Без этих самих по себе непривлекательных свойств необщительности, порождающих сопротивление, на которое каждый неизбежно должен натолкнуться в своих корыстолюбивых притязаниях, все таланты в условиях жизни
аркадских пастухов, [т. е.] в условиях полного единодушия, умеренности и взаимной любви, навсегда остались бы скрытыми в зародыше; люди, столь же кроткие, как овцы, которых они пасут, вряд ли сделали бы своё существование более достойным, чем существование домашних животных; они не заполнили бы пустоту творения в отношении цели его как разумного естества.
Остерия была и «пещерой наслаждений», и «прекраснейшей из всех прекрасных дыр», и «пристанищем
аркадских пастухов» (что вполне справедливо: крестьяне сюда захаживали).
Но мы-то хорошо видим этот ясный гладкий симметричный лик под плотной шапочкой слегка волнистых волос, аккуратно завитых по краю спиральками, – лицо молодого
аркадского пастуха, не осложнённое ни чувствами, ни мыслями, ни жизненным опытом.
Шумную и суетную жизнь больших городов европейские поэты противопоставляли простой и близкой к природе жизни
аркадских пастухов; и строфами своими уверяли читателей, что и птицы лесные, щебечущие в тени листьев зеленых, более пленяют слух человеческий, нежели сестры их городские, сидящие в раззолоченных клетках; и простые напевы пастухов бесконечно выше и чище хвалебных од, что лестью привычной звучат во дворцах аристархов.