Криминальный адвокат. Том первый

Yako Darrell

В мире, где опасность и предательство подстерегают за каждым углом, разворачивается история, поднимающая жанр криминального триллера на новый уровень, превосходя работы Грэма Грина, Донны Тартт и Марио Пьюзо. Главный герой, адвокат с прошлым разведчика, втянут в глобальный заговор, где каждая ошибка может стать фатальной. Смелый и многослойный, этот роман погружает читателя в эпицентр интриг, где напряжение не спадает до последней страницы.

© Yako Darrell, 2024

ISBN 978-5-0064-9144-1 (т. 1)

ISBN 978-5-0064-9143-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Всего пять минут назад, полумрак и сонная нирвана, царившие в комнате, внезапно были разорваны визгом бронзовых, давно не смазанных дверных петель. Дверь, созданная кем-то «до царя Гороха», внезапно распахнулась настежь, и, ударившись о стену, отколола знатный кусок старой, растрескавшейся штукатурки.

Облако серой гипсовой пыли с пронзительным, прогорклым запахом, взлетело под потолок и растеклось по шелку паутины и трещин. Перепуганные насекомые носились сломя голову в попытке найти хоть какую-нибудь захудалую щель. И вот уже эта дьявольская смесь из цемента, глины и гипса по волшебству, медленно и торжественно оседала на старый паркет, растворяясь в полудреме кабинета. Деревянное полотно облезлой двери, покачавшись на проржавевших завесах, замерло в новом и неожиданном для себя положении, слегка скособочившись.

От неожиданного грохота я невольно вздрогнул. С таким трудом наполненный стакан с недопитым ромом выскользнул из рук. Сердце всколыхнулось резким ударом и забилось быстрее. Старая привычка диверсанта, взяла свое над безмятежностью адвоката. Я резко выдернул ящик стола и резво потянулся за своим любимым «Зиг Зауэром». Всё происходящее было как во сне. Медленно летел стакан. Он со звоном лопнул, ударившись о дубовый пол. И пока он, разбрызгивая янтарную жидкость по облезлым половицам, звенел хрустальными осколками, в моей руке уже плясал самбу мой любимый пистолет.

Дверь, стремительно открывшаяся минуту назад, так и осталась нараспашку, впустив в комнату свежий уличный воздух и героиню в лёгком, летнем платьице в мелкий горошек. Новоявленное юное создание стояло, слегка отклонив голову назад, будто прислушиваясь к чему-то невидимому. В её глазах сверкала решимость, которая заставила меня насторожиться. Я смотрел на неё задумчиво, пытаясь разглядеть её тайны через призму бутылки с терпким колумбийским ромом.

— Добрый вечер! — её мелодичный голос разорвал тишину, будто звенящий колокольчик, и тут же затих, как щенок, испуганный громким звуком. Прозвучало это как сладкая трель, которая успела проникнуть в душу и устроиться там.

Похотливая тень гостьи отчаянно боролась со светом, то исчезая, то вновь появляясь. Эфемерное, созданное игрой света, бестелесное существо медленно взбиралось на облезлые и слегка обшарпанные стены моего кабинета.

— Да уж, не повезло… — пролетело у меня в голове, навевая смутные и забытые воспоминания о моей работе.

Она замерла в проеме двери и с неподдельным интересом и удивлением рассматривала меня.

— И зачем это вам? Кого боитесь? — её глаза не выдали ни страха, ни сомнения, лишь лукавый интерес. Она казалась знакомой, словно я знал её в другой жизни, до войны.

Я молча сидел оторопевший от внезапного визита, а она просто светилась интересом, с тонкими нотками подросткового прямодушия.

Её голос звучал как давно забытая мелодия арфы. Этот нежный перелив струн словно разрывал тишину моей обыденной, повседневной жизни. Я чувствовал, как её слова проникают в глубину моей души, вызывая вспышку воспоминаний о прошлом, о потерянных надеждах и разбитых мечтах.

— Извините! Добрый вечер. Поторопился, знаете ли. Чем черт не шутит. Кого, кого? Но вот вас точно, увы, я сегодня не ждал, — я улыбнулся новому собеседнику и неторопливо убрал в приоткрытый ящик стола своего вороненого любимца.

— Однако! Прошу вас, присаживайтесь. Что привело вас сюда в такой час? — я оглянулся вокруг себя в поиске чего-нибудь спиртного.

— М-да… Давненько здесь никого не было, в этой забытой богом адвокатской конторе! — Эта новая и шальная мысль выпрыгнула как черт из табакерки. Как гранитный окатыш в бурной горной реке, она весело выскочила из потока моего сонного сознания и теперь прыгала между сном и явью.

М-да уж… Теперь уже я, не торопясь и чертыхаясь про себя, тянулся к новому стакану и бутылке с дешевым ромом. Чудо древней стекольной промышленности блестело тусклыми сальными боками и уныло дремало на самом краю когда-то дорогого резного стола.

Мрачное осознание своего бытия внезапно навалилось на меня, принося с собой обреченность и терпкий запах ржавчины, смешанный с ароматом рома и едким вкусом пережжённого сахара, вперемешку с протухшими опилками старого дуба.

— Ну и что тебе здесь понадобилось, девочка, в такое время? — продолжал подумать я, морщась и вливая в себя тягучее колумбийское пойло, не забывая при этом проклинать его бывшего владельца.

Незнакомая странница с мягкой улыбкой на губах продолжала стоять на фоне потертого дверного полотна, словно излучая утонченное, только ей ведомое спокойствие. Её фигура, облаченная в лёгкое платье с мелким горошком, казалась невесомой и едва касалась земли. Взгляд, устремленный вдаль, был наполнен такой тихой мечтательностью, как будто она видела что-то особенное, недоступное для других.

Тёмные волнистые волосы спадали на плечи свободным каскадом, обрамляя её лицо мягкими линиями. Кожа её светилась естественным светом, как будто она была дочерью самого солнца, которое еще пять минут назад ослепляло окрестности города каскадом веселых искр. Тонкие плечи и изящные руки придавали ей хрупкость, которая, однако, скрывала внутреннюю силу и решительность.

Её образ напоминал портреты классических героинь. Женщин, что жили в романах прошлого, наполненных романтикой и тайной. Она была подобна свежему весеннему ветру, лёгкому и наполненному обещанием нового начала.

Её губы, слегка приподнятые в едва заметной улыбке, казалось, хранили секреты вселенной, а глаза, глубокие и выразительные, были полны мудрости, не присущей её юным годам. Эта девушка будто бы пришла из другого времени — времени, когда чувства были более искренними, а слова — более значимыми. Её присутствие наполняло пространство вокруг мягкой аурой спокойствия и благородства, заставляя забыть о суете современного мира.

Она стояла, слегка отклонив голову назад, словно пыталась поймать лучи заходящего солнца или прислушивалась к тихому шёпоту ветра, который нежно копошился в ветвях тягучей ивы. Этот странный момент был наполнен неуловимой магией, делая её образ ещё более загадочным и привлекательным. Она была воплощением утончённой женственности и внутренней силы, гармонично сочетающихся в одном человеке.

Я даже не мог предположить, что всё неожиданное и невероятное в моей судьбе начнётся именно сегодня, в этот злополучный вечер, который ничем не выделялся среди множества забытых и беспамятных ночей, проведённых в гордом одиночестве.

Внезапно она резко хлопнула в ладоши, словно разрывая тишину кинжалом. Её голос зазвенел, как колокол на рассвете, отражаясь от стен и наполняя комнату тревожными нотками и вибрациями.

— Простите, но, наверное, пить на сегодня достаточно?! Может, хватит, и вы наконец выслушаете??!

