камер ты был в раздевалке.

— Да, был.

— Что делал?

— Куртку искал, там салфетки, у меня насморк.

— В автомате покупал что-то?

— Не помню, — нахмурившись, он отшагнул назад, губы сжались, и лицо приняло сосредоточенное выражение.

— По записи видно, ты что-то купил в автомате.

— Да, купил.

— Где карту взял?

— Это моя карта.

— Так. Придется домой к тебе сходить, будем проверять. Напомни, мама где работает?

— В полиции.

— Ммм… Что делает?

— Полы моет.

— А отец?

— Он дома строит… Летом. Зимой рыбачит и таксует.

— Когда они будут дома?

— Не знаю.

— Хорошо, я позвоню и договорюсь о встрече.

Первая смена закончилась. После репетиции предстоящего конкурса «Битва хоров», в котором неспособные к пению дети должны были радовать желающих верить в обратное родителей, Полина, прихватив стопку тетрадей, разместилась в методическом кабинете, чтобы заняться их проверкой. Нести домой тяжесть не хотелось. В голове, отвлекая и не давая сосредоточиться, крутилась незатейливая конкурсная песенка.

Входящий вызов.

— Здравствуйте, Полина Дмитриевна? Это бабушка Закира.

— Здравствуйте.

— Можно с вами переговорить?

— Я вас слушаю.

— Я всю жизнь проработала учителем начальных классов. Вы по какой программе ведете обучение?

— По установленной.

— Мне кажется, что ваша педагогика изобилует своеволием и самодеятельностью. Я делаю задания с внуком, он мне многое рассказывает.

— Я веду занятия строго по программе.

— Сомневаюсь.

— Что вы предлагаете?

— Мы будем переходить в параллельный класс, к другому учителю.

— Мне очень досадно, но это ваше право.

— Завтра принесем заявление.

Отложив смартфон, Полина нашла тоненькую тетрадь Закира, подписанную каллиграфическим, видимо, бабушкиным почерком, и положила ее вниз стопки.

«Так-так-так… Обидно», — прикрыв ладонью веки, она сделала вдох-выдох; замерла в этом положении. Затем не глядя откинула руку к телефону и, возвращая убежавшую резкость частым морганием, нашла нужный контакт:

— Алло, здравствуйте. Это Полина Дмитриевна — классный руководитель, вы сейчас дома? Тогда я подъеду, мне нужно с вами поговорить. Да, насчет Паши.

«Надо успеть выйти из школы до звонка, чтобы на перемене не попасть в поток засидевшихся детей, хаотично несущихся по коридорам». Плотно уложив в сумку тетради, которые не успела проверить, Полина оделась и вышла из школы.

Дверь в квартиру открыл отец. Узнаваемые черты лица, манера речи и жесты, не хватает лишь Пашиной подвижности:

— Сюда можно повесить одежду, вот — тапки, проходите на кухню.

— Чай или кофе?

— Чай, если можно. Вчера произошла не очень красивая ситуация…

Отец, на удивление живо откликнувшись, открыл банковское приложение:

— Когда была покупка?

— Примерно в…-ть часов и…-ть минут.

— Вот, смотрите, в это время нет операций. Их в этот день вообще не было, потому что баланс нулевой.

— Паша, иди сюда. Вчера что-то покупал в школе?

— Да… Здравствуйте, Полина Дмитриевна.

— Где карту взял? Только не говори, что своей оплачивал. Я знаю, покупок не было.

— Мне друг дал.

— Какой друг?

— Из другого класса.

— Как зовут друга?

Мгновенно, не моргнув глазом:

— Толстопуз.

— Давай, колись.

— Нет, мне друг дал.

Полина:

— Значит завтра пойдем к другу. Как его фамилия?

— Не помню.

— Чебуреков попробуйте, — отец выразительно, словно сладко надкусывая, смягчал букву «ч». — Домашние. И вот, мужу передайте чебака. Отличный чебак, вяленый.

— Я не голодная, спасибо, — солгала она. Пообедать не удалось, и в ответ на гастрономические предложения в животе предательски забурчало.

— Нет, нет, попробуйте. Чай, чебурек, чебак. Все на букву «Чо». А какой сегодня день? Точно. Четверг! Ха! Тоже на «Чо», все сходится! — он в восторге удивился собственному открытию.

— Что сходится? — Полина, надкусив чебурек, запила его чаем.

— Все, что говорю. Я не обманываю, я разбираюсь — телевизор смотрю. Вы детей учите, а сейчас — не то время. Там, — он махнул рукой в сторону телевизора, — все расскажут, а интернет научит. В школу можно не ходить.

— Школа не только знания, это… — Полина задумалась, — … она в команде учит работать. Прогресс — дело коллективное.

