Вторая часть посвящена тому, как
средневековые читатели откликались на изображения демонов, грешников и других сил зла, которые смотрели на них со страниц рукописей.
Миниатюры, как известно, несут не менее важную для
средневекового читателя информацию, чем само повествование.
Но внимательный
средневековый читатель, искушённый во всех тонкостях поэтического искусства, должен был уже при первом прочтении уловить весь аллюзивный подтекст.
Они в достаточной степени лишены абсурда и чудес, которые доставляли удовольствие
средневековым читателям и составляли основу литературы о путешествиях того времени.
Однако внимательный
средневековый читатель, искушённый во всех тонкостях поэтического искусства, должен был уже при первом прочтении уловить весь аллюзивный подтекст.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: гравилат — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Подобные аллюзии, никогда не выраженные эксплицитно, достаточно прозрачны и должны были прочитываться
средневековым читателем.
Восприятие книги и её содержания
средневековым читателем было совершенно иным: читатель не гнался за новыми сюжетами и образами, его интересовал сакральный смысл произведения, зашифрованный между строк.
Так,
средневековый читатель, смотря на изображение бобра в бестиарии, обычно видел некое хищное животное, больше похожее на собаку, а вовсе не на тех бобров, которых он мог наблюдать воочию.
Недаром герменевтика выросла из попытки
средневековых читателей понять античные произведения.
Существенно и требует объяснения другое: автор и его
средневековые читатели, немалое число из которых поднаторели в военном деле, как бы «не замечают» очевидных несуразностей в явленной картине боя; прямым противоречиям даже крохотному количеству фактологических деталей «Задонщины», тем более, что там они украшающий фон, но тем не менее естественны и логичны – здесь сам стержень государством канонизированного повествования, но тем не менее подозрительно неправдоподобны.
Но даже если видеть в нём чисто литературный конструкт, в глазах
средневекового читателя он выглядел как описание реального случая, свидетельство и о чуде, и о повседневных человеческих отношениях.