Её слова, как ледяной душ в июльскую жару, обрушились на меня. Внутри меня бушевал шторм, всё внезапно перевернулось с ног на голову. И вот я уже тону в её глазах, как корабль с порванными вантами парусов в бурю.

— Может, и хватит, но не мне и не сегодня… — думал я, уже потянувшись за очередной порцией неразбавленного рома, пытаясь скрыть своё неожиданное смятение.

Она снова улыбнулась, и её зелено-карие глаза, наполненные мудростью и тайной, быстро и беззастенчиво пробежались по моей фигуре. Они остановились только тогда, когда увидели, что и я рассматриваю ее таким же наглым взглядом, который уже начинал ее бесстыдно раздевать.

— Ой! Какой вы милый. Ну это, я… — она запнулась, оглянулась по сторонам в поисках нежданных свидетелей этого позднего рандеву и не найдя ничего особенного в этой, богом забытой берлоге, продолжила,

— Это просто комплимент, простите! Мне бы увидеть дежурного адвоката! Это ведь адвокатская контора?! Я правильно пришла?

— Удивительно, мадам, но да. Дежурный адвокат, это я. Вячеслав Буре, собственной персоной! — я еще пытался сохранять спокойствие и самообладание, но сердце начинало биться все чаще.

— Кто она и зачем ей нужен адвокат в такое позднее время? — эта мысль беспокоила и не покидала меня.

Она снова улыбнулась, но её глаза оставались серьёзными. Я не мог понять, что за мысли скрываются за этим взглядом, но чувствовал, что её присутствие навсегда изменит мою жизнь.

Сделав глубокий вдох, я отложил стакан и встал, приглашая её присесть. Мои движения стали суетливыми и почему-то неловкими, словно я забыл, как держать себя в руках в присутствии женщины.

— Расскажите, что случилось, — произнёс я, ощущая, как её близость меняет всю атмосферу вокруг нас.

Она на секунду замерла, прижав руки к груди и неожиданно для меня резко опустила их вниз, очевидно приняв важное для себя решение.

— Всё, хватит! Полюбовались друг другом и хватит… — безапелляционно заявила она, глядя мне прямо в глаза. Эта уверенность начала раздражать меня. Я подавлял это чувство понимая, что произошло нечто сорвавшее с места в карьер и передо мной стоит не совсем обычная клиентка.

— И, да не мадам, а мадемуазель! Или вы так перевозбудились от моего вида в этой своей берлоге, что наглым образом рассматривали меня? Я даже уверена, что в своих наглых мыслях, вы меня почти раздели, как я понимаю. Очень надеюсь, что не догола?! Я заметила, что вы уже и отличить не можете, где мадам, а где мадемуазель!

Я почувствовал, как волна давно забытых эмоций захлестнула меня. Воспоминания о войне, о страхе и боли, снова и снова плыли по моей памяти, ни на секунду не отпуская меня. А эта женщина будто еще шире открыла дверь в моё прошлое, заставив меня вновь столкнуться с моими собственными демонами.

Мой кабинет с устоявшимся запахом крепкого, дешевого алкоголя, был заставлен разношерстной несуразной мебелью. Одинокая лампа с порванным абажуром, который был заклеен малярным скотчем, светила еле-еле. Мне порою казалось, что она дышит уже на ладан и в последнее время составляет мне компания исключительно от скуки и без всякой надежды на мое и свое будущее. Это уставшее, припорошенное пылью создание довоенной эпохи, разваливалось на краю стола и блудливо сверкало оголенными проводами, которые норовили намертво вцепиться в первого встречного прохожего или посетителя.

О, столько невинности, обаятельности и наглости в этом потрясающем великолепии, которое было обёрнуто в дорогую материю восточного шелка, я еще не видел ни разу в своей жизни. Она, гордо выпрямив спину, присела на краешек одинокого венского стула у моего стола, поправила разлетевшиеся в стороны полы тонкого, прозрачного платья и невольно потянула убежавшую вниз по изящному плечу бретельку. Теперь, положив свои прелестные руки на стол, она задумчиво разглядывала меня, словно оценивала своего собеседника. Взгляд её глубоких, темных глаз пронизывал меня насквозь, заставляя чувствовать себя одновременно неловко и завороженно.

— Ты вообще боишься чего-нибудь? — спросила она с неожиданной улыбкой

Странный вопрос, который не был привязан ни к ситуации, ни ко времени, но однозначно требовал решения. Я мысленно перебирал ответы, отвергая их один за другим. В голове проносились образы прошлого, моменты страха и отчаяния, которые я хотел и пытался забыть. А она всё смотрела на меня, не отводя своих бархатных глаз. Мне сейчас казалось — мы с ней так давно знакомы, и она уже знает этот результат.

— Да, это всё, что я смог выдавить из себя в эту минуту. Голос звучал хрипло, отражая мои внутренние терзания.

— Да, на войне! Боялся!

— Со мною не бойтесь! Я рядом. — она пододвинула стул поближе.

И я слышал стук ее сердца, чувствовал легкое движение воздуха от взмахов ее ресниц. Она смотрела на меня так, как когда-то давно, в другой жизни, до войны, в поезде, смотрела на меня с любовью удивительная незнакомка, которая так же неожиданно и стремительно вошла в мою жизнь.

Я в замешательстве наблюдал, как она протянула свою тонкую руку и нежно взяла мою огрубевшую ладонь. Ее прикосновение было столь мягким, что казалось, она боится причинить мне боль. Она молча гладила мою руку, разглядывая линии судьбы и жизни, словно читала мою историю. И вокруг нас уже не было никого и ничего, не было времени и пространства, и только она сейчас объединяла для меня всю сущность окружающего мира.

На её левой руке, начиная от запястья и заканчивая локтем, извивалась изящная татуировка змеи. Черные, тонкие линии плавно обвивали руку, создавая иллюзию, будто змея скользит по коже. Голова змеи с детализированными глазами и тонкими, изящными клыками находилась у запястья, а её гибкое тело, украшенное мелкими чешуйками, извивалось и перекручивалось, словно оживая при каждом движении руки. Загадочный хвост змеи заканчивался аккуратным завитком у локтя, создавая ощущение завершённости и гармонии. Эта татуировка не только подчеркивала изящество и грацию её руки, но и добавляла образу таинственности и загадочности.

Я чувствовал, как её прикосновение возвращает меня в реальность. Воспоминания тревожили меня. Страхи и боли прошлого были позади. Сейчас передо мной новый шанс, новая история, которую нужно еще написать.

Забытое чувство сопереживания и нежности. Она снова провела пальцами по моей ладони. Её прикосновение было мягким и тёплым, словно она пыталась передать свои чувства через этот едва заметный жест. Вдруг её рука дрогнула, замерла, и она резко оттолкнула мою руку, словно испугавшись собственных мыслей и эмоций. Её дыхание участилось, и в глазах мелькнуло беспокойство. Она отвернулась, словно пытаясь собраться с мыслями, а затем, решительно повернувшись обратно, решительно потянулась к своей миниатюрной сумке.

Дрожащими пальцами она извлекла из неё слегка помятый конверт, сжав его так крепко, что побелели костяшки пальцев. Её взгляд, полный тревоги и решимости, снова встретился с моим, и в этой тишине повисло напряжение, словно она собиралась сделать важное признание.

— Вот, возьмите! — голос ее звенел от напряжения,

— Наверно это важно?!

