Кроме изданий по теории русского и славянских языков, а также экспериментальной фонетики, стал автором публикаций по теории музыки и истории
русской музыки.
До середины ХVII в.
русская музыка имела, в основном, церковный характер.
Мы сразу же распознаем чарующие звуки
русской музыки от музыки иностранной.
Это, в свою очередь, требует рассмотрения основных мотивов современной
русской музыки, тенденций развития русской национальной музыкальной школы, т.е. того культурного контекста, в котором формировалось творчество композитора.
Глинка писал: «.может быть, эти песни, слышанные мною в ребячестве, были первопричиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную
русскую музыку».
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: амилоза — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Это то же самое, как: «А
русскую музыку могут играть только русские?» Это неправильно.
А в операх своих он не выражает идей новой
русской музыки, слишком уж засиделся в эпохе романтизма, ему бы подключиться к поиску новых путей-дорог и т. д.
Особенности русской песни, обусловившие национальное своеобразие
русской музыки. Пять периодов в истории русской оперы.
Можно сказать, они стали своеобразным «перегноем» и подготовили приход уже всем нам знакомых гениев
русской музыки XIX века.
Оба композитора принадлежат к числу ярких новаторов в мировой музыкальной классике, оба внесли неоценимый вклад в дальнейшее развитие
русской музыки, фактически указав основные пути её развития.
Все «романтическое», и по сути – «философичное», от дилемм стилистики и «национального своеобразия» обращенное к глубине самовыражения и художественно-философскому осмыслению мира, вместо насаждаемой «национальной замкнутости» стремящееся к общекультурной сопричастности и сюжетно-тематической широте, и в плане стилистики – «обобщенное» и «национально отстраненное», тяготеющее к «разнообразию», программно отрицается и чуть ли не ритуально «изгоняется» из пространства
русской музыки через такие нехитрые приемы, как «осуждение» и «остракизм», позиционирование в качестве чего-то «чуждого» и т.д. Фактически – то музыкальное искусство, которое от ограниченности и тенденциозности стилистики обращает к ее разнообразности, от «национальной замкнутости» музыки – к общекультурной сопричастности и сюжетно-тематической широте таковой, к горизонтам философизма и самовыражения, к сотрудничеству с европейской и мировой музыкой по общим и сущностным художественным дилеммам, оказывается «мешающим» и программно отвергается.
Мы все говорили по-русски, были православными, впитывали с младенчества русские традиции, читали русские книги, проводили концерты
русской музыки и ели типичные блюда русской кухни.
Возможно, это способно до некоторой степени прояснить, насколько «аффекты патриотизма», дилеммы «славянофильства» и «борения национальной идентичности», в целом – связанные с национализмом «социальные аффекты», переносились и на сферу «музыкального» и «эстетического», оказывали на неё концептуальное внимание, формировали эстетические идеалы и такой ключевой из них в этот период, как необходимость для
русской музыки быть «идентичной» за счёт «национального своеобразия» и «фольклорности» её стилистики.
Говоря иначе – вопрос о «национальной идентичности» музыки, в отличии от того ракурса, в котором его ставят «стасовская эстетика» и
русская музыка второй половины 19 века в целом, совершенно не тождественен концептуальности и своеобразию музыкальной стилистики, определённости и «особенности» форм, используемых в творчестве музыки.
Ещё точнее – в отождествлении художественной и национальной идентичности
русской музыки с её «национально-стилистическим своеобразием», с ограниченной, «фольклорной» по принципу стилистикой, с довлением и «всеобъемлющим» характером подобной стилистики.
Конечно же – художественно-музыкальная, оперная разработка этого сюжета, подразумевала именно раскрытие его философской «конвы», его экзистенциального и философского символизма, что предъявляло к самой музыке и её стилистике совершенно определённые требования, обращало к обобщённой поэтичности, символичности, смысловой объёмности и выразительности «романтического» музыкального языка, к возможностям и особенностям, отсутствовавшим в пестовавшемся в тот период в
русской музыке языке «фольклорных русских форм».
Русские певцы, скрипачи и пианисты исполняли
русскую музыку в дополнение к обычному репертуару.
Русская музыка должна быть «русской», то есть обладающей внятным «национально-стилистическим своеобразием», за счёт такого «своеобразия» идентичной – такова главенствующая в 50-90-е годы 19 века эстетическая установка, но за всей её кажущейся «логичностью», таятся сущностная и стилистическая ограниченность, «национальная замкнутость» музыкального творчества, доминирование в нём дилемм и вопросов стилистики на сущностными целями самовыражения и художественно-философского осмысления мира, целей и сверхзадач «национального» плана – на общечеловеческими горизонтами и дилеммами, подразумевающими диалогичность и общекультурную, а не только национальную «сопричастность», сюжетно-тематическую широту и стилистическую разносторонность.
