Новая
мемориальная культура нуждается в исторических исследованиях.
У этой самокритичной
мемориальной культуры, которая не только прославляет героев, но и чтит память о жертвах, пока ещё очень короткая история.
Путь, который здесь открывается и который представлен в этой книге в многообразных примерах, связан с третьим уроком истории – самокритичной
мемориальной культурой.
Мемориальная культура связана с тяжелейшими преступлениями в собственной истории.
Тем самым он чётко сформулировал второй принцип новой
мемориальной культуры.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: обварной — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Я утверждаю, что этот урок, как и урок исторической правды, добавился к ядру
мемориальной культуры лишь после окончания холодной войны.
Новая
мемориальная культура – это абсолютная историческая новация.
Красной нитью через всю книгу проходит тезис о том, что демократия укрепляется самокритичной
мемориальной культурой и, наоборот, упразднение демократии ведёт к историческому ревизионизму.
Цель
мемориальной культуры – поддерживать в общественном сознании нетерпимость к насилию и преступлениям, чтобы вновь не подпасть под государственный террор и не отступить от достигнутых завоеваний правового государства.
Сочетание новой формы революционной панихиды (с принесением клятв, обетом отмщения) и старого места захоронения указывает на то, что советский язык
мемориальной культуры ещё только обретал своё специфическое звучание.
Новая
мемориальная культура диалогична.
Понятие «
мемориальная культура» (Erinnerungskultur) присутствует в научных дискуссиях, выступлениях политиков, а также в средствах массовой информации и в повседневной речи с 1990‐х годов.
В этом пункте консервация с её аргументацией от исторической истины и реставрация, которая апеллирует к художественной правде, оказываются не настолько далёкими друг от друга: модернистский историцизм, с одной стороны, и модернистский эстетический элитизм, с другой, обнаруживают третью инстанцию, враждебную обоим: антиисторическую масс-культурную потребительскую интенцию апроприации прошлого в его символах и «макетах», потребление объектов, заведомо фальшивых и с точки зрения консервации, и с точки зрения реставрации, но никак не фальшивых с точки зрения массовой
мемориальной культуры, с точки зрения коллективной травмы, необходимости в обществе «компенсировать существенные потери в культурном наследии, как символ преодоления негативного опыта».
Свидетели стали краеугольным камнем
мемориальной культуры, которая сформировалась лишь двумя десятилетиями позже и спустя почти полвека после окончания войны, утвердившись благодаря новым понятиям, дискурсам и институтам.
Новая
мемориальная культура самокритична.
Эти установки не были поддержаны следующим «Поколением 68»; оно уже росло в условиях глобализации международной
мемориальной культуры и способствовало внедрению этой культуры в собственной стране.
Два из них – миротворческий проект и проект демократизации – появились после 1945 года и ещё раз прошли проверку после 1989 года; два других –
мемориальная культура и права человека – добавились к ним только после 1989 года.
В предисловии к английскому изданию своей книги «Истоки тоталитаризма» она в нескольких предложениях предвосхитила за полвека принципы новой
мемориальной культуры: «Мы уже не можем позволить себе взять то, что было благом в прошлом, и просто назвать его нашим наследием, отбросить плохое и считать его мёртвым грузом, который само время предаст забвению».
Тем не менее я рада, что книга привлекла к себе внимание многих читателей, у которых независимо от их политических взглядов или профессиональных интересов возникла та же потребность прояснить общие «точки кристаллизации европейской
мемориальной культуры».
Он ратует за переориентацию, которая вернёт нас от
мемориальной культуры к рефлексивному историческому сознанию.
Задача данной книги состоит в том, чтобы проанализировать основные понятия и темы, фигурирующие в дискуссии вокруг недовольства
мемориальной культурой, воздать им должное как ценным критическим импульсам.
Хотелось бы показать, что, несмотря на очевидные проблемы и порой ложные пути их решения,
мемориальная культура является несущей опорой гражданского общества.
Недовольство
мемориальной культурой отчасти обусловлено тем, что это понятие, переживая смысловую инфляцию, употребляется в совершенно различных значениях.