Я молча взял протянутое письмо, и теперь с изумлением смотрел на пожелтевшую марку, изуродованную синим штемпелем почтовой службы «Correo Nacional de Panamá», на котором были только реквизиты получателя. Данные отправителя отсутствовали. И красовался штамп «remitente desconocido», что означало «отправитель неизвестен»

Ну вот, снова в мою жизнь врывается латинская Америка со своими извечными проблемами. Пальцы судорожно пробежали по шероховатости конверта. На миг остановились, и я медленно провёл по нему рукой, словно пытаясь разгадать всю его историю через одно прикосновение. Внутри меня нарастало любопытство и беспокойство, как тучи, сгущающиеся перед грозой.

Её грудь вздымалась в быстром ритме, отражая внутреннее напряжение и ожидание. Она хотела, но не могла скрыть своих эмоций. Она сейчас с трудом сдерживала суетливость своих рук, которые, как мне казалось, жили своей жизнью и это только усиливало моё волнение. С каждым её вздохом атмосфера накалялась, будто весь мир замер в ожидании развязки.

— Что в нём? — пытливо спросил я и, неожиданно для меня, мой голос захрипел от напряжения.

Пытаясь извлечь белоснежный лист с вензелем одного из самых роскошных и известных пятизвёздочных отелей в столице Панамы, Панама-Сити, «Waldorf Astoria Panama», я с удивлением заметил, как мои руки предательски дрожат. Каждое движение казалось неестественно медленным, будто я пробирался сквозь густую и вязкую тьму.

Почерк был неровным, рваным, словно слова были написанным в спешке и волнении. Каждая буква казалась мне орудием, способным изменить всё. Я посмотрел внимательно на нее и на миг мне показалось, что наши с ней сердца бьются в унисон, сливаясь в один ритм тревоги и надежды.

Не выдержав напряжения, я резко рванул конверт, едва не порвав его. Внутри оказалось меньше, чем я ожидал. Одинокий, плотно сложенный лист, покрытый наспех написанным рукописным текстом и какими-то символами, — это было все, что меня ожидало.

Развернув его, я не ощутил, ровным счетом ничего. Обыденный текст, написанный мелким, неровным почерком, вряд ли бы заставил моё сердце замереть, чтобы встретиться лицом к лицу с неизбежным. Слова, написанные на странице, вряд ли открывали дверь к фактам, о существовании которых я бы не знал или не догадывался.

Моя голова закружилась от выпитого, и я на мгновение закрыл глаза, чтобы прийти в себя. Передо мной снова ожили тени прошлого и воспоминания, которые я пытался забыть. Теперь я пытался понять и услышать не только слова, но и запахи, звуки, даже чувства тех дней. Она нервно теребила свою сумку пытаясь прочитать на моем лице новые детали, скрытые смыслы, загадочные намёки, которые она пропустила или не поняла.

Неожиданно мой взгляд остановился на странной фразе, которая казалась выделенной среди прочего текста. Сердце замерло, когда я осознал, что это был код — послание, адресованное только мне. Вспомнив старую легенду о «мертвой капле», я понял, что передо мной был ключ к разгадке тайны письма.

Слова, написанные в спешке, казались тяжёлыми, будто бы каждая буква впивалась в мою душу, открывая дверь к неизведанному. В этом послании был не просто привет из прошлого — это был призрак, вернувшийся, чтобы заставить меня вспомнить всё, что я пытался скрыть даже от самого себя.

С внезапной решимостью я сжал лист, чувствуя, как тяжесть содержания чужой исповеди передаётся в мои руки. Этот неожиданный поворот судьбы заставил меня осознать, что пришло время действовать. Привет из прошлого и неизведанного уже настиг меня, и теперь я должен был встретиться с ним лицом к лицу.

Письмо начиналось неожиданно и странно:

«Моя несбывшаяся мечта, моя Надежда. Я пишу это письмо, уже зная наверняка, что никогда тебя не увижу. Я ещё до твоего рождения знал, как мы с мамой тебя назовём. Мы с ней не сговариваясь выбрали тебе имя — Надежда. Я так и не стал твоим отцом, ни хорошим, ни плохим. Я просто им не стал, о чём всегда жалел. Мне было тридцать, когда наша секретная служба отправила меня в Америку. Моей задачей стало создание спящей диверсионной группы. Твоей маме сообщили легенду о моей гибели в результате затопления подводной лодки. Я просто исчез из вашей жизни.

Я был молодым идиотом, верившим в непогрешимость власти и уверовавшим в идеи нашего расового превосходства. Сейчас я сижу в темноте, окружённый чужими улицами и незнакомыми лицами, и думаю о тебе. Каждый день здесь напоминает мне о миссии, которую я принял. Каждый миг вещал о жертвах, которые я принёс. Но больше всего я думаю о том, что упустил шанс видеть, как ты появилась на свет, как растёшь, смеёшься, учишься. Я понимаю, что никогда не смогу вернуть это время.

Когда я согласился на это задание, я думал, что служу своей Родине, своему народу. Но с каждым днём здесь, вдали от дома, все эти годы, я с ужасом осознавал, насколько высока была цена этого решения. Я потерял возможность быть рядом с тобой, видеть, как ты взрослеешь, поддерживать тебя в трудные моменты и радоваться вместе с тобой.

К моему сожалению, скоро моя жизнь закончится. Моя страна и лично Президент объявили на меня охоту. Группа ликвидации из наркокартеля «Буентес», уже висит у меня на хвосте. Они очень хороши. Думаю, что протяну, скрываясь, ещё несколько дней.

Скоро я уйду из этого мира навсегда. Но ты должна знать всю правду обо мне. Запомни, что только звёзды, сияющие на просторах океана, способны отразиться в душе и вновь зародить надежду. Одно лишь крохотное пятнышко корабля, в последних лучах заката, даёт утопающему надежду. Я вижу его, но мой голос тонет в бушующем водовороте гремящего шторма. Когда-нибудь обломки моего погибшего корабля вынесет из сумбурного моря на спокойную землю обетованную.

Я люблю тебя, моя незнакомая дочь!

Пожалуйста, знай, что всё, что я делаю, я делаю с мыслями о тебе. Ты — моя надежда и моя сила. В этой чужой стране, выполняя свои обязанности, я всегда думал о том, что однажды смогу вернуться домой, обнять тебя и объяснить, почему я был вынужден выбрать этот путь.

Я мечтал о дне, когда наша семья сможет жить в мире и безопасности, без страха перед репрессиями и насилием. Я надеялся, что однажды ты сможешь понять мои мотивы и простить меня. Я осуждал себя за то, что был вынужден поступить так.

До тех пор, пожалуйста, знай, что я всегда с тобой, даже если физически я далеко. Ты — моя гордость и моя надежда, и ради тебя я готов пройти через все испытания, которые выпадут на мой путь.

С любовью и надеждой на лучшее будущее для тебя. Надеюсь, ты простишь меня за всё. Твой папа.»

— И это всё? — недоверчиво пробормотал я, глядя на мятый конверт и листок с беспорядочным почерком

— Я не знаю… — прошептала она. Её взгляд, полный мольбы и слёз, смотрел мне в душу.

Я ещё раз посмотрел письмо и, недолго думая, направился к старой китайской лампе, едва не попавшись в хитрые сети её оголённых проводов. Положив письмо на отверстие абажура лампы, я начал наблюдать.

— А вы что это затеяли? — её голос прозвучал с ноткой любопытства.

— Ищу хоть что-нибудь, — пробормотал я в ответ, переворачивая лист на другую сторону.

— Странно, ничего! — констатировал я.

— А что там может быть? И лампа вам зачем? — её слёзы высохли, и теперь передо мной вновь была амазонка во всей своей красе.

— Если следовать логике, то с учетом знаний и подготовки вашего отца, он непременно должен был оставить вам какую-нибудь зацепку или знак.