— Учит, учит… Кого и мучит! Ха! Сейчас я вам все внимательно расскажу. У меня одноклассник был, отличник. Он и сейчас есть, в Москве живет. Квартиру купил. Знаете, во сколько он утром встает? В пять тридцать! А вечером домой приезжает? Полдесятого! Все время в дороге. У него одна радость — в супермаркет на выходные съездить, продуктов купить. Разве это жизнь? А у меня — чобак, чобурек… опять же — чотверг! — он, артистично ударяя в «Чо», сиял, охваченный собственными умозаключениями, — все есть!

— Прям все?

— Все, что нужно! А вы говорите — школа учит. Жизнь сама подкидывает толковые задания, нужно только их решать, а не увиливать:

— Паша, вынеси мусор, последний раз повторяю!

«Домой». Снова автобус, снова родительский чат — успела ответить только по неотложным делам, отбросив неважное.

Мало классному руководителю подготовки планов, проверки тетрадей, конкурсов и досуговой работы?! Технический прогресс преподнес еще один совершенный подарок — смартфон. Вещь небольшая, но каковы возможности! Если в прошлом, вышел из школы — свободен, то сейчас — не тут-то было! Смартфон превратился в сущую напасть — в неотступного, неумолимого Цербера, в обязательный коммуникационный травмат, подрывающий и без того шаткое душевное равновесие. Говорят, что не каждый физрук забивает, не каждый трудовик стучит и не каждый математик в школе что-то решает, но каждый педагог прекрасно знает силу вибрации собственного телефона.

Готовы планы, проверены оставшиеся тетради. За окном, наливаясь невидимыми лучами ускользнувшего за горизонт солнца, висит полупрозрачный месяц.

Входящий вызов:

— Полина Дмитриевна, добрый вечер, какое задание было по математике? Мы домашнюю работу делаем.

— Сейчас продублирую сообщением. Уже очень поздно, ребенок должен спать.

— Мы знаем, но у нас не получается, мы работаем.

Снова звонок.

— Поль Дмитриевна, это мама Антона. Почему вы меня игнорите? Я вам отправила сообщение, прошло несколько часов, ответа нет. Вы же знаете, у меня была операция, я плохо себя чувствую.

— Что случилось?

— Антон нервничает, мне кажется, у него проблемы с одноклассниками.

— Я не замечала, но присмотрюсь.

— Вы должны знать и быть в курсе дел. Я боюсь буллинга. Он очень чувствительный мальчик.

— Да, я знаю.

— Я вас прошу, пусть Антон находится под вашим пристальным вниманием.

— Хорошо, я поняла.

— Вы просто отговариваетесь, я по голосу слышу.

— Двенадцатый час, я очень устала.

— Как классный руководитель вы должны…

— Что я должна? Двадцать четыре часа быть на работе? Мой рабочий день давно закончился. Не звоните мне так поздно, пожалуйста. Я вас очень прошу. До свидания. Телефон выключен.

На следующий день, на перемене, Полина против правил оставила свой класс:

— Паша, пойдем к твоему другу.

Войдя в соседний кабинет, Паша быстро обежал учеников пронизывающим взглядом. Полина заметила, что на мгновение он растерялся, не найдя полного ученика, но быстро сообразил и, выбрав круглолицего, ткнул в него пальцем:

— Вот он, Толстопуз!

— Ты — Толстопуз?

— Я не Толстопуз, — от перспективы получить обидное прозвище лицо мальчика в испуге перекосило.

На задней парте послышалось:

— Ха-ха! Толстопуз! Мальчуган обернулся и, нервно огрызнувшись, повторил:

— Я не Толстопуз!

— Ты карту давал?!

— Нет. Я вообще его не знаю…

Уроки закончились. Осознавая, что возможные варианты исчерпаны, Полина решила действовать на месте. «Мало ли».

— Паша, пойдем в раздевалку, посмотрим, где твоя куртка.

У входа в гардероб, подметая пол, топталась школьная уборщица, пенсионерка Алия. Ходили слухи, что она — бывший педагог и «тайный агент» администрации. Войдя в раздевалку, Паша тут же нашел свою куртку:

— Вот она.

— Позавчера ты долго искал. Почему?

— Забыл, где повесил.

На выходе они остановились:

— Паша, может тебя старшеклассники заставили?

— Точно, старшеклассники, — ухватившись за спасительную мысль, он продолжил:

— Они карту дали.

— Значит будем искать старшеклассников.

Алия отставила щётку в сторону, прислонив ее к стене, и поддела Полину ладонью под локоть:

— Полина Дмитриевна, можно вас на минутку.

— Да. Паша, подожди здесь.

Женщины отошли в сторону.

— Это я карту нашла. Она кивнула в Пашину сторону:

— Бедовый он. Дайте я с ним поговорю, я знаю, что сказать.

