Океан с гулом ходил за стеной чёрными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях, пароход весь дрожал, одолевая и её, и эти горы, – точно плугом разваливая на стороны их зыбкие, то и дело вскипавшие и высоко
взвивавшиеся пенистыми хвостами громады, – в смертной тоске стенала удушаемая туманом сирена, мёрзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке, мрачным и знойным недрам преисподней, её последнему, девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, – та, где глухо гоготали исполинские топки, пожиравшие своими раскалёнными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс голыми людьми, багровыми от пламени; а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликёры, плавали в волнах пряного дыма, в танцевальной зале всё сияло и изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго – и музыка настойчиво, в какой-то сладостно-бесстыдной печали молила всё об одном, всё о том же…
Ночевали артисты в землянке, а утром, под рёв
взвивавшихся в небо штурмовиков, отправились ближе к линии фронта – в расположение истребительной авиации.
Лёгкое облачко белой пыли,
взвивавшееся шагах в пяти от меня, привлекло моё внимание.
Завод, громоздкое каменное сооружение с тремя здоровенными и двумя маленькими трубами, из которых шёл тёмный дым, клубами
взвивавшийся к светлому небу, встретил их рёвом и лязгом машин, командами и окриками изнутри.
По мере приближения они видели, как поднимавшийся дым все чернел и чернел, а средь него начали появляться желто-красные искры,
взвивавшиеся вверх и исчезающие в темной пелене.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: раструска — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Океан с гулом ходил за стеной чёрными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях, пароход весь дрожал, одолевая и её, и эти горы, – точно плугом разваливая на стороны их зыбкие, то и дело вскипавшие и высоко
взвивавшиеся пенистыми хвостами громады, – в смертной тоске стенала удушаемая туманом сирена, мёрзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания вахтенные на своей вышке, мрачным и знойным недрам преисподней, её последнему, девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, – та, где глухо гоготали исполинские топки, пожиравшие своими раскалёнными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс голыми людьми, багровыми от пламени; а тут, в баре, беззаботно закидывали ноги на ручки кресел, цедили коньяк и ликёры, плавали в волнах пряного дыма, в танцевальной зале всё сияло и изливало свет, тепло и радость, пары то крутились в вальсах, то изгибались в танго – и музыка настойчиво, в сладостно-бесстыдной печали молила всё об одном, всё о том же…
Мальчишки с рёвом, свистом закрутили трещотками, во всадников полетели комья снега, льдинки, конский помёт; бабы визжали и взмахивали платками перед самыми мордами
взвивавшихся на дыбы лошадей.
Всё смешалось в сплошной круговорот летящих светлых волос и пластично
взвивавшихся карминовых рук.
Она постепенно заполнялась молодыми, полными жизни телами, озорными криками, катящимися с грохотом по брусчатке пивными банками и
взвивавшимися тут и там воздушными шариками с сердечками.
Лёгкое платье трепетало и струилось на ветру, – так что приходилось обеими руками придерживать
взвивавшуюся юбку.
Какофония
взвивавшихся к хрустальным люстрам выкриков веселящихся практически заглушала камерный оркестр.
От
взвивавшихся непрерывно ракет всё время поддерживалось освещение, и картина боя живёт во мне и до сих пор так же ярко, как в самый момент атаки.