Ведь дело же не в том, что как и европейские музыкальные школы, в какой-то период
русская музыка становится охваченной тенденциями и борениями «национализма» и связанными с этим художественными дилеммами, стремлением к глубокой «национальной сопричастности» музыкального творчества на уровне художественных целей, сюжетно-тематических горизонтов и т.д.
Фактически – только в третьем поколении композиторов,
русская музыка приходит к глубинному диалогу и сотрудничеству с европейской и общемировой музыкой по наиболее сущностным дилеммам (и художественно-эстетическим, и нравственно-философским и экзистенциальным), на основе восприятия и постижения общего наследия, в глубоком же взаимовлиянии.
Три пьесы: «Русская песня», «Мужик на гармонике играет», «Камаринская»передают характер
русской музыки.
Опера стала одним из символов
русской музыки.
Но и постоянным желанием слушать
русскую музыку и исполнять её самому.
Всюду звучала
русская музыка.
Однако – дело конечно не только в этом: отмеченный художественный конфликт был глубинным и сущностным, олицетворял противоречие в пространстве становящейся
русской музыки между тенденциями «романтического», экзистенциально-философского универсализма музыкального творчества, и тенденциями «музыкального национализма», ограниченным взглядом на музыку как искусство «всеобъемлюще национальное», стилистически своеобразное и ограниченное в этом.
Изрыгая слова под бойкий топот местных самородков, поборники местной культуры, деятели передовой и боевой пропаганды вроде бы совсем не слыхивали о великой
русской музыке, живописи, литературе, брезговали родным, в первую голову деревенским, наследием в силу его полного и непоправимого отставания, идейной невооруженности, лишённой накала классовой непримиримости к врагам партии и советской власти.
Провёл концертлекцию «Мировое значение
русской музыки» – срам невероятный, меня буквально выгнали с кафедры, т.к. лекция никому не была нужна.
Приближается, пошатываясь – словно соскочив с подпорченного диска, – напрочь забытая старинная
русская музыка.
Исключение, потонувшее в странных философских омутах, невероятный талант, ни с того ни сего возомнивший себя тем, кто решает, что для
русской музыки хорошо, а что плохо.
Государь ввёл при дворе европейское платье и линейные ноты, при нём расцвели
русская музыка, живопись, архитектура и поэзия.
Церковная хоровая полифония оказала влияние на все жанры
русской музыки.
Потому что наша
русская музыка замечательна и очень любима, но если концентрироваться на русском репертуаре, это ограничивает музыканта.
Солженицына, классические произведения
русской музыки, изобразительного и театрального искусства.
А
русская музыка существовала, музыка великая, высокопрофессиональная, с достаточно древними традициями.
Безусловно, есть достижения и в накоплении документальных материалов по древней
русской музыке.
Нельзя спутать
русскую музыку с узбекской, неаполитанской или грузинской.
На западе оперный либреттист давно уже был вполне уважаемой фигурой, но в
русской музыке ситуация в этой области ещё долгое время оставалась весьма проблематичной.
Ведь он создал самую удивительную, самую смелую
русскую музыку.
Три года они работали, вложили столько душевных сил, своих трудов, они поставили интересы
русской музыки выше своих собственных – вот в этом уникальность этой истории.
Потом дивные дуэты, которых сейчас никто не знает; там изумительные совершенно; папа
русскую музыку, наверное, она ему… тем не менее всё же почему-то была ближе, хотя я не знаю, всё он любил и всё он на свете знал.
Тем не менее, в истории
русской музыки непросто найти более загадочную и противоречивую фигуру.
Музыковеды усматривают в этом общем для исторического периода развития современной
русской музыки явлении направленность к глубинным первоосновам искусства.
Теперь появилось желание играть и сочинять, появилось стремление учиться, познавать, набираться опыта, понять глубокие корни и законы, на которых зиждется
русская музыка.
Особый интерес представляют взаимосвязи прокофьевского творчества с ведущими течениями зарубежной и
русской музыки конца XIX века – первой половины XX века.
Соперничество двух новаторов
русской музыки XX века – проблема очень острая и заслуживает особого рассмотрения.
Балакирев был известен не только как замечательный дирижёр и энергичный деятель на поприще истинно
русской музыки; не менее замечательна его композиторская деятельность.
Но я ещё раз подчёркиваю, что сознательного возвращения к циклу
русской музыки я не планирую.
Но почему-то считается так: если неспециалист по
русской музыке дирижирует всем – и русской, и западной музыкой, – то это очень хорошо и этому отдаётся преимущество.
Итак, вы намерены писать
русскую музыку.