— Например. Если написать текст соком лимона на бумаге, дать ему высохнуть, а затем нагреть, то результат будет следующим: нагревание приведёт к тому, что текст станет видимым. — я улыбнулся, поднеся бумагу к глазам, и продолжил,

— Это происходит потому, что лимонный сок содержит органические вещества, которые при нагревании начинают обугливаться и становятся коричневыми, в то время как сама бумага остаётся светлой. Это один из простых методов создания «невидимых чернил, шпионские штучки, знаете ли! — я ещё раз перевернул письмо текстом вверх.

— Однако?! Что-то тут не так. Скажите, а ваша мама, когда рассказывала об отце, никогда не упоминала про море? Может они плавали на корабле в круизе? Может вспомните, что-нибудь о кораблекрушении?

Она на минуту задумалась и немного сумбурно замотала головой из стороны в сторону.

— Значит, не говорила! — утвердил информацию я.

— Нет! Хотя, постойте! Она как-то проговорилась, что он был морским офицером в управление разведки флота.

— Надо же. Как интересно. Послушайте, вы не могли бы мне еще раз передать конверт?!

Надежа послушно кивнула, встала, подошла ко мне и протянула мне конверт.

— Черт подери. Как же я раньше, осел, не додумался, — шептал я с остервенением рассматривая конверт и текст письма. На почтовой марке был изображен испанский галеон, тонущий на закате, в бушующем море.

Теперь я уже не стеснялся моей посетительницы, я снова был самим собой. Не адвокат, нет. Я снова был офицером службы внешней разведки. Память, как и навыки, восстановились мгновенно. Когда-то давно на уроке криптографии, старый полковник, оперативник от бога рассказал и показал один из приемов передачи секретной информации.

В его время не было такого развития цифровых технологий, да и интернета не было. Кому из «sleepers» (спящие агенты) везло, то они передавали всю полученную информацию обычно через систему закладок и оповещений, через дипломатических сотрудников. Кому не везло, обычно при передаче данных попадались в лапы контрразведки и получали на всю катушку.

Если случалась непредвиденная ситуация и у агента не было с собою никакого оборудования, то обычно прибегали к простому, но очень хитроумному способу. Брали колпачок от простой авторучки и ножом или лезвием делали в нем пропил, ближе его кончику. Обычно, с помощью жевательной резинки, закрепляли его на столе на расстоянии сорока сантиметров от объекта информации. На подставке, напротив колпачка крепили объект для фотосъёмки. Да, да, фото или лист бумаги с текстом. Обычно я использовал небольшой фонарик, которым освещал объект, ну а кто-то обыкновенную настольную лампу.

В темноте в пропил колпачка вставляли обыкновенную фотопленку. На секунду, две включали свет. И, вуаля, микрофотография готова. Состав для проявления и закрепления обычно был у каждого из нас с собою. На крайний случай помогала ближайшая аптека.

Кто бы мог подумать, но если смешать двадцать грамм аскорбиновой кислоты, пятьдесят грамм пищевой соды и разбавить все это ста граммами воды, то получится великолепный раствор для проявления. А для фиксации, все еще проще. Двести грамм дезинфицирующего средства — гипосульфита натрия, которого навалом в любой аптеке, просто растворяем в одном литре воды. Процесс проявки займёт около десять, пятнадцать минут, фиксации — минут пять или семь.

Не зря нас гонял Тимофей Андреевич, вечная ему память. Хороший был дядька, хоть и нудный.

— Господа офицеры! Ваша задача здесь не баб трахать и бухать, а учиться. — причитал он каждый раз в начале курса. Славное было время.

Я с остервенением рассматривал марку с тонущим галеоном. И вот оно то, что я искал. В левом нижнем углу, под маркой, припечатанная оттиском жирного почтового штемпеля, пряталась не привлекая внимания, черная точка микрофотографии.

— Всё сходится. Вспомните, ваш отец ведь служил в разведке на флоте? Не так ли?

— Да, — её голос звучал едва слышно, но твёрдо.

— Значит, это может быть план или координаты. Возможно, он хотел, чтобы вы нашли нечто важное, что он спрятал. — Я вздохнул, чувствуя груз ответственности. — Теперь осталось только увеличить микрофотографию. Если я прав, мы на пороге открытия.

— Но что это может быть? — её голос дрожал от волнения.

— Не знаю, но, если ваш отец использовал такие меры предосторожности, это должно быть нечто значительное. Возможно, документы или доказательства, которые могут изменить для вас всё.

В её глазах, еще секунду темных от боли, загорелся новый огонёк надежды. Тишина в комнате становилась почти осязаемой, как будто сама атмосфера задерживала дыхание вместе с нами.

— Нам срочно нужен микроскоп, — я с удивлением рассматривал маленькую точку размером не более двух, трех миллиметров, лежащую на кончике моего указательного пальца.

— А где мы его возьмем. Хотя, у меня есть микроскоп из школьного химического набора, но он правда дома, — она взволнованно смотрела на меня.

— Думаю, что нет! К вам, как я понял ехать далеко, а проблема требует решения здесь и сейчас, — и тут я себя ударил ладонью по лбу,

— Подождите, здесь недалеко, через переулок, есть аптека, а там дежурный провизор. Так что собирайтесь и пошли! — и я осторожно положил микрофото в небольшой полиэтиленовый пакет. Торопливо выхватив из ящика стола мой верный «Зиг Зауэр», я, передернув затвор, загнал скучающий патрон в патронник. Не торопясь, я засунул ствол в поясную кобуру, накинул потертый твидовый пиджак на плечи, и не забыв при этом прихватить три полных магазина патронов, двинулся на выход.

— Да бегу, я бегу! — она находу схватила свой ридикюль и уже в двери нагнав меня взяла под руку.

— А пистолет то вам зачем? — пытливо спросила она, пытаясь на ходу заглянуть мне в глаза.

— На всякий случай мадемуазель, на всякий случай! — проворчал я и как ледокол повел легкую и стройную шхуну через закоулки дворов и спящих перекрестков.

— Смотрите, запомнил! Где мадам, а где мадемуазель, — радостно рассмеялась она, и её смех прозвучал, как серебряные колокольчики, звонко разливаясь по закоулкам. Её глаза засверкали, как драгоценные камни, отражая радость, удивление, а щёки окрасились в лёгкий румянец. Этот смех, наполненный теплом и искренностью, словно луч солнца, пробился сквозь густые тучи тревоги, наполнив атмосферу ярким светом и надеждой. Она неожиданно для меня взяла меня под руку. Теперь она шла рядом, пытаясь периодически заглянуть мне в глаза.

Уставшая от своей скорбной доли и наглых воробьев, чуть живая лампа уличного освещения, колыхалась на легком ветру, разливая с переменным успехом желтый неоновый свет по спящему переулку. Приблудившаяся рыжая собака резво бежала впереди нас, как вожак стаи периодически останавливаясь и помечая захваченную территорию.

Они вывалились из-за гаражей как трио близнецов братьев. Одинаково перекаченные стероидами и спортивным залом, они казались мультяшными героями комиксов в своих черных майках с изображением орлов и потертых джинсах. Три безумца против меня и молодой девчонки, тот еще себе фильм о приключениях.

В руках у впереди стоящего, сверкнул нож бабочка, который он неумело, вертел пытаясь все своим видом показать, кто здесь и сейчас, главный боец. Два других качка, явно страдали слабоумием от недостатка витаминов группы В, а может даже и Д.

