Вот почему, на мой взгляд, история
советского атеизма – это прежде всего политическая история.
Тем не менее первоисточники о разновидностях
советского атеизма многочисленны и разнообразны.
Однако ни в каких галлюцинациях до этого я не был замечен ранее, тем более что я рос в атмосфере умеренного
советского атеизма конца 70 – середины 80- х годов прошлого века.
Но
советский атеизм был также инструментом власти, орудием, которым можно было громить конкурирующие источники политического, идеологического и духовного авторитета.
Так насколько успешен был
советский атеизм как идеология и политический проект?
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: изомеры — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Наконец,
советский атеизм оставался маргинальной темой и в быстроразвивающихся исследованиях, посвящённых периоду позднего социализма.
Когда в ходе перестройки партия начала рассматривать
советский атеизм не как средство осуществления этого проекта, а как помеху на его пути, атеизм был отброшен за ненадобностью.
Таким образом, мы можем рассматривать
советский атеизм как зеркало, отражающее значимость религии для коммунистической идеологии на протяжении всего исторического развития советского общества.
Меня спрашивали о том, что исследование атеистической политики может нам сказать о значимости идеологии для всего советского проекта, и особенно о её роли в его крушении; о взаимоотношениях между
советским атеизмом и религией и, конечно, о том, не представляла ли собой коммунистическая идеология по самой своей сути религию; наконец, о взаимосвязи между советским атеизмом, секуляризацией, секуляризмом и секулярностью.
Напротив, идеология и атеизм приобретали тогда особое значение именно потому, что большинство советских людей были индифферентными к
советскому атеизму, научно-материалистическому мировоззрению и советской коммунистической идеологии, тем самым поставив партию перед серьёзной политической дилеммой.
Однако парадокс
советского атеизма состоял в том, что, несмотря на его важную роль для коммунистической идеологии, на практике никогда так и не было определено, что же он собой представляет и кто конкретно должен его разрабатывать и распространять в массах.
Хотя различные дефиниции религии остаются значимыми для понимания
советского атеизма (в том числе определения религии как веры в сверхъестественное, или как силы, которая сплачивает общество, или как инструмента власти), для написания его истории важнее всего, что атеистический аппарат определял религию как нечто чуждое и укоренённое в старом мире: идеологию прежнего социально-политического порядка, ложное мировоззрение, отмирающий образ жизни.
Более того,
советский атеизм был переосмыслен: поскольку религиозные институции считались политически лояльными и даже стоящими на патриотических позициях, религия стала идеологической проблемой, «пережитком», который необходимо искоренить в сознании советского человека путём просвещения.
Это обстоятельство определяло логику внутреннего развития
советского атеизма, заставляя, например, пропагандистов атеизма переносить фокус своего внимания с борьбы против церкви и церковных догм на поиск замены религиозным обрядам и ритуалам – той сфере, которая имеет особенную важность для православия.
Для
советского атеизма религия была проблемой, требовавшей решения; но то, как именно атеисты видели эту проблему, кардинальным образом изменялось с ходом времени.
Вместе взятые, эти вопросы сводятся к следующему: что может поведать нам книга о функционировании
советского атеизма в качестве идеологии, религии, формы секулярности и агента секуляризации и в какой мере эта история атеизма проливает новый свет на старые споры о природе религии и секуляризации.
При этом их авторы обращали особое внимание лишь на ранний советский период, а послевоенный и в особенности постсталинский период – когда
советский атеизм превратился в теоретическую дисциплину и внедрялся на массовом уровне – остаётся в основном неизученным.
Попытка
советского атеизма конкурировать с религией и в конечном итоге победить её даёт нам возможность увидеть, как в рамках советской коммунистической идеологии определялась борьба между старым и новым и как коммунистическая идеология искала подходы к сознанию, сердцам и душам советских людей.
Тем не менее для истории
советского атеизма теоретические проблемы дефиниций религии вторичны, поскольку независимо от того, действительно ли религия является универсальным атрибутом человеческого общества, все те, кто составлял так называемый «аппарат» советского атеизма – партийные и правительственные чиновники, идеологи и пропагандисты, обществоведы, работники культуры и активисты, – принимали за аксиому, что религия существует, что она является антитезой коммунистической идеологии, представляет собой угрозу коммунистическому проекту и потому должна быть изгнана из жизни советского общества.
Предназначение атеистического аппарата состояло в том, чтобы формировать
советский атеизм и внедрять его в массы; этот атеизм должен был выполнять политические задачи, основываться на теоретических достижениях общественных наук и при этом быть достаточно практичным и убедительным, чтобы стать органичной частью жизни советского общества.
Там он посвятил себя делу, которому отдавал все силы вплоть до своей смерти в 1955 г.: возрождению
советского атеизма.
Для лидеров региона барьер был выше – боязнь распространения коммунизма, вскормленная и собственными националистическими и социальными инстинктами, и долголетней западной пропагандой, и официальным
советским атеизмом.
Третья причина связана с тем, что религиозная традиция в селе не прерывалась даже в эпоху
советского атеизма.
Особенно это заметно у старейших язычников, начинавших с чистого листа
советского атеизма и ещё не имевших под собой той чрезвычайно усложнённой родноверческой мифологии, которая вынуждена как-то соотносить себя с универсальным «принципом веры», частично даже беря его на вооружение против господствующей иудео-христианской традиции.
Оголделый
советский атеизм уходил в прошлое.
В этом смысле православие даже в большей степени, чем ислам, вышло ослабленным из периода
советского атеизма, который сменился периодом анархии и пребывания без ориентиров и приоритетов («без руля и без ветрил»), а затем наступило время поиска и выбора новой правящей идеологии или идеологий.
Разумеется, такое поведение можно было оценить и как самовыражение тех лиц, которые после краха
советского атеизма, вдруг именно в лютеранстве и нашли свою реализацию.
Признаюсь, у меня были вначале некоторые предубеждения, как следствия прежнего воспитания в духе
советского атеизма.
В 1990—2000-е гг., после десятилетий
советского атеизма, огромное количество людей вновь обратились к религии.
Все они были православными, по праздникам ходили и водили детей в церковь, пекли куличи и даже постились в строгие дни постов, но, конечно, истинно верующими не были, поэтому к
советскому атеизму отнеслись спокойно.
Секуляризации, правда, особой, взращённой
советским атеизмом, заменившим социальную религию бытовым суеверием.
Отказ как от любой традиционной религиозности («веры в бога»), так и от
советского атеизма.
Хотя в период расцвета
советского атеизма в науке и совершались великие дела: происходил научный подъём, делались открытия, велись исследования, которые до сих пор имеют ценность.
Не смотря на всеобщий
советский атеизм, Пасха справлялась всегда, пусть не гласно, не пышно, но на булочки всегда припасали продукты.
Вот так
советский атеизм, гордо называвший себя «научным», в качестве своего фундамента полагал марксистско-ленинские аксиомы, т. е. утверждения, принимаемые на веру.
Он объявил крестовый поход против воинствующего
советского атеизма.