Гребневики и стрекающие, тихоходки и
звездоносы – многие современные виды фантастичны сами по себе.
Он много знал о местной живности, но никогда не встречал
звездоносов и даже не слышал о них.
И если в процессе эволюции они постепенно приподнимались и отделялись от кожи, то последовательность эволюционных этапов может отражаться в последовательности развития звезды у современного
звездоноса.
Идеальная география для формирования обширных болот, а значит, и для жизни
звездоноса.
Я начал догадываться, что
звездонос, вероятно, обладает самой чувствительной системой осязания на планете и воспринимает объекты окружающей среды невероятно детально.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: мимозовый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Но именно это произошло, когда я нагрел нить и сфокусировал луч на первом эмбрионе
звездоноса.
Каждую ловушку я открывал в ведре, надеясь, что в него выпадет
звездонос.
Звездонос, известный, помимо прочего, своим инопланетным видом и непостижимым образом жизни, делает ровно то, что сейчас делаете вы.
Правда, не так-то просто оказалось избавиться от мыслей о
звездоносе.
Это раннее воспоминание пригодилось мне, когда я столкнулся со
звездоносом во второй раз.
В первую ночь я наблюдал за
звездоносом из зала для посетителей, пытаясь изучить режим этого животного.
Здесь нет мышц, а значит, этими отростками
звездонос не может ничего двигать или подбирать.
Учёный должен уметь выводить закономерности из самых необыкновенных частностей, и исследование анатомии
звездоноса – яркое воплощение этого тезиса.
У человека на перевод взгляда уходит около одной двадцатой секунды, у
звездоноса – примерно столько же.
Ночь набирала обороты, я фиксировал повадки
звездоноса, как вдруг началось что-то странное.
Судя по всему,
звездонос просто обожает оказываться в центре самых любопытных научных теорий и споров.
Работать предстояло только с одним млекопитающим –
звездоносом.
В случае со
звездоносами поначалу всё выглядело многообещающе, но чем больше испытаний я проводил, тем очевиднее становилось, что выбор места охоты случаен.
Благодаря
звездоносам я полюбил разгадывать загадки биологии и изучать самые неожиданные адаптации.
Но как бы жутко ни выглядел эмбрион, он представлял собой кладезь новых ключей к пониманию того, как одиннадцатый отросток стал главным органом осязания и оккупировал больше всего пространства в неокортексе
звездоноса.
Если
звездонос способен обнаружить жертву по электрическому полю, нужно сгенерировать такое поле, чтобы обмануть звездоноса.
Но над
звездоносом мы не смеялись – настолько странно он выглядел.
Джон сказал, что поиск интересующих меня структур на неокортексе крота – плёвое дело, так что я в тот же день отправился на пенсильванские болота, и уже через две недели мы впервые увидели мозг
звездоноса.
Я решительно развеял этот миф, явившись в зоопарк со
звездоносами, весь в грязи, будто только что из окопа с поля битвы.
Чтобы получить ответ, я внимательнее присмотрелся к поведению
звездоноса и добрался до самых основ.
Мы сделали множество потрясающих открытий, связанных с мозгом и поведением
звездоноса, не говоря уже о том, что описали вероятные пути и причины эволюции звезды.
Во-первых, передние лапы, которые аномально велики у взрослого
звездоноса, у эмбриона тоже были огромными, как у каменного тролля.
Несколько недель я учился строить агаровые барьеры, чтобы прятать в воде дождевых червей, но в итоге никаких признаков восприятия электрического поля
звездоносом так и не зафиксировал.
Всё казалось вполне выполнимым, ведь он уже давно изучил территорию, нашёл ходы и успешно ловил
звездоносов.
Я также узнал, что
звездоносы предпочитают болотистые места и ведут полуводный образ жизни, то есть плавают и ныряют в водоёмах, охотясь за добычей.
А попутно я обнаружил, что у нас, людей, есть пара удивительных общих черт со
звездоносами.
Перед поездкой я несколько недель устанавливал в павильоне клетки для
звездоносов, делал записи, изучал процедуры ухода за животными.
Но как детектив, которого не отпускает нераскрытое дело, я вернулся к
звездоносу в магистратуре, где мы с моим научным руководителем и другими учёными в итоге разгадали эту тайну.
Давайте представим, что нам нужно слепить
звездоноса из пластилина.
Чтобы ответить на этот вопрос, мы зарегистрировали электрическую активность мозга
звездоноса, и огромная полоса действительно оказалась проекцией одиннадцатого отростка.
Поведенческие эксперименты можно было проводить только тогда, когда один из
звездоносов в поисках еды выбирался на мелководье аквариума, а происходило это, разумеется, ночью.
Я должен был исследовать эмбрионы
звездоноса, и это вывело меня на следующий уровень неизведанного.
И нет никаких сомнений, что именно
звездонос привил мне любовь к разгадыванию биологических загадок.
В неокортексе животных, полагающихся на зрение, отводится много места глазам; летучие мыши специализируются на эхолокации – и в их неокортексе доминируют органы слуха; а в неокортексе
звездоноса главными стали органы осязания.
Проблема в том, что найти
звездоносов очень сложно.
Вот почему я нашёл
звездоноса посреди ручья: крот не упал в воду и не утонул, как я сначала подумал.
Если когда-нибудь вам повезёт встретиться со
звездоносом, не стесняйтесь и разглядывайте в своё удовольствие: всё равно он вас не увидит.
Но нужен
звездонос, а вот его найти не так-то просто.
Жутковатый эмбрион
звездоноса под электронным микроскопом.
Описание карт мозга в пятом издании учебника «От нейрона к мозгу» теперь сопровождается снимками не только баррельной коры мыши, но и неокортекса
звездоноса.
Была только одна загвоздка: всё зависело от того, удастся ли мне наловить
звездоносов.
Итак, с чего же начались мои отношения со
звездоносом?
Ключевой эксперимент состоял в том, чтобы предоставить
звездоносу на выбор два места для поиска добычи: с одной стороны аквариума – с электрическим полем (имитирующим передвижение в воде дождевого червя), а с другой – без.
Я даже не знал, существовал ли у
звездоноса такой предок.
И я всё чаще стал вспоминать о
звездоносе.