М-да. Ничего себе момент истины. Однако бить надо первым и надо постараться завалить сначала рыхлого, в момент, когда он закроет нож. Два олуха слева с арматурами не помеха для меня. Соображают туго, в переулке узко, плюс заросли колючего барбариса. В драке будут они будут мешать друг другу. Возможно, хотя и слабое утешение для меня, в этой ситуации, но они точно драться не умеют, явно не дворовая шпана. Удар старшему надо наносить в шею, в область сонной артерии. Там, как меня учили, находится каротидный синус.

Удивительная точка удара, расположена на боковой стороне шеи, немного выше кадыка, примерно на два, три сантиметра ниже угла нижней челюсти. Нанесение удара в эту область может вызвать кратковременную потерю сознания из-за изменения давления в сонной артерии, это приведет моего оппонента к рефлекторному снижению сердечного ритма и артериального давления, и как результат вызовет кратковременное прерывание кровоснабжения мозга и потерю сознания.

— Люди, принимающие стероиды, — подумал я, всегда имеют повышенный риск сердечно-сосудистых проблем, что увеличивает мои шансы и вероятность продолжительной потери сознания при ударе.

Я еще раз окинул взглядом своего первого визави. Легкая припухлость лица говорила о наличии у него сердечных заболеваний. Какой из всего это вывод? А тот, что мой удар может сделать даже такого качка более уязвимым к пазовальной реакции. Я был внутренне спокоен. Я знал, что другим последствиями удара будет полный нокаут, минимум на семь минут.

— Дебилы! Три шкафа в узком переулке, на двух метрах, в зарослях колючей поросли барбариса — вот чем подумал я, резко заведя Надежду себе за спину, и скинув пиджак намотал его на левую руку.

— Так, Надюха! Слушай меня внимательно. Держись у меня за спиной, стой подальше, и главное не кричи, — сказал я и отпустив ее руку стремительно двинулся в сторону ожидавшей меня гоп компании.

Я в три прыжка долетел до первого здоровяка, и пока он, настойчиво пытался, в очередной раз, открыть так неудачно сложенный нож, нанес ему первый удар. Он весь был сосредоточен на дешевой китайской подделке. Левой рукой он держал его на уровне своих чресл, а правой пытался открыть механизм, который фиксирует лезвие в закрытом или открытом положении. Но замок был пружинным, слегка приржавевшим и периодически заедал. Мне реально повезло. Я получал дополнительный бонус к своему выживанию.

Через полторы секунды все было решено. Глиняный колосс валялся у меня в ногах и даже не хрипел. Мгновенно оценив развитие дальнейшее ситуации, я без раздумий накоротке уже атаковал следующего гопника. Короткий и мощный удар в солнечное сплетение, он начинает сгибаться, следующим быстрый в пах. Эта двойка гарантированно должна временно вывести его из строя. На подходе уже маячил третий. Вот он тянется на замах металлическим прутом, ему мешает падающий подельник. Лоу-кик по ногам. Это позволяет мне быстро снизить его боеспособность и подвижность. Он начинает терять равновесие. И последний удар, снизу в верх в центр челюсти. Все он в ауте.

Я стою один между хрипящих и суетящихся тел, медленно разматывая скомканный пиджак. Я осторожно ощупываю себя, пытаюсь найти пораженные при контакте зоны. Но я на удивление чист. Нет ничего. Стресс еще сжимает дыхание. Оно с трудом прорывается через сухое першащее горло. Слышен стук летних балеток. Это летит моя спасительница.

Она влетает в меня, как сверхзвуковая ракета в тяжелый атомный авианосец и взрывается шрапнелью истерики. Она то бьет меня своими сжатыми кулачками, то обнимает и целует, замирает и растерянно смотрит по сторонам. Я подхватываю ее на руки и несу к неуклюжей лавочке, одиноко грустящей у входа в калитку частного двора.

— Не волнуйся. Все закончилось. Посиди пока тут, мне кое с кем поговорить надо!

Я разворачиваюсь и иду к одиноко лежащему телу, которое уже начало судорожно хватать спертый ночной воздух спящего города. Два его подхалима уже незаметно ретировались. Они, скорее всего, пошли зализывать раны. Думаю, что они вряд ли кого-то приведут на подмогу. Я переворачиваю этот «шкаф» лицом вниз, резко завожу руки за спину, и усаживаясь на него, как наездник на сонного мула. Мои колени поджимают поднятые вверх и заведенные за спину руки, не давая ему возможности ни то, что двигаться, но и даже думать об этом.

Его голова еле-еле поворачивается набок, и он смотрит на меня не столько с удивлением, сколько с уважением и даже с восхищением. Он даже не пытается дергаться. Что с него взять. Видно, что не профессионал, а так, дешевый наемник из ближайшего спортзала.

— Так, дядя, время поговорить. Все предельно просто. Я задаю вопросы. Ты говоришь правду. Кивни если понял.

Он молча кивает и растерянно смотрит на меня. Он сейчас в недоумении и пытается осознать, как я невзрачный на вид, по сравнению с его подельниками, а тем более с ним, его так быстро вырубил.

— Первое, совет тебе. Нельзя недооценивать противника. Второе большой шкаф всегда громко падает. И третье, у меня к тебе вопросы. Кто послал тебя и зачем?

Он молчит, все еще видимо приходит в себя, и закрыв глаза начинает свой рассказ.

— Вчера ко мне в спортзале, здесь недалеко «Muscle Forge». Ты можешь знать? Не важно. Подошел один тип, лет сорока, и предложил заработать. Отжать сумочку у одной молодой особы. Предложил штуку зелени. Показал фото. На фото тощая пацанка. Он сказал, что завтра вечером она будет по адресу адвокатской конторы. Показал твое фото. У нее надо забрать сумку с конвертом. Все.

— Что все? — и я слегка коленями поджал руки. Он болезненно поморщился и продолжил —

— Слушай, адвокат, какого хрена, я ведь и так говорю!

— Для профилактики! Продолжай. Сколько заплатил. Куда отнести конверт и сумку. Что сделать со мною и девчонкой?

— По девчонке ничего конкретного, тебя если что вырубить, поломать для острастки. Письмо и сумку отнести на автовокзал, положить в ячейку и забрать деньги. Да, забыл если это важно, он при мне позвонил какому-то Кириллу.

— Как вы должны были связаться после выполнения работы?

— Подписаться на открытый телеграмм бот «Иисус твой Бог» отправить в чат сообщение, 12.19. получить 3.48, и через два часа, положить вещи в ячейку номер 345 центрального автовокзала и там же забрать остаток, пятьсот долларов.

Я снова надавил на руки, и он уже скрипел от боли зубами, но пока держался.

— Хватит адвокат, руки вывернешь, а мне ими работать. Семья и дети!

— А что разбой — это то же семья и дети?!

— Успокойся адвокат. Что-то вроде того. Война закончилась. С фронта вернулся слава богу живым, но правда с легкой контузией. Работы нет, а семью кормить надо. Вот и подвернулась работенка. Я правда зла на тебя не держу. Сам виноват. Может слезешь с меня? Я даю слово офицера не сбегу и на вопросы отвечу.

Где-то сзади послышался тихий голос, умиротворенно-благостный, с ярками нотками «стокгольмского синдрома».

— Слава отпусти его. Все закончилось. А я очень устала! — она стояла, чуть дрожа то ли от ночного холода, то ли от пережитого.

— Как зовут тебя, офицер? — спросил я, покидая роскошную тушу, привольно раскинувшуюся у моих ног.

— Сергей Дубенко, бывший старший лейтенант, командир саперного взвода. Я так понял, адвокат, тебя Слава зовут. Ты уж меня извини, если сможешь. Ну и слезь с меня не сбегу!

