Итак, готовое художественное произведение является
вещью в себе, которая не поддаётся описанию и анализу.
Наука стала слишком объективистской, кантовской
вещью в себе. Мы же ей добавим пятое измерение – человека. И тогда весь мир заиграет для нас новыми красками.
Но если они недостаточны для познания
вещи в себе, то рассудок, которому, как утверждает эта критика, они принадлежат, должен был бы ещё менее охотно допускать их и довольствоваться ими.
Выходило, как будто различны только роды предметов, и один род предметов, а именно
вещи в себе, не познаётся, другой же род предметов, а именно явления, оказывается познаваемым.
Воля как
вещь в себе совершенно отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм, которые она принимает лишь тогда, когда проявляется, и которые поэтому относятся только к её объектности, ей же самой чужды.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: траверсный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Флегматик – истинная
вещь в себе, непостижимая и загадочная.
Отсечённый лес или, если говорить по-простому, небольшой анклав ушастых, ещё лет триста отказавшийся от автономности в пользу охватившего его со всех сторон государства в обмен на весьма серьёзные привилегии, если верить учебникам истории, всегда оставался
вещью в себе.
Вопрос теперь и идёт о том, в каком отношении должно стоять суждение к этому миру
вещей в себе, к непостижимому для нас X?
Более последовательно проведённый трансцендентальный идеализм познал никчёмность ещё сохранённого критической философией призрака
вещи в себе, этой абстрактной, оторванной от всякого содержания тени, и он поставил себе целью окончательно его уничтожить.
В результате бизнес-литература стала своего рода
вещью в себе: количество книг растёт в геометрической прогрессии.
Радикальный нигилизм есть убеждение в абсолютной несостоятельности мира по отношению к высшим из признаваемых ценностей; к этому присоединяетсясознание, что мы не имеем ни малейшего права признать какую-либо потусторонность или существование
вещей в себе, которое было бы «божественным», воплощённой моралью.
Бывает достаточно какие-то
вещи в себе просто обнаружить, чтобы произвести изменения.
Если критическая философия понимает отношение между этими тремя терминами так, что мы ставим мысли между нами и вещами, как средний термин, в том смысле, что этот средний термин скорее отгораживает нас от вещей вместо того, чтобы смыкать нас с ними, то этому взгляду следует противопоставить то простое замечание, что как раз эти вещи, которые якобы стоят на другом конце, по ту сторону нас и по ту сторону соотносящихся с ними мыслей, сами суть вещи, сочинённые мыслью (Gedankendinge), а как совершенно неопределённые, они суть лишь одна сочинённая мыслью вещь (так называемая
вещь в себе), пустая абстракция.
Тогда вскоре само собою обнаруживается, что то, что в ближайшей обычной рефлексии отделяют от формы как содержание, в самом деле не должно быть бесформенным, лишённым определений внутри себя, ибо в таком случае оно было бы пустотой, скажем, абстракцией
вещи в себе; что оно, наоборот, обладает в самом себе формой и, даже больше того, только благодаря ей одушевлено и обладает содержимым (Gehalt), и что это она же сама превращается в видимость некоего содержания, равно как, стало быть, и в видимость чего-то внешнего на этой видимости содержания.
Критическая философия, правда, уже превратила метафизику в логику; однако она, подобно позднейшему идеализму, из страха перед объектом придала, как мы уже сказали выше, логическим определениям существенно субъективное значение; вследствие этого они вместе с тем оставались обременёнными тем объектом, которого они стремились избежать, и в них оставалась как некоторое потустороннее
вещь в себе, оставался бесконечный толчок.
Только когда всё это станет совершенно ясным для нас из дальнейшего обзора проявлений и различных манифестаций воли, лишь тогда мы вполне поймём смысл кантовского учения, что время, пространство и причинность не принадлежат
вещи в себе, а представляют собой только формы познания.
Таким образом, волатильность становится
вещью в себе, способной поддерживать собственное существование в отрыве от любой внешней логики.
Современная финансовая система, всё более отрываясь от реального сектора экономики, приобрела совершенно неэкономический характер
вещи в себе.
Введенский заключает, что выводы уместны и законны лишь в наших представлениях, но они бессильны и неуместны в отношении всего, что находится за пределами представлений, т. е. в отношении
вещей в себе.
Фихте, устраняя понятие
вещи в себе, выводит из «Я» не только форму, но и содержание всего сущего: «Кант доказывает идеальность объектов, отправляясь от предполагаемой идеальности времени; мы же, наоборот, будем доказывать идеальность времени и пространства из доказанной идеальности объектов».