Подобная публичная
мемориальная культура формируется обычно спустя пятнадцать – тридцать лет после событий травматического или постыдного характера.
О споре экспертов относительно направлений развития
мемориальной культуры?
Накопительная память архива, напротив, включает в себя все те следы и реликты прошлого, которые не являются содержанием активной
мемориальной культуры.
В своей статье он описывает внутренний конфликт между функционером от
мемориальной культуры и личностью.
Внутри исторической науки наличествуют не только агностики
мемориальной культуры, но и широкий спектр разнообразных позиций в поле напряжённых взаимоотношений между историей и памятью.
О возражениях против
мемориальной культуры и её общем неприятии?
После начальной фазы интенсивного роста
мемориальная культура проходит ныне своего рода экзамен на аттестат зрелости.
Самокритичное изучение
мемориальной культуры указывает на то, что политические идеологии способны стереть из истории целые эпохи, погубив тем самым ценные сокровища общечеловеческой культуры.
Анализ не ограничивается наличным состоянием дел, ибо включает дискуссию о немецкой
мемориальной культуре в широкий европейский и глобальный контекст.
Моё решение вновь вмешаться в эту дискуссию обусловлено тем, что она ставит фундаментальные вопросы о состоянии, целях, формах и перспективах немецкой
мемориальной культуры, столь же актуальные, как и захватывающие.
Следует ли продолжить развитие
мемориальной культуры, и если да, то как?
Настало время осмыслить эти насущные вопросы и вызовы, которые затмеваются рутинной повседневной деятельностью, связанной с жизнью
мемориальной культуры.
Данная книга призвана вывести недовольство
мемориальной культурой на уровень критического обсуждения и внести посильный вклад в более глубокое осмысление и обновление нашего совместного проекта мемориальной культуры.
Непосредственным импульсом для написания данной книги послужило растущее недовольство
мемориальной культурой, которое выражается во множестве различных высказываний и настроений.
Некоторые специалисты не просто выражают недовольство отдельными формами
мемориальной культуры, но отрицают сам факт её существования.
Помимо ухода очевидцев и смены поколений существуют и другие причины для нынешнего недовольства немецкой
мемориальной культурой.
Всё это требует новых подходов к прошлому, которые, в свою очередь, влияют на качество
мемориальной культуры.
Тем самым рассмотрение мемориального дискурса не замыкается на немецкой специфике, а вопрос о значении и будущем
мемориальной культуры обретает ещё и транснациональную перспективу.
Оно отчётливо сигнализирует, что достигнута поворотная точка, где намечаются и уже происходят важные перемены в
мемориальной культуре XXI века.
Но не забыли ли мы, занимаясь развитием
мемориальной культуры, изучением индивидуальной и коллективной памяти, о самом забвении?
Новая
мемориальная культура радикально изменила традиционные формы коммеморации.
Ныне крайне актуальна самокритичная дискуссия о месте, где мы находимся, и о динамике развития немецкой
мемориальной культуры.
Исследование, посвящённое недовольству
мемориальной культурой, я начинаю краткой характеристикой концептуальной основы представлений о памяти и критическим анализом понятийного аппарата, который используется в рамках данной концепции.
Предлагаемое здесь критическое освещение немецкой
мемориальной культуры простирается от новейших медийных продуктов вроде телесериала «Наши матери, наши отцы», который транслировался каналом ZDF, до далекоидущих транснациональных коннотаций.
Не существует ни аналога исследованиям травмы, ни, как я уже говорила, достигшей соответствующего публичного статуса
мемориальной культуры, ни подступов к философии, которая работала бы с концепциями памяти и обращалась к катастрофе.
При столь большой разнице в значениях и способах употребления термина «
мемориальная культура» бывает почти невозможно понять, о чём, собственно, идёт разговор.
Это поколение не только принесло с собой критическое обсуждение немецкой вины, но и участвовало в руководстве при сооружении памятников, при разработке концепций музейных экспозиций, при производстве кинофильмов и создании других форм публичной
мемориальной культуры.