– Чудовище! – сказал я тоном
глубочайшего негодования, – чудовище и вдвойне дышащий идиот!
К моему
глубочайшему негодованию, магия в этом мире требовала куда больших затрат, чем дома, и сил за один лишь неполный день вытянула у меня столько, что уже натурально голова плыла и собственные ноги не держали.
Попытавшись встать с кровати, он с
глубочайшим негодованием осознал, что не то, что не может пошевелиться, он даже не может повернуть голову.
Его авторитет был столь мощным, что понадобилось лишь прокашляться, отчего и без того колыхавшаяся от волнения и возмущения борода и вовсе затряслась, словно обладала собственной волей и тоже выражала
глубочайшее негодование.