— Ладно, проехали, Сергей! — подожди секунду. Я, не торопясь, поднялся на ноги и потянулся, повернувшись к нему спиной. Мои мышцы невольно напряглись, ожидая нападения. Но он стоял, как ни в чем небывало, засунув большие огрубевшие руки в карманы и что-то пристально разглядывал у себя под ногами. Я стянул с себя пиджак и накинул на плечи Надежды.

— Слушай, Слава, походу я твой должник. Вот что, что, но долги я отдавать умею! — он с дерзкой улыбкой смотрел мне прямо в глаза.

— Я, Сережа, этот долг заберу у тебя прямо сейчас. Мне нужна будет твоя помощь, до утра. Потом мы в расчете. Что скажешь?

— Отлично я готов, скажи, что делать!

— Да ничего особенного просто будь постоянно рядом! Ты как? — я приобнял Надю и заглянул в ее уставшие, почти сонные уже глаза.

— Я в норме. Я бы что-нибудь съела и выпила много, много кофе!

— Сергей забирай Надежду отведешь ее в офис, я надеюсь ты знаешь где он, раз за мною охотился. Недалеко, на перекрестке слева круглосуточная сицилийская пиццерия. Думаю, в это время там посетителей нет, так что вам там будет уютно и спокойно. Там вкусно и недорого, особенно рекомендую пиццы «Маргарита» или, например, «Сфинчоне»?

— Слава я «Маргариту» пробовала. А что это, как вы сказали, счинчоне?! — Надежда расслаблено посмотрела на меня.

— Да нет! Сфинчоне! Это традиционная сицилийская пицца. Там ребята, такое мягкое тесто и шикарная начинкой, с обалденным томатным соусом, сырами, а еще, анчоусы и хлебные крошки. Вы реально удивитесь, но пицца там не круглая, а прямоугольная. Это настоящая традиционная сицилийская кулинария. Настойчиво рекомендую. Давайте, закажите ее, поверьте мне, вам понравится.

— Так, Сергей, — вот деньги на пиццу, на кофе, ну и на все, что вам понравится. Забирай Надежду я буду в офисе не раньше, чем через час, а то и два. Там и встретимся!

— Хорошо, Слава, или лучше Кэп. Я вас узнал полковник! Вы были почти в самом конце войны, в моей бригаде, на позиции у меня в блиндаже, помните город Синур, у излучины реки «Глова»? Вы еще тогда мне зажигалку подарили с вензелем ваше службы! Черт бы ее побрал, так, где ж она? А… Вот! — он вытащил из заднего кармана джинсов потемневшую латунную зажигалку с выпуклым гербом службы внешней разведки.

Я стоял и вертел в руках память, память о тех, кого с нами уже нет. Город Синур, как же помню! Это была слабо подготовленная, но стремительная контратака. Построенная на кураже и на бахвальстве. Такое случается раз в сто лет. Вечером планирование, рано утром атака, малыми силами на превосходящего противника. И мы были тогда быстры и внезапны, как черный тайпан. И на плечах противника батальонная группа ворвалась в населенный пункт, на высоту 507 над уровнем моря. Ключевая высота.

— Я помню тебя старлей. Узнал, как только увидел!

— Так, что ж вы не окликнули?!

— А зачем! Ты ведь бой за Синур помнишь. Накоротке, к победе! Ты на той стороне я на этой…

— Помню, вы тогда сказали свой девиз «Накоротке, к победе!» Я готов. Денег не надо. Разберусь. Приказ выполню. Надежду накормлю, напою, в офис доставлю. До вашего прибытия буду охранять.

Сергей и Надежда уже скрылись на выходе из переулка, а я все стоял и ощупывал свои карманы, и, наконец-то нашел маленький заветный полиэтиленовый пакетик с микропленкой. Он лежал придавленный двумя магазинами в левом кармане пиджака.

— Ну слава богу, все на месте и все живы, — думал я, двигаясь навстречу неизвестности по широкому уличному проспекту, кое-где освещенному, одинокими уличными фонарями с козырьками фотоэлементов. Былое довоенное роскошество.

Ночная аптека в получасе быстрой ходьбы от моего офиса. Она занимала половину этажа дышащей на ладан пятиэтажки, чудом сохранившейся после войны. В этом уцелевшем под ракетами и бомбами доме, изредка тарахтел больной, кашляющий маслом генератор и светились заспанные огни не успевших убежать от войны жильцов.

Я постучал в закрытую дверь, и привалившись к косяку двери стал терпелива ждать дежурного провизора или на худой конец просто сторожа. Я уже собрался уходить, когда за толстым, треснутым стеклом, раздался еле слышный шорох, напомнивший мне шипенье наглых окопных крыс, которых ребята периодически придавливали своими берцами. Не прошло и получаса и в створе двери показался полноваты мужчина лет семидесяти. Я видел, как он устало шел, периодически останавливаясь, чтобы передохнуть и отдышаться. Наконец он приоткрыл дверь и пригласил меня войти.

В городе, когда-то пышущем жизнью, столице, забитой жителями и приезжими, не осталось даже четверти населения. Узкие улицы, ранее шумные и оживленные, теперь стояли пустыми и безмолвными, лишь ветер шелестел в выбитых оконных рамах, играя оборванными краями кружевных занавесок. Полуразрушенные здания, немые свидетели и призраки прошлого, возвышались над асфальтом, покрытым почерневшими обломками и терпкой пылью сгоревшего в яростном огне прошлого. Магазины, которые некогда манили покупателей яркими витринами, теперь стояли заброшенными, с облупившейся краской на вывесках и ржавыми решетками на дверях.

В этой столице, когда-то могучего государства, бродили редкие странники. В основном это были пожилые женщины, чьи хрупкие фигуры иногда мерцали в полумраке пустынных улиц. Они передвигались медленно, с осторожностью, словно боясь нарушить хрупкое спокойствие города. Мужчин можно было пересчитать по пальцам; многие из них были либо на фронте, либо погибли в ходе боевых действий. Молодёжи не было и подавно — они либо эвакуировались, либо ушли на войну, оставив за собой лишь воспоминания и леденящую душу тоскливую тишину.

Рынки, где когда-то кипела жизнь, теперь были покрыты сорняками, а пустые прилавки напоминали о голодных днях. Площадь, с высокой стелой в центре, некогда была центром общественной жизни. Теперь она выглядела как поле битвы: разрушенные памятники, поросшие мхом, и пустые фонтаны, в которых давно не было воды.

Так что для меня было неудивительно увидеть немолодого провизора, терпеливо приглашающего меня войти. Его усталые глаза, обрамленные въевшимися в пожелтевшее лицо глубокими морщинами, оценивающе смотрели на меня. И в этот миг они не говорили, а кричали о пережитых лишениях и утратах. В его движениях чувствовалась и обессиливающая усталость, и тихая решимость, и желание хоть как-то помочь тем немногим, кто еще остался в этом умирающем городе.

— Что вам молодой человек?! — тихо и учтиво спросил он. В его интонации и произношении чувствовались так давно забытые такт и учтивость.

— Я, наверно, представлюсь. Меня зову Вячеслав Буре. Адвокат!

— О… Очень приятно. А меня Самуил Маркович! Провизор и владелец этого небольшого заведения и ваш покорный слуга, — он по-отечески мягко улыбнулся.

— А ну-ка подождите молодой человек. Нет, не может быть! Вы, таки живы. Ой вей! Кому скажу, не поверят!

Я оторопел от неожиданности и теперь остановившись внимательно его рассматривал.

— А мы знакомы?!