Если наша философия признаёт, что мы не в состоянии познать
вещи в себе даже в мире физическом, то, конечно, нельзя ожидать от человека точного рассудочного познания существа злой силы.
Однако эти вещи не являются непознаваемыми
вещами в себе, а тождественны эмпирическим вещам нашего окружения, вещам естествознания.
В этом смысле
вещь в себе (или ноумен) означает не что иное, как объективную сторону регулятивной идеи разума, идеи завершённой системы наук.
Наконец, он показал, что за пределами области опыта, в области идей, спекулятивный разум не в состоянии ничего сделать для себя, что он не имеет здесь силы положительного знания, но что он оправдывает для себя возможность свободы, признавая своё условное чувственное знание только как субъективную видимость, только как свой взгляд на мир, который не нужно признавать необходимым законом бытия
вещей в себе.
Теоретический разум говорит, что мир
вещей в себе существует, он, собственно, и постулирует этот мир, но он не говорит, что собой представляет этот мир.
Ни закон достаточного основания, ни даже закон, что из ничего ничто не происходит, – не касаются
вещей в себе.
Можно указать, что здесь уясняется смысл вещи-в-себе, которая есть очень простая абстракция, но в продолжение долгого времени слыла очень важным определением, как бы чем-то аристократическим, точно так же, как положение, гласящее, что мы не знаем, каковы
вещи в себе, признавалось многозначительной мудростью.
Диалектика ставит себе целью рассматривать
вещи в себе и для себя, т. е. согласно их собственной природе.
Если
вещь в себе непознаваема, так же и воля оказывается непознаваемой.
Хохмач и отличный рассказчик, он моментально становился душой любой компании, но мне всегда казался
вещью в себе.
Идея абсолютной субстанции, таким образом, имеет только один вид объективного основания, и есть только один вид
вещи в себе, а именно, протяжённые, материальные субстанции, материализм.
Представление постоянно ставит пространство на место
вещей в себе, которые, однако, не постигаются в нём.
Противоположностью ему, совершенно независимой, является сумма действенностей
вещи в себе, или, одним словом, сила.
Поэтому следует отметить, что как бы точно и фотографически верно субъективная форма материи ни воспроизводила конкретные способы действия
вещи в себе, воспроизведение, тем не менее, отличается от силы.
Он не обратил на её язвительность ни малейшего внимания. Какая-то
вещь в себе, а не человек.
Талантливый учёный, но очень уж
вещь в себе.
И каждая
вещь в себе содержит куда как более глубинные и обширные смыслы.
Он просто объективирует данное сенсорное впечатление, и ему совершенно безразлично, нужно ли довести до сознания свойство
вещи в себе, лежащее в основе самого кричащего красного или самого нежного синего, самой большой твёрдости или полной мягкости; но он может концептуализировать впечатление только в соответствии с его природой, и здесь, следовательно, необходимо использовать нож, чтобы иметь возможность сделать правильный, столь чрезвычайно важный разрез между идеальным и реальным.
Потому пусть уж лучше истинная любовь останется иррациональной
вещью в себе, иначе мир сильно обеднеет.
Из этого само собой вытекает объяснение красивого объекта. Это продукт
вещи в себе и субъективного – прекрасного, красивого.
Согласно сказанному воля как
вещь в себе лежит вне сферы закона основания во всех его видах и она поэтому совершенно безосновна, хотя каждое из её проявлений непременно подчинено закону основания.
Ведь человек, который не погружён в философию миросозерцания, но ограничивается познанным в чистой науке, никогда не сможет в познании выйти за свои пределы в направлении
вещей в себе (Dinge an sich).
Не какая-то помесь ежа и ужа, а органичная
вещь в себе.
Он пишет: «Это объясняется тем, что каждому
вещь в себе известна непосредственно, поскольку она является его собственным телом, поскольку же она объективируется в других предметах созерцания, она известна каждому лишь опосредованно».
Но какого же рода познание рассматривает то, что существует вне и независимо от всяких отношений, единственную подлинную сущность мира, истинное содержание его явлений, не подверженное никакому изменению и поэтому во все времена познаваемое с одинаковой истинностью, – словом, идеи, которые представляют собой непосредственную и адекватную объектность
вещи в себе, воли?
Говорить о правильности как заданной навечно
вещи в себе наивно.
Ибо развёртывать – далёкое от того, чтобы обозначать операцию разума, остающуюся внешней по отношению к вещи, – обозначает, прежде всего, развитие
вещи в себе и в её жизни.