Паша вернулся от уборщицы в класс, обреченно встал рядом с учительским столом. Сознался — вытащил из кармана, шарил специально, искал деньги или карту; говорил насупившись, не поднимая глаз, натужно выдавливая из себя слова.

— Ты понимаешь, что так делать нельзя?

— Понимаю.

— Понимаешь, что это преступление, и в следующий раз тебя не простят?

— Понимаю.

— Деньги нужно вернуть.

— Да.

Молчание. В пустом кабинете — тишина. Кто-то, гулко топая и прерывисто гогоча, с криком «Я тебя взорву-у!» проскакал по коридору.

Взяв ученика за руку, Полина произнесла:

— Паша, посмотри на меня. О чем ты мечтаешь? У каждого должна быть мечта. Чего бы тебе хотелось?

— Я хочу… — он оживился, прищурил один глаз, задумавшись на мгновение, и вдруг выпалил: — жить в самолете!

Занавес. Ручки на внимание!

Полина вышла из школы. «Нужно оформить акт посещения, отработать с психологом; наверняка, завуч будет вызывать. И не раз! Эх…»

Входящий вызов:

— Полина Дмитриевна, у нас чэпэ: четвертый «Б» остается без преподавателя. Она улетает срочно, мама заболела. Так что, с завтрашнего дня принимайте еще один класс. Пока временно, но будьте готовы к любому развитию событий.

— Понятно. «Так-так-так… ЧЭПЭ, ЧЭтвертый БЭ — точно все сошлось, — лучше бы я завтра об этом узнала, хотя бы вечер остался моим», — как никогда хотелось обыденного, бестелефонного и просто невыносимого Обломовского покоя.

Кроткое зимнее солнце терялось в силуэтах многоэтажных домов, наверху баскачил ветер, обнося пухлые облака серебряной данью. В стороне два младшеклассника с отвисшими до земли ранцами уткнулись в экран смартфона. «Тук-тук-тук, я — человек-паук», — тихо звенела детская мелодия.

«Так-так-так… я — человек-батрак», — вдруг откликнулось в голове. Ухмыльнувшись, Полина перекинула шарф и, обернув им шею, окунула подбородок в теплую шерсть: «Надо обязательно зайти в продуктовый, — я не в самолете живу». Количество непрочитанных сообщений в родительском чате — двенадцать.

ЗНАК

Культура рождается искусством, но куется в очередях.

Ходят неопровержимые слухи, что в новых районах, где возведены дома невероятной высоты, где в панорамных окнах зеркалится эстетика, где вечером цифровым кодом кружит иллюминация, а ночью на шапках башен вспыхивают сигнальные огни, кроются все достижения благоустройства. Дворы без машин, пешеходные галереи, подземные парковки, скоростные лифты, открытые террасы — так выглядит будущее. (Так говорят рекламные буклеты).

Но…

Ни один из самых современных дворов — закрытых, фешенебельных и уникальных, не может похвалиться сущей мелочью — небольшой бордовой табличкой, привинченной к фасаду жилого балкона. На ней — герб районного центра, под ним — надпись: «Дом образцового быта». (Так говорит позолоченный шрифт).

Погожим осенним днем, когда скорые тополя уже сдались, застелив тротуары растрескавшимися клинками листвы, а по зелени берез только побежали рыжие веснушки, во дворе появился дорожный знак «Въезд запрещен» — по-простому «кирпич». Длинная ржавая труба, приваренная к шайбе старого диска грузовой машины, поднимала его до уровня окон первого этажа.

Во внутреннем углу Г-образной пятиэтажки он, прижимаясь к стене, смотрел прямо на въезд во двор. Асфальтированный проезд позволял свободно разъезжаться встречным автомобилям, но припаркованные вдоль дома машины нарушали порядок, образуя негласное правило, — когда жители предпочитают двигаться в одном направлении, чтобы не создавать затор.

Появление новшества вызвало удивление большинства жильцов. Казалось, даже высокие мачты мальвы, раскачиваясь в завихрениях воздуха проезжающих машин, выглядывали в сторону знака в недоумении, свешиваясь алыми глазищами рубчатых цветов за края старых крашеных покрышек.

В обеденный перерыв движение вдоль дома неожиданно застопорилось. На повороте, напротив знака, не имея возможности разъехаться, бампер в бампер сошлись две светлые иномарки: легковая и внедорожник. Джип, коротко мигая светом фар, периодически издавал звуковой сигнал. Сквозь лобовое стекло в его салоне угадывались взмахи руками.

Легковушка замерла в ожидании. Затем, через чуть-чуть, открылась дверь, из нее вышел водитель — худощавый шестидесятилетний мужчина. Убрав одну руку в карман брюк, он размеренной походкой подошел к водительской двери внедорожника:

— Здравствуйте. Чего волнуемся? Сдайте назад, пожалуйста. Там как раз есть свободное место.

