Прибрежные
наволоки, украшенные сонным, полурастворившимся в дымке табуном, побежали назад, промелькнули над головой три крупные вороны, каркнули, и тут же вместо них появились такие же большие чайки.
Софочка мне каких-то книг
наволокла для исследовательской работы.
Сизый
наволок наползает с грохотом и взрывается такими ливнями, заливая город, что люди бредут по воде, вскидывая ноги, как цапли в поисках ужина.
Из самой гущи
наволоки медленно поднималась сумрачная фигура.
Воинская колонна опять свернула на широкий
наволок.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: обколотиться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Воины выезжали по четверо в ряд, ибо на узком тракте больше всадников стремя к стремени не помещалось, – и растекались в стороны по обширному
наволоку примерно четырёхсот саженей в ширину и не меньше версты длиной.
А то ляжет на душу тёмная
наволочь, и станет нам всё одинаково и ни к чему не нужно.
Правда, одна из последних ледяных плит треснула, а образовавшимся зубом
наволокла горищу и, запнувшись об неё же, взрезала земную твердь, словно гигантским плугом, прыгающим в обессиливших руках.
Небо постепенно гасило свой блеск, тускло померцала и исчезла в чёрной мгле крошечная одинокая звезда; всё вокруг: скальные громады, косогоры, ущелья и долины – заволокла серая
наволочь облаков.
Не обращая внимание на тяжёлую
наволочь небес, опустившуюся на кроны деревьев, набрал я сосновых сучьев и попытался развести костёр.
– Мижавые, – говорит возница и потом прибавляет: – которые мижують… Ишь народу-то
наволок! – недовольно заключает он.
Покуда ребятки болтали, дорога, миновав густые леса, вывела стадо на махонистый пойменный луг, раз в году заливаемый водами протекающей недалече широкой речки, а посему и носящий название
наволок.
Густые облака, выпорхнув из-за косматых крон деревов, высившихся с той стороны
наволоки и реки, мохнатыми копнами поплыли навстречу идущим по травам детям и животинкам.
А я – ловлю хулиганов, бандитов, всякую криминальную
наволочь, которая порождает в нашей стране страх, панику и зачастую смерть.
Но вот, наконец, бледная
наволочь заканчивается, и нас окружает аквамариновая влага жидкой стихии планеты.
Днепр исполин из глубин
наволок.
– Сергуньк, а ты перве разуйся, а тут уж и ложись, а то вон сколь грязи-то
наволок на ногах-то, с укоризною обрушилась на него мать.
Мягкая предзимняя
наволочь крыла пресно пахнущую землю.
И с крыльями-то этими совсем она была не нужна ему для посадки, а вот спижонил,
наволок камней, уложил их да сверху ещё их и вылизал, и раза три, теперь-то об этом стыдно вспоминать, садился на полосу как самолёт, с рёвом, с ветром, выпуская из-под мышек шасси.
Он был бы красив той неброской, но запоминающейся мужественной красотой, если бы не слишком хищный вырез ноздрей небольшого ястребиного носа, не мутная
наволочь в глазах.
С холмушки и правда было видно куда лучше, и та, противная сторона реки, богатые травой
наволоки смотрелись как бы под самой ногой.
И опять мне казалось – гноем пропитаны и тюфяки, не покрытые простынями, и красные без
наволок подушки, и грубые рубашки, без пуговиц и тесёмок.
За ночь южный ветер пригнал низкую серую
наволочь.
Но лес нигде не проглядывался, не проступал, лишь угадывался в том месте, где морозная
наволочь была особенно густа, особенно непроглядна.
Наконец, низкая
наволочь начала светлеть, обозначив начало нового дня. Туман, уставший от ночного лежания на мягкой перине реки, стал подниматься к небу.
– Что ж ты, мужик, сапоги-то не отряхнул? Глянь-ка, грязи сколько в дом
наволок!
Когда у него что-то не получалось, ровесники презирали его. Когда получалось, презирали тем сильнее: да как он ещё смеет что-то уметь,
наволочь приблудная!
Я не отзывался, морщил пальцами белоснежную
наволоку и во всём, безусловно, был согласен со старухою, хотя и были в словах её какие-то закорючки, что цепляли мой ум и загоняли в тупик.
Дождевую
наволочь скоро раздёрнуло, проглянула жаркая ослепительная синь, телу стало истомно, а сердцу маятно, захотелось забраться под кустышек и забыться…
Самая левая дорога заросла, она к
наволоку ведёт, а из двух других по левой надобно отворачивать, которая хуже нахожена.
– Нэ дило цю
наволочь видпускаты, – рассудил наконец дед-«партячейка».
А мы кулеметами пособим – чтоб резвее бежала ця
наволочь.
Крупная, тельная, дебелая, государыня как-то скоро теряла очертания, погружаясь в крахмальную
наволоку, в копёшку хлопковой бумаги, невидимой для царёва взгляда.
– Чего у нас интересного может быть? – удивилась селянка. – Токмо
наволок с коровьими лепёшками, да овраг с лисьей норой.
Окунуться, смыть
наволок, выдавить из себя ядовитую хворь.
Чего ж ты
наволокла цельную машину?
Вывезли когда-то, что успели, из бывшей столицы, а потом ещё и сами нового
наволокли.
И как ни странно, всю эту
наволочь объединяло нечто общее.
Я даже не очень сержусь на него – в самом деле, редкий муж потерпит, чтобы взрослая и почти вменяемая баба
наволокла в дом дикого валежника, да ещё и страшно удивляется, что он оказался в камине.
Рядом стояла вешалка: мистификатор одним движением стащил с неё какую-то
наволоку, принявшую на его плечах вид старого плаща.
Роз
наволокут на длинных стеблях привозных-дорогушчих.
Он схватил пуговицу на моей рубашке и, крутя её пальцами, брызгая в экстазе слюной, убеждал иеня в том, что пауки не могут прокусить
наволоку на подушке, а тем более сосать кровь из человеческой головы, так как нет таких органов у пауков, которые могли бы производить такие действия.
Женщины, родившиеся в донской степи и долго жившие у всех на глазах, как яблочки-преснушки, казались спервоначалу невзрачными, что называется «безвкусными», но с некоторого времени вдруг наливались таким соком, такой милой красотой, что у мужчин, окидывавших их своим природно-бесстыжим взором, возникала в глазах
наволочь.
И только проехала сенной
наволок, вдруг рапсонуло мне на воз.
Если он устоит, если облака и тяжёлое небо не раздавят его, то ветер может справиться с этой обморочной затишью и разгонит
наволочь.
В таком месте то судно село на мель, где никто никогда не садился, у самого берега, в узенький, облепленный мелкими камнями
наволок въехало.
Въехавший в
наволок сухогруз к этому времени уже совсем обсох, вокруг него ходили люди в сапогах, переговаривались – начался сильный отлив, и все спасательные операции, пока отлив не кончится, проводить было бесполезно.
Если лоцман своротит скулу какому-нибудь пароходу, снесёт тяжёлую швартовую бочку, подле которых иногда останавливаются суда, цепляются, чтобы перевести дыхание, либо переждать снеговой заряд, или залезет на какой-нибудь плоский
наволок, то виноват будет не лоцман, а мастер.