Но всё-таки мысль, что я ничего не значу для неё, что, заняв па минуту её воображение, я только дал пищу её весёлому любопытству, – мысль, что воспоминание обо мне не нагонит на неё рассеянности среди её триумфов и не омрачит сильнее лица её в грустные минуты, – что прекрасные глаза её остановятся на каком-нибудь рижском фате с тем же пронзающим и
сладострастным выражением, – о, эта мысль невыносима для меня…
Будь я влюблён, в воскресенье со мной сделалась бы судорога от бешенства и ревности, между тем мне было только досадно, – и всё же мысль, что я для неё ничего не значу, что пробудив и заняв её воображение, я только тешил её любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает её более задумчивой среди её побед, ни более грустной в дни печали, что её прекрасные глаза остановятся на каком-нибудь рижском франте с тем же пронизывающим сердце и
сладострастным выражением, – нет, эта мысль для меня невыносима; скажите ей, что я умру от этого, – нет, лучше не говорите, она только посмеётся надо мной, это очаровательное создание.