За его перемещениями можно было следить по задушенным
лазоревкам и дроздам, которых мы находили в саду, но сам он появлялся нечасто.
На ветвях его появилась листва и алые ягоды,
лазоревки радостно запели.
Стайка певчих
лазоревок, заливаясь трелями, присела на ветки и принялась клевать налитые красные ягоды.
Но, едва я оказалась на земле,
лазоревки брызнули в разные стороны с облегчённым писком, рассеялись среди деревьев.
Моя
лазоревка утонула в питейке*, она, верно, поскользнулась, упала, а так как там повернуться негде, то она не могла вылезть.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: аутоэротический — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
– Да, конечно, – голос
лазоревки звучал на удивление серьёзно, даже озабоченно.
– Не верят. Ни настолечко, –
лазоревка развела своими маленькими крылышками.
Если приглядеться, то увидишь, что тут не одна, а много стаек: вот голубые
лазоревки, вон серенькие гаечки в чёрных шапочках, а вон ещё хохлатые синички!
Как большие синицы, так и
лазоревки повадились вскрывать картонные крышки бутылок с молоком, которые по утрам развозят молочники, – птицы добирались до жирных сливок у горлышка, при этом избегая неперевариваемых молочных углеводов.
– Понимаешь, – начала
лазоревка с заговорщицким видом.
А потом вложил небольшой камешек в клюв подлетевшей
лазоревки.
То же самое произошло с птичками
лазоревками в 1920-е годы, которые одновременно по всему свету начали определённым образом разрывать пакеты с молоком.
Белая
лазоревка еле слышно дышит в глубине меня.
Я люблю синиц, которые бывают у меня под окном на высокой рябине: больших синиц с жёлтыми животиками и маленьких
лазоревок в синих шапках.
Ну и ещё на кормушку прилетала
лазоревка, угощалась и безбоязненно фотографировалась, не пуская никого другого.
– Смотри, птички! – девушка указала на пару
лазоревок.
– Верно, – подтвердили синички. – Только мы не простые синички, мы – синички
лазоревки.
До чутких ушей его доносились звуки перестукивания дятлов, песня
лазоревки, топок маленьких ежиных лапок – словом, обычные умиротворяющие лесные звуки.
Обычные
лазоревки, обычные камни.
Белая
лазоревка трепещет, остывая в волчьей пасти букетом перьев, аккуратно раскрашенных кармином.
И голод терзал
лазоревку, да не допускала она и мысли, чтобы склевать листики со своей веточки.
Много-много
лазоревка идёт, а больше обманка.
Запоздалая трель
лазоревки и та претендовала на центральное место.
И так вон
лазоревке сказала, чтоб она ему маленько пособила.
Откуда-то из подлеска неожиданно вылетел выводок
лазоревок.
– Не боишься, значит? – задумчиво спросил
лазоревку человек.
Чужих шагов слышно не было, тишину нарушали только пение
лазоревки да постукивание дятла.
Через секунду тишину прорезал душераздирающий птичий крик, а потом быстрое, пулемётное стрекотание потревоженной
лазоревки.
Меня встретили две
лазоревки – явно супружеская чета, – в панике метавшиеся туда-сюда с пронзительными криками и чуть не задевшие меня крыльями, когда я примчалась по петляющей тропке на открытую полянку с редкой травой и ирисами, где разыгрывалась трагедия.
В двух ярдах от его носа, отчаянно вереща и не в состоянии сдвинуться хоть на дюйм, бился птенец
лазоревки.
Обе взрослые
лазоревки промчались мимо, чуть не задевая крыльями мои руки.
А очень скоро все английские
лазоревки овладели этим трюком.
– Синичку ещё зовут
лазоревкой.