Крики, визги и предсмертный хрип тварей, доносящийся с улицы, неотвратимо сливались в сплошной,
трудноразличимый шум, и девушка, с радостью не слышащая среди этой какофонии знакомых голосов, позволила своим мыслям беспрепятственно заскользить в направлении, абсолютно не весёлом, но зато отчасти отвлекающем от страха за близких.
А мужчина, удачно воспользовавшись паузой, решил закончить наше затянувшееся общение: встал, превратившись в
трудноразличимый сумрачный силуэт, деловито поправил свою одежду и скупо поклонился.