— У вас помеха справа, вы должны уступить, — молодая женщина в дорогом шелковом платке, завязанном сзади, сняла широкие солнцезащитные очки и, перестав моргать, впилась глазами в лицо мужчины.

— Какая помеха? Здесь один проезд.

— Вы направо повернули, значит у вас — помеха, — водитель внедорожника резко взмахнула рукой, и модный платок съехал к затылку, открыв плотно натянутый пробор темных волос.

— Во-первых, я уже повернул, и ваша машина перед моей, а не справа; во-вторых, мне придется пятиться через весь двор, — мужчина улыбался. — Рядом нет ни одного свободного места, а у вас — пустой карман в трех метрах.

— Ничем не могу помочь. Я — по правилам, у вас — помеха, — женщина отвернулась от окна и, выпрямив руку, обхватила кистью рулевое колесо. Используя его, как опору, она плотно прижала выпрямленную спину к креслу и холодно продолжила: — Освободите проезд.

— Слушайте, вы вообще кто? Я — Сервас, Сергей Васильевич. Я здесь живу, годами езжу, меня все знают, и машины здесь, к вашему сведению, едут в одну сторону, чтобы не было ситуаций, а вы против шерсти третесь, да еще по своим… — он не успел договорить, как женщина перебила его.

— Третесь вы, а я езжу. И езжу по правилам, чтоб вы знали. Освободите проезд или я вызову полицию! — она, невозмутимо нервничая, смотрела перед собой в одну точку, сохраняя осанку.

Возникла пауза, которая заполнилась едва разбираемыми нотками популярной мелодии, доносившейся откуда-то. В ней брутальные мужчины в надежде на легкие деньги тянули слезливую песню.

Сервас, осознавая, что женщина уперлась не на шутку, хотел было махнуть рукой и вернуться за руль, но тут из подъезда вышла Софья Валентиновна — невысокая, плотная, седая пенсионерка в цветастом халате и тонкой трикотажной кофте. (Сова за глаза). Именно за них — глаза, прикрытые круглыми совиными очками, с тёмными приливами снизу, за хищный, испытующий взгляд, она получила меткое дворовое прозвище.

— А что это вы, Сергей Васильевич, правила дорожного движения не соблюдаете?

— Вы о чем?

— У нас стоит знак: «Ехать нельзя».

— Какой знак?

— Вот — знак!

— Это знак? Не смешите меня! Это махровая капча, а не знак. Знак вообще-то называется «Въезд запрещен».

— Все одно, ехать нельзя.

— Да вы что? Мне теперь машину на дороге оставлять и пехом чапать до подъезда? Так?

— Да. У нас дом образцового быта, если вы заметили! И двор будет только для пешеходов.

— Да ладно?! То, что вы образцово-показательную табличку к своему балкону прикрутили — ваше право. Балкон — собственный, можете хоть личный портрет вывесить. А я парковался у подъезда, и буду парковаться. Хотелки свои себе оставьте!

Водитель внедорожника посигналила. В окне первого этажа, за знаком, дернулась тюль.

— Если вам не нравятся правила общежития, то продайте квартиру и перебирайтесь в частный дом. Тогда машину сможете где угодно оставлять. Там для вас Сервас… — она поняла, что оговорилась, но полагая, что все пройдёт незаметно, продолжила:

— Васильевич! Все удобства и блага.

— Я для вас — не Сервас!

— Сергей Васильевич, извините.

В этот момент из подъезда вышел Алексей Викторович — высокий, крупный мужчина пенсионного возраста. В рабочей жилетке, растянутой футболке и просторных спортивных штанах, обращенных в домашние треники, он выглядел как человек-гора: голова-глыба с редкой порослью седых волос наваливалась на покатый гребень широких плеч. Шаркая домашними тапками, он медленно приблизился и, кивнув в сторону знака, спросил у Совы:

— Ваших рук дело? Здравствуйте.

— Да, это я установила. Оплатила и поставила. У нас будет двор без машин.

— И что? Из ГАИ есть разрешение? — обращаясь к Сове, он ткнул в ее сторону вертикально выставленной ладонью, и быстро вернул назад, прижав к большому животу.

— Причем здесь ГАИ? Я — председатель оргкомитета. На заседании было решено организовать удобную городскую среду.

Водитель иномарки снова посигналила, но грузный мужчина бросил в ее сторону щит раскрытой ладони:

— На каком заседании? На лавке перед домом, где вы лясы точите? — мужчина быстро выходил из себя.

— Не я одна принимала решение… Коллективно. И вы, Алексей Викторович, тоже машину свою отгоните. Знак показывает, что ехать нельзя. Значит — нельзя.

