Если бы не раннее утро, по-прежнему дождливо-туманное, да к тому же и воскресное, когда обыватель счастлив возможностью взглянуть в едва посветлевшие, заплаканные окна, сообразить, что сегодня ни на службу, ни в лавку идти не нужно, перевернуться на другой бок, взбив предварительно
умявшуюся за ночь подушку, и вновь смежить веки.
Он берег разум, лелеял свою психику, устоявшуюся в эти семь лет,
умявшуюся новой, достаточно благополучной семейной жизнью, почти смирился с собой, но теперь душу снова замутило.