Постимперская ностальгия, которой ныне пронизано
российское сознание, не у нас впервые замечена.
В бытовом
российском сознании комплаенс понимается чаще всего в аспекте противодействия взяткам и ограничении конкуренции, или как аудит.
Системное изучение позволяет выявить воздействие на неё исторических тенденций общественного
российского сознания.
Их и впрямь было так много, что они сливаются в
российском сознании одна с другой.
Неслучайно это понятие получило столь широкое признание именно у нас в стране – ведь в российской культуре,
российском сознании поиск смысла всегда являлся главной ценностной ориентацией.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: расчирикаться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Важную роль играли также разрушения вследствие гибельных войн, повсеместная бедность и дисфункциональная экономика, – всё это не способствовало эстетизации разрушения в
российском сознании.
В. В. Путин, предложил устойчивое понятие, закрепившееся за российским бизнесом, да и бизнесом вообще в народном
российском сознании, заменить на более благозвучное.
Прежде всего, вытравить из
российского сознания штамп, что в современную эпоху открытия совершаются исключительно в огромных институтах, среди баков с азотом, коллайдеров, синхрофазотронов и токамаков, седовласыми академиками.
Самоуспокоенность – не для
российского сознания.
Одновременно с представлениями о неправедности богатства
российское сознание по-прежнему отвергает веру в возможность существования «трудолюбивых, талантливых и удачливых» богачей.
Однако «региональность» современного
российского сознания (в отличие от того, что имело место в XIX–XX в.) в условиях значительной унификации социальных и культурных стандартов, особой роли средств массовой коммуникации опирается скорее на такие моменты, как чувство общности исторической судьбы, традиций, переживания специфики положения своего региона внутри страны.
То есть
российское сознание, спрыснутое вначале «мёртвой водой», должно очнуться от спячки и вспомнить, откуда берут начало истоки русской духовности.
Впрочем, забегая несколько вперёд, скажем, что путь постепенной выработки в народе – как в его низших, так и в высших слоях – устойчивой привычки к каждодневному спокойному, методичному, аккуратному, то, что у нас, русских, называется «занудному» труду, путь этот в то время не имел в
российском сознании какой-либо серьёзной ценности.
Это происходит посредством захвата и «замусоривания» сферы формирования
российского сознания у подрастающего поколения средствами массовой культуры, уничтожения навыков традиционной коммуникабельности, инициативы по подавлению тенденции сплошной грамотности и разрушения выдающихся достижений советской средней школы.
Эти выводы позволяют подойти к пониманию специфики современного
российского сознания.
Состояние современного
российского сознания определяющего всё трудовое движение страны требует, конечно, наиболее профессионального социологического и прочего анализа, то есть составляет, на взгляд автора, важнейшую и актуальнейшую тему широких и глубоких научных исследований.
Российское сознание оказалось уже более подготовленным.
Читателя буквально на каждой странице поджидают свидетельства просто невероятного для
российского сознания пиитета перед фигурой учителя.
Наконец,
российскому сознанию в качестве онтологической ценности приписывается стереотип нестяжательства, осуждение богатства, что также противоречит принципам модерна.
Наша же «договорённость» достигнута во многом на базе негативных мифов, искусно внедрённых в
российское сознание.
Отсюда и тревога по поводу искусственного внедрения современными политиками в наше
российское сознание прозападных ценностей.