— К вашему сведению, зона действия знака за ним. А у вас за ним что?

— Что?

— Дом! В дом и так никто не едет, дурных нет.

Сервас звучно рассмеялся.

Сова вспыхнула:

— Не смейтесь на меня! Не надо, здесь серьезный вопрос решается, Сервас Васильевич!

— Я смеюсь не на вас, и я не Сервас! И ваши фантастические пэдэдэ выполнять не буду!

— Сергей… — Софья Валентиновна, перестала себя контролировать: — А кто будет выполнять? Я? Это с чего?

Со стороны улицы появилась старенькая Лада. Неторопливо продвигаясь по проезду, она подкатила к затору и притормозила позади автомобиля Серваса. Из машины вышла сухая, миниатюрная старушка в бриджах, блузке, платке, завязанном под подбородком, и быстрым шагом подошла к спорящим. Джип молодой женщины стал медленно сдавать назад.

— Вот, Вера Ивановна, наше решение не хотят исполнять! Желают, как прежде, возле своих окон машины ставить.

— Как не хотят? Вот знак, он указывает, что делать. Вернее, чего делать нельзя! А у нас теперь ездить запрещено.

— Вы бы, Вера Ивановна, сначала здороваться научились с людьми… Во дворе образцового быта! — крупный мужчина, агрессивно щурясь, произносил слова с нескрываемой злобой.

— Добрый день. Да. Это коллективное решение, всем водителям придется подчиниться…

Огромный мужчина взорвался:

— Да у вас что, коллективный отказ от реальности? Вы думаете, если живете в доме, то можете любые правила устанавливать? Не-ет, — он крутил длинным, кривым, как у сгорбленного черта, указательным пальцем перед носом Совы. — Существуют законы, к вашему сведению.

— У нас есть решение, все по закону!

— По какому закону? — он кипел в ярости, переходя на «Ты»:

— Видишь мои окна? Они в углу. Там и без того солнца мало. Убирай нахрен этот знак, он мне свет загораживает.

Джип с молодой женщиной, медленно двигаясь задним ходом, скрылся за углом дома.

— Я не уберу, пусть стоит. Машины не должны ездить по двору и парковаться под моими окнами.

— Это незаконно, — спокойно возразил Сервас.

— Убирай этот гнидастый знак! Или я его сам вынесу! Где хочешь ставь, хоть на своем балконе, но не перед моими окнами.

— Попрошу не выражаться! Сервас Васильевич, вы хоть вступитесь за женщину!

— Да не Сервас я!

Крупный мужчина, зло ухмыльнувшись, подошёл к знаку и, схватив за ржавую трубу, отодвинул от своих окон, выставив его прямо в проезд, перед машиной Серваса.

— Мы этого так не оставим! У нас будет двор без машин!

— Давайте я вам помогу, оттащим его к кустам… Тяжелый, зараза, — Сервас, наклонившись, приподнял металлическую опору над бордюром, и мужчины, перекатив через препятствие, уложили знак в траву. Плоскость с изображением повалилась плашмя, толкнув возмущением воздуха растения в клумбе. Мальва качнулась, колдовски блеснув глазищами цветов, и на следующий день случилось чудо: знак возник на фасаде балкона второго этажа, рядом с бордовой табличкой, и снова смотрел в проезд.

Вечером Сергей Васильевич припарковал свой автомобиль и, подойдя к двери подъезда, нос к носу столкнулся с Софьей Валентиновной:

— Добрый вечер! Я смотрю, вы не унимаетесь. Напрасно это. Я все равно свою машину из двора не отгоню, потому что это не знак, а балконная капча.

— Капча, капча… Заладили. Вы другие слова знаете, Сер…гей Васильевич?

— Я пэдэдэ знаю.

— Моя жалоба направлена в органы правоохранительных дел!

— Нет таких дел! Есть правоохранительные органы.

— Это у вас нет, а у меня есть! Мои дела — правильные, общественно-полезные, и потому должны охраняться. А как называются, я и без вас, Сервас…

— Да не Сервас я для вас! Не Сервас, Сова Валентиновна!

Через несколько дней во дворе появились сотрудники полиции: два человека в форме, при исполнении. К ним вышла Софья Валентиновна, подтянулись соседи. После беседы, выяснив обстоятельства, полицейские внимательно осмотрели знак, балкон и табличку, сделали несколько снимков на камеру смартфона, прошлись туда-сюда, проверили все — один даже покачался на детских качелях и, перекурив, уехали в служебном автомобиле.