— Нет вы посмотрите на этого молодого гоя, с которым я знаком с пеленок, — теперь провизор уже обнимал меня, отталкивал, смотрел из далека и снова обнимал.

— Вы сын нашего городского адвокаты Валерия Буре? А я тот человек, который чуть не устроил вам обрезание. Благодарите вашу матушку, спасла.

— И он меня таки спрашивает знаком ли я с вашим отцом?! — от удовольствия и возбуждения он уже пританцовывал на месте, как старый конь после укола «конского возбудителя».

— Что значит знаком? Я изволил быть его лучшим другом до войны. Кстати, а где он сейчас?

— Отец, большей частью дома с собакой!

— Ну тогда если увидите, то передавайте ему привет от Самуила Марковича Зибельзона. Что-то я по-стариковски только о своем, да о своем. Так что вам надо, Слава?

— Скажите, Самуил Маркович, у вас есть в аптеке микроскоп?

— Обыкновенный микроскоп? — старик на секунду замялся,

— Нет, к сожалению. Обыкновенного микроскопа у меня нет, — он внимательно и с удивлением смотрел на мое лицо, с которого медленно умирая сползала последняя надежда,

— Да шо ж вы так расстраиваетесь, Слава. Поверьте, старому еврею, все у вас будет хорошо. Просто микроскопа у меня нет, но есть новый электронный и к тому же подключённый к интернету, это сегодня уже большая редкость — он, теперь улыбаясь рассматривал мою реакцию и не стесняясь уже тащил меня в дальнюю комнату, рассуждая на ходу о чем-то своем.

Микрофотография начала медленно проявляться на мониторе, и я почувствовал, как сердце ускоряет ритм. С каждой секундой изображение становилось чётче, и вместе с ним росло напряжение.

— Сейчас главное вам не торопиться Слава. Крутите эту ручку помедленнее. Вот началось. Смотрите! — тяжело выдохнул провизор, увеличивая разрешение и указывая на едва заметные контуры, появляющиеся на экране.

Через пять долгих минут у меня в руках был адрес закрытого файлообменника и пароль доступа к нему и больше ничего.

— Странно подумал я, записывая на свой мобильник исходные данные.

— Ну, что, Слава, слава Богу, справились! Надеюсь, вы получили, что хотели. Ну, и, если вам ничего больше не надо, я вас мой друг провожу и пойду досматривать сон, благо снится пляж и мулатки, — он бодро засмеялся и нежно подтолкнул к выходу.

— Надеюсь дорогу домой вы найдете. Ну а папе передавайте привет. Скажите, что жду в гости!

Последнюю фразу я еле расслышал, так как уже не шел, а бежал в летнюю ночь в городе, разрушенном войной, закончившейся год назад. Я несусь по пустым, темным улицам, где время словно остановилось, замерло, подавившись секундами нового бытия.

Густой, задушливый до умопомрачения воздух и насыщен презревшими запахами, которые рисуют мрачную картину недавнего прошлого. Первое, что бьет в нос, заставляя задыхаться и кашлять на ходу — это стойкий запах гари и дыма. Он впитался в разрушенные здания, в асфальт, в каждый уголок этого погубленного войной города. Эта вонь напоминает о пылающих ночах, когда все вокруг было охвачено огнем, хаосом и смертью.

Амбре из пыли и бетонной крошки витает в воздухе, создавая ощущение, будто я бегу сквозь облака серого тумана. Мне зачастую, кажется, что любое мое движение поднимает в воздух миллиарды мелких частиц, которые оседают на коже и одежде, ослепляют слезящиеся глаза, оставляя сухой, горький привкус во рту.

Металлический аромат ржавчины и старого железа идет от покинутых машин и сломанных конструкций. Эти запахи противоречат моему восприятию, невольно создают резкий контраст с ночной прохладой, делая атмосферу еще более угрюмой.

Иногда, когда пробегаю мимо разрушенных зданий, в мои легкие врывается запах сырости и плесени. Влажность, которая накопилась за долгие месяцы, проникает в каждый угол, оставляя после себя затхлый, тяжелое зловоние.

Но даже в этой темноте и разрухе есть проблески жизни. Порою ветер приносит свежие ароматы диких трав и цветов, которые пробиваются сквозь асфальт и руины. Эти нежные нотки лаванды, полевых цветов и, возможно, даже цветущих акаций или липы наполняют воздух тонким ароматом надежды и возрождения.

Я бегу и остывший ночной воздух постепенно становится прохладен и свеж. Он врывается легким бризом и несет в себе слабые запахи из пригородов, где жизнь постепенно возвращается в нормальное русло. Эти ароматы смешиваются с остальными, создавая сложную и противоречивую палитру надежды, которая сопровождает меня на каждом шагу.

Остатки еды и пустые стаканы от кофе жалко маячили на моем письменном столе. Сергей, Надежда мило улыбались друг другу и о чем-то оживленно беседовали, словно не было тех пяти минут страха, боли и унижения.

— Ну что? Как вы тут без меня? О, я вижу вы уже подружились? — съехидничал я, валясь в одиноко стоящее в углу старое кресло.

— У вас из еды, хоть что-нибудь осталось или мне надо снова идти в пиццерию?

— Обижаешь, Кэп? Мы взяли и на твою долю и пиццу и кофе, два стакана. Держи! — Сергей наклонился к письменному столу и как волшебник достал, словно из ниоткуда две коробки с сицилийской пиццей и два стакана с теплым еще кофе.

— Слава, ты пока поешь, мы тебе мешать не будем, — мило улыбнулась Надежда

Вокруг моего письменного стола собрались заговорщики, ни дать ни взять картина Рембрандта «Заговор Клавдия Цивилиса». Мы сидели в полумраке, освещенные лишь оборванной еле живой настольной лампой с порванным абажуром и тусклым светом экрана моего нетбука. Бутылка рома, которую я держал в руках, отбрасывала дрожащую тень на стену и со стороны казалось, что я овладел мечом древних викингов — батавов. Что это было нашим символом союза и неразгаданной тайны, мне было все равно, главное сейчас загружалось из всемирной паутины интернета.

Взгляды каждого из нас были прикованы к экрану, в котором отражались лишь две коротких записи, написанные в волнении и безысходности и спрятанные на просторах «даркнета».

— Что это? — Надежда прижалась ко мне ближе, её глаза, словно большие тёмные озёра, заполнились страхом и растерянностью. Она крепко ухватилась за мою руку, её дыхание стало тихим и прерывистым.

— Кажется, данные частного файлообменника и пароль к нему — прошептал я, чувствуя, как кровь стучит в висках.

— Твой отец нашел надёжный частный файлообменник и зарегистрировал новый аккаунт, используя временную почту. Убедившись, что все настройки безопасности активированы, он загрузил файлы. Эти файлы закодированы сложным шифром, который он где-то взял, а может быть, разработал самостоятельно. Но как я вижу, каждая строка кода, каждый байт данных реально спрятаны за множеством слоёв анонимности и защиты.

— Ой, все так сложно! — она трепетно смотрела на меня и приобняла за шею,

— Дай я тебя поцелую, мой герой! — и она нежно чмокнула меня в небритую щеку, покрытую двухнедельной щетиной. Внутренняя дрожь влетела в меня огненным смерчем желания.

— Ну и как мы это расшифруем? Даже не представляю себе, что там может быть? — голос надежды дрожал от нетерпения и милого детского любопытства.

— Не знаю! Может быть все что угодно. Например, документы, фотографии. Не имеет смысла угадывать, сейчас все узнаем.

Я упорно смотрел на экран монитора, файлы были закодированы и в данный момент не представляли собой никакой ценности. Я просто не представлял, что мне с этим богатством делать. Но внутренний голос подсказывал, что за этими шифрами скрывается нечто важное, возможно, даже опасное.

