Кстати, это очень вообще серьёзная часть
западноевропейской философии и педагогики – учительское творение человека.
Стоит подчеркнуть – по преимуществу, а не в целом, ибо в
западноевропейской философии были и иные точки зрения.
Ведь вряд ли вы сможете изучить историю
западноевропейской философии, расслабившись и блаженно закрыв глаза.
Во многих главах тома русские философские системы рассматриваются с точки зрения влияния на них западноевропейских философских систем, и в то же время совершенно не показана преемственная связь между самими русскими философами, не показано, что всякая позднейшая русская философская система исходила не только из критической переработки всей суммы идей, накопленных
западноевропейской философией, но и из богатейшего идейного материала, накопленного предшествующими русскими философами.
Критика эта была не сводима к неприятию западной цивилизации и порождённого ею абстрактного парламентаризма, неприятию католицизма и порождённого им рационалистического богословия, а впоследствии и реформационного движения, неприятию отвлечённых начал
западноевропейской философии и порождённого ими механистического, страдающего редукционизмом типа науки.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: многоплемённый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Помимо этого – принцип «недеяния», находящийся по ту сторону каких-либо субъект-объектных отношений, характерных для
западноевропейской философии.
Эти мыслители оказали сильное влияние на развитие современной
западноевропейской философии.
Дело в том, что русскую философию невозможно понять, если мерить её общепринятыми мерками, иначе говоря, если рассматривать её с позиций гегельянства, кантианства, марксизма или какой-либо другой
западноевропейской философии.
Надо подчеркнуть, что вплоть до второй половины XIX в. вера в силу абсолютной мысли и разума была преобладающей в
западноевропейской философии и культуре.
Но возможность работы на кафедре истории
западноевропейской философии, о чём я мечтал, мне была закрыта.
Он был тогда профессором философского факультета, читал лекции по истории философии, а в 1939 г. опубликовал на основе этих лекций книгу «История
западноевропейской философии».
Кафедра истории философии стала называться кафедрой истории
западноевропейской философии.
Не только перечень новых проблем антропологического толка, но и национальный облик
западноевропейской философии по праву может быть назван существенной составляющей такого поворота.
Это была типичная для
западноевропейской философии кон ца XIX века теория, которая сво дилась к тому, что не сознание определяется бытием, а наоборот, бытие определяется сознанием, что отрывать явления внешнего действительного мира от сознания человеческого нельзя, и то, что мы имеем перед собой в окружающем мире, есть непосредственное тождество внешних вещей и нашего сознания.
Причём нам необходимо констатировать тот факт, что невооружённая интервенция
западноевропейской философии нам обошлась дороже, чем вооружённые нашествия западноевропейских орд.
Возникновение в
западноевропейской философии представления о развитии обычно связывают с распространением христианской эсхатологии.
Ориентированность древнегреческой философии на разум и логику стала методологической основой всей
западноевропейской философии.
Такая позиция выглядит достаточно убедительно, если исходить из опыта
западноевропейской философии.
Так, один мой коллега в своё время высказал совершенно глубокую мысль: почему мы всегда зациклены на истории и событиях в
западноевропейской философии, если настоящий интерес в том, что происходит у нас, в нашей мысли?
На факультете были живы воспоминания о недавнем идеологическом погроме – обсуждении учебника по истории
западноевропейской философии, или, как его называли студенты, «серой лошади».
Философия двадцатого века, особенно
западноевропейская философия, не столько утверждает высшие жизненные ценности, сколько их низвергает.
Учитывая географический аспект, выделяют восточную и
западноевропейскую философию.
Начиная с середины XVIII века и до наших дней, в истории
западноевропейской философии наблюдался процесс перехода от классического к неклассическому типу философствования.
Причём, если в
западноевропейской философии и культуре тема смерти в это время стала носить патологический (некрофильский) оттенок, связанный с эстетизацией смерти, любованием уродливым образом тлена, то в русской традиции смерть воспринимается как духовно-нравственная проблема.
Однако, здесь всё же речь идёт о реалиях
западноевропейской философии, которая детерминирована особенностями данного типа культуры.
Можно сказать, что по силе значимости «культурологический поворот» в отечественной гуманитаристике сопоставим с «лингвистическим поворотом» в
западноевропейской философии XX века.
Иное дело, что это осмысление до сих пор, как правило, не осуществляется ни в познании, ни в политической и других практиках и требует своего дальнейшего философского осмысления, выходящего за рамки уже имеющихся достижений
западноевропейской философии, например, неомарксизма и экзистенциализма, принципиально по-разному понимающими саму природу духа культуры.
В истории
западноевропейской философии (античной) космополитическое понимание природы философии складывается довольно рано.
Но идеал рациональности, который на протяжении многих веков питал
западноевропейскую философию, испытывает сегодня серьёзные потрясения.
Во многом благодаря философам и богословам ислама идея о единстве истинности вещей и истинности знаний перешла в
западноевропейскую философию.
Эта авторская позиция ещё раз рельефно показывает, что
западноевропейская философия для изучения онтологических оснований духа по большей части использует абсолютизированные структуры ума и интеллекта, и это далеко не случайный факт.
Более того, опора на истоки ценностного миропонимания русского человека позволила на рубеже веков в ряде случаев предвосхитить идеи, возникшие в рамках
западноевропейской философии и культурологии лишь значительно позднее.
Проблема как марксизма, так и неклассической
западноевропейской философии— при всём их эвристическом потенциале – состоит в нигилизме, неприятии и отторжении этими философами современного им состояния общества (вплоть до разрушения всего и вся), в неспособности любить своё отечество и свою историю.
Свою духовную жажду она пыталась удовлетворить не из источников народного духа, а из мутных ручьёв
западноевропейской философии, и скоро оказалась заражена «трихинами» атеизма, эгоизма и гордыни.
Мыслитель рисует захватывающую аналитическую картину
западноевропейской философии как торжества отдельных, «отвлечённых» начал, каждое из которых стало во главу угла целого направления: рационализма, эмпиризма, натурализма, позитивизма, сенсуализма, раздробив целостную картину мира на серию фрагментарных воззрений.
Очень часто русскую философию узнают в качестве таковой лишь в той мере, в какой она оказывается подобной
западноевропейской философии.
Таким образом, онтологизм как характерная черта русской философии противостоит гносеологизму
западноевропейской философии.
Примерно с середины XIX века взаимоотношения между русской и
западноевропейской философией перестают быть односторонне направленными.
Идея синтеза науки и религии получила развитие в неотомизме – наиболее авторитетном направлении современной религиозной
западноевропейской философии.