Знак продолжал висеть. Машины парковались, мальва, качаясь, творила волшебство: в один из дней неожиданно прибыл мэр города — идеально отутюженный человек в белой рубашке без галстука, параллельных брюках и блестящих ботинках на тонкой подошве. К нему вышла Софья Валентиновна, а также некоторые жильцы дома. Помощник поочередно подавал мэру рабочую папку то в синей, то в красной обложке, где глава администрации с серьезным видом что-то помечал дорогой ручкой, беседуя с жителями. Затем вместе с помощником он проследовал по маршруту полицейских: осмотрел знак, табличку, балкон и уехал. На качелях не прокатился.

Шло время, знак продолжал висеть. Машины парковались, мальва покачивалась — таинственно алели ее рубчатые цветы.

На выходные из областного центра к одной из жительниц дома приехал студент ВУЗа — веселый молодой человек в широченных штанах, раскрашенных маркером кроссовках и безразмерной толстовке. Достав смартфон, он, записывая видео, ходил под балконом со знаком, что-то комментировал и улыбался. Из подъезда к нему никто не вышел.

— Бабуля, вот это рофл! Я отснял контент и закинул в областной паблик «Я в моменте», там уже куча просмотров. Дорожный знак на балконе, где такое увидишь!

В понедельник утром, едва начался рабочий день, во дворе появился автомобиль-подъемник. Рабочие в форменных куртках с надписями на спинах «МУП….», щелкнув селфи на фоне знака, демонтировали его и, прихватив с собой, уехали прочь.

Я живу в многоэтажном доме. На днях в соседнем дворе на трансформаторном пункте я заметил небольшую бордовую табличку: «Территория образцового домососедства». Замечательно, что трансформаторный пункт не в моем дворе, и никто не выращивает в клумбах мальву. Мальва — колдовской цветок.

Во власти экстремума

Пока живы родители, живет и детство.

Вот оно — лето! В заливных лугах — состязание. Бордовые бобышки кровохлебки, загорелые гребенки дикого щавеля, медовые гроздья пижмы — все схлестнулись длинными стеблями в споре за высь. В зеленой сочной поддевке Костра, среди его режущих листьев бесчисленными зрителями мелькают луговые цветы.

Кругом — марь вездесущей люцерны — невесомая мгла, желтый дурман, наполненный серфингом быстрокрылых пчел, нырками тугих шмелей и стремительным сафари безжалостных слепней.

Сессии — конец! Где вы, кандидаты и доктора, со своими замысловатыми теориями?! Кому нужны ваши профессорские звания здесь, где безудержное цунами разнотравья разметало очертания полевой дороги? Кто вспомнит душную аудиторию, когда из-под переднего колеса байка выпорхнет трясогузка и, долго следуя впереди, будет вычерчивать темным пером шуструю синусоиду и, умаявшись, с криком махнет в сторону, оставив в воздухе невидимую надпись: «Каникулам быть!»

Северные реки, как своенравные люди, все — с характером: объемные, напористые и мятежные. И отношения с твердью у них сугубо деловые: я тебе — мощь фарватера в крутой берег, ты мне — песчаные острова, приплески и длинные пляжи взамен.

В речной пойме далеко слышен металлический звон выхлопа мотоцикла. Водитель легко и уверенно режет юзом мокрый песок. Мастерски маневрируя, он пересекает мелкие поперечины воды, отбрасывая в стороны зубастыми шинами искрящиеся брызги. Колес у мотоцикла два, но стоит снять шлем, как появится третье, такое же темное и шипастое — развесистый ободок из густых вьющихся волос на мальчишеской голове. Это Миша — младший из братьев, поднимаясь на подножках байка, дает резвого джазу.

Широко расставив ноги в прибрежной траве, скрестив руки на груди и, периодически потряхивая такой же темной курчавой шевелюрой, слегка улыбаясь, следит за ним брат. Это Данил. Он окончил очередной курс института и приехал на каникулы.

Съехав с песчаной полосы, Миша выскочил на траву и притормозил. Заглушил мотор. Сняв шлем и перчатки, пятерней взъерошил взмокшие кудри:

— Ух! Спина устала.

Данил подошел и, присев, прикоснулся тыльной стороной ладони к ребру мотора:

— Горячий! Слушай, как ты научился?

— Только потеплело, батон мотак купил. С тех пор гонял. Еще по снегу.

Откинув боковую подножку, Миша поставил мотоцикл. Качнувшись из стороны в сторону и убедившись, что он стоит надежно, слез с него:

— Держи шлем.

— Ты ни одной фотки не прислал, маман тоже не проговорилась…

— Батя сказал молчать, чтобы сюрприз был.

— И что? Так просто денег отвалил? Или ты выпросил?

— Перед юбилеем он всех предупредил: ничего не дарить, кроме наличных. Коплю на диски к джипу, типа. Он зимнюю резину переставляет туда-сюда.

— Столько подарили?