Решив не терять времени, я начал с самого простого — анализа метаданных. Запустив «Hex Editor», я начал изучать структуру файлов. Данные казались абсолютно нечитабельными, только случайные символы и коды. Однако через некоторое время я заметил повторяющиеся шаблоны. Это могло быть ключом.

Моя голова была полна вопросов. Как отец Надежды смог создать эти файлы? Может ему помогли? Почему они были зашифрованы? И главное, как мне их расшифровать? Ответы на эти вопросы могли изменить все.

Вспоминая, где я нашел эти файлы, я решил вернуться на сайт файлообменника в даркнете. Может быть, я пропустил какие-то важные подсказки или намеки. Зайдя на сайт, я тщательно исследовал каждую страницу. Наконец, я нашел странную ссылку, которая была спрятана к коде страницы и почему-то не активирована. Я с трудом понимал, как раньше она ускользнула от моего внимания. На ней были странные символы и коды, которые на первый взгляд казались бессмысленными.

— Так ребята это я так понял надолго. В соседней комнате есть небольшой диван, а в кладовке старый, но чистый матрас. Постельное белье в трельяже. В общем дуйте спать. А мне надо в тишине поработать.

— Полковник может все-таки какая-то помощь нужна. Я готов, — Сергей подошел ко мне и положил свою руку мне на плечо.

— Нет, старлей. Пока от вас двоих мало толку. Идите спать. Утро, вечера мудренее. Если расшифрую раньше, даже не сомневайтесь, разбужу! — и не обращая на них больше внимания, я вернулся в мир, цифр, языков и теорем.

Невесть откуда-то взявшийся комар периодически жужжал над ухом, пытаясь куснуть меня хоть куда-нибудь, пока, обнаглев не поднялся к потолку, и там не запутался в старой паутине.

Я начал записывать эти символы и пытаясь понять их значение. Возможно, это был ключ к шифру, или по крайней мере подсказка, как его взломать. С каждой минутой я все больше погружался в эту загадку.

Зная, что одному мне не справиться, я обратился к хакерским форумам и сообществам. Мне просто сказочно повезло. Прыгая в запутанной паутине темного интернета, совершенно случайно я оказался на одном из таких форумов, и наткнулся на заинтересовавшее меня обсуждение, где люди делились своими методами взлома и дешифровки данных. Среди множества постов я нашел один, который привлек мое внимание. В нем говорилось о давно забытой программе, способной как шифровать, так и взламывать сложные шифры.

Я скачал программу и начал изучать инструкции. Это было непросто, но другого пути не было. Программа требовала ввода ключа для дешифровки, и мне предстояло его найти.

Понимая, что подобрать ключ вручную будет невозможно, я решил использовать «John the Ripper» — мощную утилиту для взлома паролей. Настроив словарную атаку, я запустил процесс перебора паролей. Часы шли, а программа продолжала работать, перебирая тысячи комбинаций.

Пока «John the Ripper» работал, я не сидел без дела, изредка позволяя себе сделать глоток кубинского рома. Решив вновь изучить символы, найденные на сайте, я начал искать в них логические связи. Вдруг меня осенило: это могли быть координаты, имена или даты. Решив проверить свою теорию, я ввел одну из комбинаций в программу дешифровки. Странно, но так заморочились для зашифровки, отец Надежды оставил для нее один ключ в конце пути, дату ее рождения.

Программа начала расшифровку. Процесс занял несколько часов, и я с нетерпением ждал, когда наконец смогу увидеть содержимое файлов. Наконец, экран монитора замерцал, и передо мной открылись документы, которые изменили все.

Это были данные о секретных операциях администрации Президента моей страны, скрытых финансовых схемах Правительства и темных сделках наркомафии. Каждый файл раскрывал новые детали, которые казались невероятными. Я понял, что теперь держу в руках нечто большее, чем просто закодированные файлы. Это был ключ к раскрытию крупной тайны.

Содержимое файлов было настолько шокирующим, что у меня перехватило дыхание. Я ожидал чего-то подобного, но только не этого. Передо мной лежали неопровержимые доказательства предательства со стороны моего правительства, Президента и его ближайшего окружения. С каждой страницей мои надежды рушились, как карточный домик. Это было подобно падению в бездонную пропасть, где каждый неверный шаг мог стать последним, отправляя меня в бесконечную тьму безвозвратно.

Однако мое внимание привлек небольшой видеофайл, который имел странное название «Луми». Похоже на финский диалект, моему это «Lumihiutale», так, а как это будет на нашем языке?

— Давай полиглот, вспоминай. Тебя же первый раз готовили к заброске нелегалом к свободолюбивым финнам. — я прокручивал в голове вереницы давно забытых слов и предложений.

— Lumihiutale hiljaa putoaa, yön pimeydessä se hohtaa. Kuin taivaan lahja, kevyt ja hento, maahan laskeutuu, hiljainen lento. Что означает, Снежинка тихо падает, в ночной темноте она сияет. Как дар небес, легкая и нежная, спускается на землю, тихий полет.

Надежда спала, свернувшись калачиком, на старом, потертом диване. В приоткрытое окно влетал утренний легкий ветерок. Он нежно ласкал и играл с прядями её волос, умилительно перебирая тонкие шелковые нити и вышивая на её лице удивительные и неповторимые узоры. Мне казалось, что лёгкий шорох листвы за окном читал ей сказку или любовную поэму, дополняя атмосферу раннего утра новизной и свежей прохладой. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, рисуя на её лице причудливые узоры света и тени. В комнате царила тишина и умиротворение, и казалось, что весь мир замер, чтобы не нарушить её сладкий сон.

— Просыпайся, соня! — я осторожно коснулся ее ладони.

Она открыла бездонную глубину своих карих глаз, пробуждаясь от сладких сновидений. Лениво потянулась, как ласковая кошка, наслаждаясь мягким утренним светом, который ласково касался её кожи. Присела на кровати и пристально окинула меня взглядом, откинув со лба непослушную челку. Ветерок, ворвавшийся в комнату через приоткрытое окно, нежно гладил её лицо и окружал её ароматом свежести, смешанным со сладкими, экзотическими и опьяняющими запахами лунного цветка и жасмина, с тонкими оттенками медовой сладости. Она улыбнулась, на мгновение задержала дыхание и снова прикрыла глаза, наслаждаясь моментом тишины и покоя, прежде чем начать новый день.

— Ау, барыня. Утро, просыпайся, лежебока! Умывайся, за пошел за кофе. И, да, разбуди Сергея!

Она еще полусонными глазами рассматривала меня, пытаясь оценить и примириться с утренним окружающим миром.

— Только мне возьми лате и какую-нибудь вкусняшку!

Ох, уж эти женщины. Нет, чтобы что-то сказать прямо. Одни загадки и намеки, в которых ты постоянно путаешься и спотыкаешься.

— Чуть не забыл, как тебя мама называла в детстве?

Она на секунду задумалась, в ее глазах загорелись яркие огоньки воспоминаний и событий. Она на миг вернулась в детство и сейчас давно забытые чувства переполняли ее всю.

— Снежинка! Мама меня ласково называла снежинка. Я и сама не знаю почему.

— Ну, отлично, Снежинка! У меня для тебя кое-что есть. Вернусь, покажу.

Святая троица сгрудилась возле экрана монитора в поисках святого Грааля, запивая стресс вчерашнего дня и бурной ночи терпким кофе и заедая свежими круассанами из французской булочной, спрятанной от надоедливых глаз в ближайшем переулке.