Многократно отработанный липкий безвкусный воздух тяжело падал в лёгкие и с трудом выкашливался обратно, под ногами чавкало нечто хищное, с одинаковой лёгкостью разъедающее и кожу обуви, и железо автомобилей.
Выяснилось, что и у злобы есть предел: она по-прежнему ходила вольно, но не пылала, как ещё недавно, и в решительные минуты выкашливалась нервно, по-чахоточному, остатками нутра.