— Такое… Директор вроде премию выписал, ну и остальные. Понятно, что на мотак не хватило. Он добавил. Хе… Основное.

— А мама что?

— Она спросила: «Как же диски?» Батон: «Подождут».

— Сам катался?

— Раз проехал. Сказал: «Вертлявый. Юпитер лучше был». Ну и добавил: «Не забывай, все, что между ног — небезопасно». Больше не садился… Давай, я подскажу, как по песку нужно. Главное, сам — назад, переднюю вилку разгружай. И газу!

Солнечно. Безоблачно. Жарко.

— Балда ты, Мишка! Как мог прозевать?

— У меня такое в первый раз. Когда выезжали, я в бак заглянул. Там вроде прилично бултыхалось.

— Я не про это. Нечего на резерве гонять. Сейчас бы ехали.

Данил, проваливаясь, с усилием толкал заглохший мотоцикл по рыхлому песку.

— Потому что, ты — чайник. Надо сначала инструкцию читать. Теперь будем топать, как лошары.

— Докатим.

— Дока-атим, — передразнил Данил, выходя с мотоциклом на траву. Случайно поймав ногой яму, он оступился, и подножка больно въехала в голень, развивая растущее недовольство:

— Ты докатишь! Я позориться не буду.

Миша растерянно посмотрел на брата.

— Скиллы надо прокачивать! Иногда, — кривя рот, опалил злобной досадой Данил.

— Сам справлюсь, — младший, буркнув, перехватил руль и, приминая траву, энергично двинулся в направлении полевой дороги, накатанной вдоль реки.

— И думать. Всегда! — потирая ушибленное место, Данил крикнул ему вдогонку.

Чуть помедлив, он вытряхнул песок из кроссовок, поглядел на реку, развернулся и пошел вслед за братом.

За ивовыми зарослями, в низине, раскинулась поляна. Вода сошла, но земля, пропитавшись влагой, не успела просохнуть. Колеса мотоцикла оставляли четкий след на сырой почве. Преодолев поляну и взобравшись на пригорок, где красовалась раскидистая ива, Миша остановился. Убрав предплечьем пот со лба, поставил мотоцикл на подножку. Присел на траву, обхватил руками колени, пальцы — в замок.

— Обиделся? — поставив шлем на землю, Данил уселся рядом.

Миша глядел прямо перед собой и молчал.

— Ладно. Извини, вырвалось. Не хотел тебя шамить, — продолжал Данил.

Большие пальцы рук младшего брата разогнулись, и, на мгновенье устремившись вверх худыми мальчишескими костяшками, снова свернулись в сцепку.

Оба молчали. Синь-тишь. Солнце в знойной бархотке. В водоворотах курлычет река. Большая река.

Видавшая виды бежевая японская пузотерка, крадучись, протискивалась сквозь кусты со встречного курса. Крыша, лобовое стекло щедро припудрены серой дорожной пылью. Свет одной исправной фары промаргивает сквозь густую траву; на ухабах машина замирает — верный признак неопытного или очень аккуратного водителя. Данил поднялся, дождавшись, жестом остановил автомобиль. В салоне — две девушки, на торпедо связка ключей, дамская сумочка; бухтит музыка. Положив руку на крышу, он, сверкнув улыбкой, наклонился к открытому водительскому окну:

— Здравствуйте. Бензин в запасе есть? Мы заплатим, сколько нужно.

— Только в баке.

— Шланга тоже нет?

— Нет.

— Жаль.

Автомобиль медленно, словно прощупывая дорогу, спустился на поляну.

Вернувшись к брату, Данил заявил:

— Теперь я покачу мотак… Ого! Смотри-ка! Мужик шпарит в белой рубашке и носках, — воскликнув делано удивленно, — в надежде исправить ситуацию, он, эмоционально переигрывая, продолжил, — точно, в носках идет по дороге. Поддал, видать. Нефорский мужик!

Но Миша не реагировал и продолжал хранить молчание.

Дернув несколько раз стартером, Данил попробовал оживить мотор, но тот не подавал признаков жизни.

— Черт! Сейчас посмотрим, что советуют, — достав смартфон, уткнулся в него.

Тем временем в сторону юношей, неуклюже надламываясь на каблуках, от автомобиля, застывшего посреди поляны, возвращалась пассажирка в длинном светлом платье и такой же светлой широкополой шляпе. Девушка то и дело махала рукой, надеясь, что юноши ее заметят.

Данил оторвался от экрана:

— Видимо, что-то случилось. Ожидая девушку, он присел на сиденье мотоцикла, по-деловому облокотившись на бензобак:

— Лук, смотри, какой зачетный! Наверняка, для фотосессии.

Миша краем глаза стрельнул в ее сторону.

Сняв шляпу и, обмахиваясь ею, как веером, подошедшая пассажирка сказала:

— Ребята, у нас машина застряла. Помогите, пожалуйста.

— Хе! — Данил хотел что-то сказать брату, но наткнувшись на остекленевший взгляд, осекся. Пожав плечами, он пошел к машине.

Миша, помедлив, поднялся и, отряхнув штаны, двинул туда же.

Пузотерка пыталась выбраться в небольшой подъем, тщетно шлифуя мокрую землю передними колесами. Девушка-водитель сбросила газ в низине, и автомобиль увяз.

— Сильно не газуйте. Плавно. Мы подтолкнем.

Юноши уперлись руками со стороны багажника. Ноги заскользили по мокрой почве, не позволяя как следует приложить силу. Водитель нажала на педаль, автомобиль чуть сдвинулся и тут же остановился, буксуя колесами. Девушка-пассажир, размахивая шляпой, стояла рядом, играя роль переживающего болельщика.

Отряхнув ладони от пыли, Данил скомандовал:

— Давай назад!

Миша, не глядя в сторону брата, обошел автомобиль.

Водитель включила заднюю передачу, и юноши снова, как герои мультфильмов, заскользили подошвами. Автомобиль чуть сдвинулся и снова замер. Ребята, меняя вектор, пробовали толкнуть его вперед, потом назад, но облипшие грязью шины, наматывая сырую траву на протектор, вращались на одном месте. Протяжно, периодически выключаясь, выл вентилятор, пот катил градом из-под длинных кудрей юношей. Ничего не получалось — автомобиль не двигался ни вперед, ни назад.

— Это экстремум, и мы в его власти, — хлопая ладонью по стойке лобового стекла, Данил размышлял вслух.

— Нужно что-то подложить под колеса.

Неожиданно возник мужчина в белой рубашке. Отутюженные брюки закатаны до щиколоток, туфли держит в руках, пиджак переброшен через плечо. Одежда и обувь выглядят дорого. Аккуратно подстрижен. На глазах — темные очки, на ногах — пыльные носки.

«Точно — нефор», — ухмыльнулся Данил.

— Привет. Вы тут белый Прадик не встречали?

— Нет.

— Застряла?

— Ага.

— Автомат?

— Вариатор.

— Сыро здесь, — переступив с ноги на ногу и нащупав ступней бугорок, мужчина переместился на сухое место.

— Давай еще попробуем, — юноши уперлись в переднюю часть.

Аккуратно поставив туфли в траву, мужчина закурил. Вместе с выдыхаемым дымом сипло выдавил:

— Лучше нажимай, там, где фара, а то капот помнёшь.

Автомобиль буксовал, еле-еле продвигаясь.

Мужчина внимательно смотрел, но не помогал:

— Надо враскачку, только аккуратно. Сначала чуть вперед, потом назад и в этот момент толкнуть.

Ребята попробовали — никак.

— Нет. Надо толкать в фазу, когда машина сама начнет катиться обратно, чтобы получился резонанс. Иначе не выйдет, — глотая дым, он невозмутимо и не без удовольствия закручивал уголок рта в спираль.

Только со второго раза финт удался. Автомобиль, надрываясь, выехал-таки назад, на сухую возвышенность. Девушка-пассажир села в машину, и подруги, ко всеобщему удивлению, снова медленно и аккуратно поехали вперёд.

Увидев это, мужчина закричал:

— Газу, газу! Еще газу!

Его голос загремел так громко, а спираль рта вздулась так круто, что девушка-водитель с испугу вдавила педаль настолько сильно, что пузотерка, нервически подпрыгивая, вихрем проскочила низину, миновав опасный участок.

Юноши вернулись к мотоциклу. Мужчина стоял и всматривался вдаль, затем достал мобильник и стал звонить кому-то, громко переговариваясь.

В это время из машины, остановившейся на пригорке, вышла та же девушка в шляпе и, вновь неуверенно шагая по сырой колее, поспешила назад, в сторону юношей. Что-то крикнула.

В руках она держала картонную коробку. Подойдя ближе, сказала:

— Возьмите. Это вам. Еще раз большое спасибо.

— Да, не за что.

Девушка развернулась и чуть не столкнулась с подошедшим мужчиной.

— Что там?

В коробке — один эклер. Рядом — след от второго.

— Вкусняшка. Смотри-ка, а вторую зажали! Женщины — они такие… расчетливые. В этом вся их женская природа. Ха!

И неожиданно добавил:

— А я — деревенский. Теперь тут живу. Защитился… Друзья недалеко — на берегу, — мужчина взмахнул рукой, которой удерживал туфли.

— Да мы не в обиде. Сладкое — детям, а мы — не дети, — Данил подмигнул брату. Затем попробовал завести мотоцикл. Безуспешно.

Конец ознакомительного фрагмента.